Не выпускайте чудовищ из шкафа (СИ) - Демина Карина (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt, fb2) 📗
Старое.
Будто тут и прежде так было.
- А он все-таки изрядная свинья, - сказал Ник-Ник с чувством глубокого удовлетворения. – Даром, что гостей не любил.
- А ты напрашивался?
- Само собой. Любопытно же было глянуть, как люди живут.
Ну да. К нам он тоже заглядывал пару раз.
В столовой – стол из темного дерева. И пятно то ли сока, то ли вина, разлитого, да так и впитавшегося в древесину. Груда тарелок, что стояли на дальнем конце. И здесь к вони апельсина примешивался легкий запах гнили. На полу валялись куриные кости.
Да уж…
Неожиданно.
Он что, даже прислугу сюда не впускает?
Хотя… видимо, не впускает.
- Что здесь происходит? - нервный голос заставил меня разогнуться и, само собой, я впечаталась затылком о столешницу.
И зарычала от боли. Поэтому Ник-Ник поспешно заткнулся, хотя по роже видно, что смешно ему. А чего тут смешного?
Зато запонку нашла.
Золотую.
- Божечки милосердные! Что тут твориться?! – трубный глас купчихи Санфеевой заставил меня поспешно убрать находку в карман.
Это не воровство.
Просто… что-то с ней не так было, с этой запонкой.
- Да что он…
Санфеева Дорофея Ильинична была дамой корпулентной, внушающей уважение. И костюм из светло-серого, с искоркою, сукна лишь подчеркивал серьезные формы её. На массивной груди белой пеной морской поднималось кружево, ныне примятое ладонью.
- Как он мог… как он мог! – возопила она, устремив взгляд в потолок. – Где он?!
Преисполненный искреннего возмущения вопль её разлетелся по комнатам.
- Самому знать бы хотелось, - с печалью произнес Ник-Ник, отодвигая стул. – Вы присядьте, Дорофея Ильинична. Присядьте. Такие волнения…
- Стол! Из дубу деланый! – она провела ладонью по столешнице. – Полированый! Лакированый! Попортил, иродище поганое…
- Не трогайте ничего! – взмолилась я, уже понимая, что придется тяжко. Но суровый взгляд выдержала. – Тут могут быть улики.
Дорофея Ильинична рухнула на стул, должно быть, тоже из дуба деланый, если даже не скипнул.
- Как давно вы Барского видели? – спросил Ник-Ник.
А она, вытащив откуда-то из кружева платок, принялась обмахиваться.
- Паркет… береза карельская, еще супруг мой… весь изгваздал… и пылища какая! Я ж ему предлагала! Я ж говорила, что уборка входит в аренду… а он мне что?
- Что?
- Что, мол, чужих не любит. Не пущал! Ни кухарку, ни горничную. Даже меня не пущал!
Надо же…
- Я ж тогда крепко нуждалась, - словно оправдываясь, произнесла Дорофея Ильинична. – Супруг мой отошел, осталась я одна, сиротинушка… голым гола, бедным бедна… кажную копеечку считала.
На пухлых пальчиках её поблескивали колечки, а из кружева нет-нет да выглядывали гладкие бока жемчужин.
- Тогда-то и решилась дом переделать. Но публики приличной, понимающей, мало. А тут он… и сразу мол, готов плату за пять лет внести.
Интересно.
И взгляд у Ник-Ника выразительный. Мол, я же тебе говорил.
- Только, мол, условие, чтоб ко мне никто не хаживал.
- Совсем никто?
- Никто. Соседей и то не пущал. У нас вон Селивестров – человек в высшей степени обходительный. Всегда-то к себе приглашает. А этот… ни к нему, ни к себе. Баб и то не водил! Я уж, признаться, решила, что он того… совсем на войне пораненый, - доверительно призналась купчиха. – Меня-то младшенькая Селивестрова просила узнать. А что, мужчина видный, небедный… ежели так-то. Но увы, увы…
Странно это.
До боли.
- Он-то грязную посуду, как наберется, в ящик и выставлял. За дверь. Чистую после забирал. А тут вот уж седмицу, как никак.
Семь дней?
Что это значит? И значит ли хоть что-то, кроме того, что с Барским приключилась хандра.
- А сегодня не появлялся?
Она призадумалась.
- У Проньки спрошу. Он, поганец, стоял всю ночь, если спать не повадился… позвать?
- Позовите, окажите милость, - Ник-Ник попытался изобразить очаровательную улыбку, но вышло хреновато. Впрочем, купчиха зарозовела. И поднялась этак, неспешненько.
