Terra Insapiens. Дороги (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович (книги онлайн .txt, .fb2) 📗
Писатель, издали наблюдая за беседами Поэта с Шутом, ревновал к их дружбе, и пытался склонить Шута в свою сторону.
— Что вы нашли в этом рифмоплёте? — выговаривал он Шуту.
— Он умный человек.
— Но он сумасшедший!
— Одно другому не мешает, — высказал Шут и добавил, лукаво посмотрев на Писателя. — Некоторые сходят с ума, не имея оного.
Однажды Артур увидел Поэта о чём-то беседующим с Писателем. Для Артура это было удивительно, потому что он знал — два служителя Муз недолюбливали друг друга. Особенно у Писателя всегда было настороженно ревнивое отношение к Поэту.
— У вас появились общие интересы? — спросил он Писателя, когда тот подошёл.
— У нас всегда были общие интересы — наша жизнь в искусстве. Хотя я не могу себя назвать любителем поэзии, но… признаю за ней право на существование.
— Она вам очень благодарна! — не смог удержаться Артур. — О чём вы беседовали?
— Я посоветовал ему использовать начальные рифмы, и даже подарил ему одну такую.
Писатель гордо посмотрел на Артура, ожидая, что он поинтересуется. Артур не стал разочаровывать его ожидание и спросил:
— И что же это за рифма?
— Украл укроп, — продекламировал Писатель.
— Надо же! Какая забавная рифма. Вы открываете новое направление в поэзии. Может быть, вам самому попробовать что-то написать в этом роде?
— Я не опускаюсь до поэзии, — гордо сказал Писатель. — Связывать свою мысль рифмой, значит насиловать её.
— Поэзия — это не только мысль, — не согласился Артур, — и даже не столько мысль, сколько чувство. Некоторые вещи можно понять, только прочувствовав их. Осмыслить их невозможно.
— Поэзия, поэзия… — пробурчал Писатель. — Я отношусь к рифмованию, как к интеллектуальной игре. Я однажды подарил Поэту рифму: красивый — как мерин сивый. Так он на меня рассердился. Смешной чудак.
Артур чуть позже подошёл к Поэту и поинтересовался:
— Как вам свежая рифма от Писателя?
— Да ну его! С умным видом изобретает велосипед. У талантливых авторов звуки переливаются и перекликаются по всему телу стиха. Это музыка слов. Я вообще делю поэтов на рассказчиков и музыкантов. Первые составляют большинство. Они сочиняют маленькие рассказики, приукрашивая их конечными рифмами. Великие поэты — всегда музыканты. Именно музыка стиха является очарованием поэзии.
Постепенно все расслабились и вернулись к привычным для себя занятиям. Сократ продолжал свои прогулки с невидимым собеседником. Судья листал книги о средневековой Франции, размышляя — кого бы привлечь к суду? Паскаль засел за свой ноутбук.
— Что он такой озабоченный? — спросил у Артура Шут, наблюдая Паскаля, который вечером во дворе, положив голову на ладонь, задумчиво разглядывал щербатую лунную поверхность стола.
— Он смысл жизни ищет.
Шут посмотрел на Артура удивлённо и вопросительно.
— Да?.. И что он будет с ним делать?
— Радоваться… — Артур неуверенно пожал плечами.
— А просто так радоваться нельзя?
— У него не получается, — вздохнул Артур.
Шут задумался.
— Это же не нормально.
Теперь задумался Артур.
— Что такое норма? Нормальны вот эти камни, — он указал на стену, — вот эти мраморные истуканы, — досталось Аполлону, — нормально мёртвое. Живое — это уже отклонение, уже ненормально.
— Один ищет Бога, другой ищет смысла, — рассуждал Шут. — Все чего-то потеряли! А я вот ничего не ищу, потому что ничего не терял.
Мимо прошёл Писатель с лопатой на плече.
— Он у вас садовник, что ли? Ты же говорил, что он Писатель. Чего он всё копает?
— Он пытается найти на острове клад. Недавно он откопал серебряную монету, страшно обрадовался и перерыл в том месте всё на два метра вглубь, но больше ничего не нашёл. Теперь ходит и жалуется, что натёр мозоли и не может писать.