- Не старовата для тебя? – шепотом поинтересовалась я.
- Не всем же судьба богатого муженька подарила, - Ник-Ник огрызнулся не зло. – А женщина видная. Одинокая. Что думаешь?
- Был он дома, - я вытащила запонку из кармана. – Вот. Узнаешь?
- А должен?
- Вчера на нем такие были. Он их по средам надевает. Смотри, с гранатами.
- И чего?
- Не придуривайся. Ты не такой тупой, каким хочешь казаться, - я перевернула запонку пальцем. – Видишь? Крепление обломано. А они качественные. Я знаю эту фирму.
Дорогая.
А еще на Дальнем их представительства точно нет.
- Мог сам сломать.
- Мог, - согласилась я. – Но домой он заходил. Должен был.
Тут Ник-Ник не стал спорить. Да и купчиха, вернувшаяся с компаньонкой и сонным лакеем, который отчаянно пытался подавить зевоту, подтвердила: Барский домой возвращался.
Поздно. Сиречь, рано. В четвертом часу утра. Или ночи. Тут уж как оно удобнее кому.
Это уже не Санфеева, это уже Пронька. Он и в журнале написал, потому как положено. Жилец прибыл. Ключа, правда, не получал, потому как доверия у него к Проньке не было, а потому ключ от квартиры с собою таскал повсюду.
А так-то что…
Ничего.
Выходить не выходил.
Гости? Не было гостей. Ни к нему, ни от него. Пронька снова зевнул широко так, заразительно. А я вот задумалась. Если Барский вернулся, то… где он?
Где, мать вашу?
Я прошлась по комнатам. Хоромы были… загаженными. Мягко говоря. Громадная кровать под балдахином, и комки грязного белья. Треснувшая подушка, пух из которой осел и на кровати, и на балдахине из винного бархата, и на таких же помпезно-роскошных портьерах.
Паркет.
И клочья пыли, что перекатывались по нему. Зарастающий рыжим налетом унитаз, при виде которого Санфеевой стало столь дурно, что она вознамерилась даже лишиться чувств. Но потом окинула фигуру Ник-Ника критическим взглядом и, верно, поняла, что не удержит.
И лишаться передумала.
- Божечки мой, божечки…
Ванна в темных потеках. И кран с бронзовыми вентелями, на которые Барский нацепил по носку.
Гардеробная комната.
Дыра в паркете.
Вид её заставил Санфееву заклекотать, тоненько, как-то совсем уж по-птичьи. Видать, от возмущения купчиха вовсе утратила способность говорить.
К слову, в гардеробной апельсином пахло слабо.
- Выйди, - попросила я Ник-Ника и взглядом указала на купчиху и Проньку, который явно передумал спать, и теперь ходил следом, выглядывая, вынюхивая и все-то запоминая.
Я сделала вдох, сдвигая мешающий запах. Здесь это было можно сделать. И место для иных освободилось. Кислого пива… так и есть, в дальнем углу пара бутылок. Мокрой шерсти… шуба? Она самая. Мех еще влажноват, а ведь днем и ночью дождя не было.
Стало быть, надевал её Барский позавчера. Куда?
Нет, не в лес. В шубе и по лесам только зверью бродить сподручно. Тем более, когда шуба соболья, в пол. Я коснулась меха. Хорошей выделки, вот только обращались с нею хреново. Как и со всем тут. Потому и ворс потускнел, и полез волос, оставаясь на руках.
Нет, не то.
Что еще?
Запах Барского? Тело и туалетная вода. Зато теперь ясно, что водой этой он перебивал кислый запах пота. Надо же… а вот от дыры в полу пахло силой.
И невелика она.
Хотя откуда большой взяться-то? Квартира на третьем этаже. Переборки здесь толстые, но не настолько, чтобы пол долбить. Нет, сюда бы влезла… что?
Шкатулка?
Я сунула руку. Заговоренная. Так и есть, эхо силы осталось. И значит, шкатулка пряталась в этом месте давно. Год? Два? Десять?
А что в ней было?
Нет, не золото. Золото довольно неудобно хранить. Если много. Массивное. Тяжелое. Объемное. Лучше камни? Украшения? На войне ведь всякое случается. И сперва фрицы мелким гребнем прошлись по нашим землям. Потом… было то, о чем не принято говорить.
Но могла попасть в руки Барского некая шкатулка? С украшениями ли? С камнями… подозреваю, что все же камни. Украшения – вещь такая, продать по хорошей цене куда как сложнее, особенно, если внимания привлекать не хочешь. Да и размеры тайника таковы, что много не влезет.