Поднявшись на третий уровень Замка, Артур прошёлся по пустым комнатам, зашёл в комнату Евы и с грустью оглядел её. Смятая постель, брошенные на пол куклы, дохлые рыбки в аквариуме. Вздохнув, он вышел и прикрыл дверь. Он прошёлся по коридору и увидел Маркуса. Маркус стоял в картинной галерее и рассматривал «Мону Лизу». Артур подошёл к нему.
— Как безжалостно время! — глядя на картину, слегка наклонив голову, сказал Маркус. — Ничто не может избежать старения… Вы знаете, изначально эта картина была совсем иной. Ни один из оттенков её уже не соответствует тому, что было раньше. Если бы Леонардо увидел её теперь, он бы её не признал. Подумал бы, что это чья-то бездарная подделка.
— Хозяин уверял меня, что это подлинник, — вспомнил Артур.
Маркус недоверчиво посмотрел на него и пожал плечами.
— В это трудно поверить. Хотя… после всего, что произошло с нами, я уже ничему не удивлюсь.
— Предположим, у нас есть копир, — стал размышлять Маркус, — устройство, позволяющее делать точную копию предметов. Предположим, мы сделали точную копию этой картины. Будет ли она обладать в наших глазах той же ценностью, что и оригинал?
— Тут важные слова — «в наших глазах», — заметил Артур. — Ценность произведения искусства всегда субъективна. Поэтому в моих глазах копия не будет обладать той же ценностью.
— Но ваши глаза не смогут отличить копию от оригинала. Более того, через некоторое время вы неизбежно начнёте сомневаться — а не перепутали ли вы копию с оригиналом? А не смотрите ли вы с любовью и восхищением на подделку?
— Что вы этим хотите сказать? — уставился на Маркуса недоумённым взглядом Артур.
— Ничего, — смутился Маркус. — Кроме того, что все наши ценности субъективны и не имеют вне нас никакой цены.
Поздним вечером собрались у костра на берегу, пекли картошку, пили горячий чай, и Артур предложил:
— Давайте, каждый расскажет — как он попал в этот Замок. Андрон, начните вы.
Андрон пожал плечами и, слегка смущаясь, сказал:
— Я стукнул по голове свою подругу, как стучат по телевизору, когда он плохо показывает.
Он невинно посмотрел на слушателей.
— Я её починить хотел. А она в больницу попала, чуть не померла.
— Как это ты её починить хотел?
— Самый простой способ ремонта неисправного механизма, который применяют даже опытные мастера… У меня как-то не работал телевизор. Позвал приятеля, он обошёл вокруг телевизора, стукнул куда-то сбоку, тот заработал. Ну, ушёл приятель, через час — телевизор опять не работает. Я уж его и стучал, и тряс — ничего не помогает. Позвал опять приятеля, тот подошёл, один раз стукнул — телевизор работает. Чудеса, да и только. А он мне говорит: «стукнуть каждый может, но только мастер знает — куда и как!»
Адам засмеялся.
— Значит, ты плохой мастер. Стукнул свою подругу не туда и не так… А с чего ты решил, что твоя подруга сломалась?
— Да достала совсем — и пилит, и пилит. То ей не так, это ей не так. Я говорю: «что-то ты, подруга, скрипеть стала много, надо твои шестерёнки смазать». Она ещё хуже взбеленилась. Ну, я её и стукнул. Чтобы починить…
— Домашнее насилие, от одного года до пяти лет лишения свободы, — рассудительно сказал Судья.
— Да я тоже надеялся, дадут мне годик — ну и ладно! Так она меня в сумасшествии обвинила. «Посмотрите», — говорит, — «что он из нашей квартиры сделал! Посреди комнаты землю навалил, и муравейник развёл. Я», — говорит, — «даже спать не могу — муравьи по мне ползают».
— Это безобразие, — нахмурился Судья. — Это уже издевательство над человеком, другая статья.
Он покачал головой.
— Я лично попал сюда исключительно по злой воле моих врагов. Это судья Рочестер, мой давний недруг, упрятал меня в сумасшедший дом. Я всего лишь хотел навести элементарный юридический порядок в мире. Это здравое, нормальное желание человека моей профессии.
— В мире надо навести человеческий порядок, а не юридический, — выразил своё мнение Поэт. — Будет нравственный закон — юридический и не понадобится.
— Ой, только не начинайте этот спор заново, — запротестовал Артур. — Лучше расскажите — как вы сюда попали? — обратился он к Поэту. — Вы такой мирный, нормальный человек. Как вас угораздило?
