Лемминг Белого Склона (СИ) - Альварсон Хаген (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
В то время Восточными Заливами правил Эгиль Эриксон из Сканесфьорда. Все почитали за лучшее платить ему дань или по крайней мере не навлекать на себя его гнев. Дошло до того, что он обложил податью жителей Сторвега к востоку от Бьёрндаля. Там жили дикари: оленеводы да охотники. Они платили пушниной. Эгилю нужен был надёжный человек, чтобы держать их в повиновении. Тогда ему посоветовали пригласить на это дело Торольфа, хотя были и другие желающие: Асбьёрн Короткая Борода, братья Торстейнсоны и всякие прочие. Но эти люди, хотя и долго служили Эгилю конунгу, не показались ему надёжными: знал он, что каждый из них не упустит случая урвать кусок шире собственного горла. Потому и согласился, чтобы Торольф собирал для него шкуры да меха с побережья.
Ульф Серый сказал на это:
— Думается мне, мало удачи тебе будет служить Эгилю конунгу, и нашему роду такое дело не принесёт счастья, но ты ведь всё равно поступишь, как считаешь нужным.
Торольф сказал:
— Не хочу печалить тебя, отец, однако такова моя воля.
Вот прошло три зимы, и Торольф хорошо справлялся с порученным: все при дворе короля щеголяли в соболях да песцах. Но песец — хитрый зверь и крадётся незаметно. Подкрался и к Торольфу. Тогда как раз умер Ульф Серый, и Торольф пригласил Эгиля конунга на тризну по родителю. Прибыли с королём и Асбьёрн, и братья Торстейнсоны, и всякие прочие. И славно гуляли в Граэнстаде восемь дней. А на девятый вечер Асбьёрн склонился подле короля и негромко молвил ему на ухо:
— Погляди-ка, в какой роскошной норковой накидке ходит Сигню, жена Торольфа! Погляди-ка, сколько золота и серебра в этом доме! Даже рабы носят меха. Думается мне, Волчонок таскает в пасти многовато добра мимо твоей казны! Не так было бы, когда бы данью сааров занялись сыновья Торстейна Толстого или любой твой покорный слуга.
— Не надобно теперь наушничать мне на Торольфа, — сказал Эгиль, но в тот вечер сидел хмурый, как окутанная грозовыми тучами скала на Хергенесе. Торольф заметил это и наутро подарил конунгу роскошную шкуру белого медведя да в придачу к ней — нарядную шубу на меху снежного барса:
— Желаю, чтобы ты здравствовал, Эгиль Эриксон, и твоя сиятельная супруга, ибо не знаю подобной благородной четы во всей Стране Заливов, да и за её пределами тоже не знаю!
Тогда Эгиль улыбнулся и обнял Торольфа, но задерживаться не стал, а отбыл пополудни.
— Как знать, мой господин, — шептал по дороге Асбьёрн, — сколько ещё барсовых да медвежьих шкур утаит этот герой! Позволь мне занять его должность на одну зиму, и я докажу, что у Волчонка морда в пуху.
— Поразмыслю над этим, — мрачно отвечал Эгиль.
А надобно сказать, что у Эгиля был сын Эрик, которого с малых лет прозвали Волчья Пасть. Он был дружен с Асбьёрном и молодыми сыновьями Торстейна. Кровь кипела у него в жилах, а голод славы и власти толкал на тропу ясеневых драконов. И так получилось, что однажды, когда Эйлиф конунг из Хединсфьорда бросил вызов Эгилю, и короли Эстарики схватились при Хергефьорде, Торольф был занят на востоке и не смог принять участие в той битве. Там пал Эгиль конунг, и говорили, что не обошлось без клыков Волчьей Пасти. Так это или нет, а битву при Хергефьорде владыки Восточных Заливов проиграли, хотя бы и с малыми потерями, коли не считать гибели конунга. Но их власть в Эстарики пошатнулась. В Скёлльваге спешно созвали тинг и решили, что пусть Эрик Волчья Пасть будет отныне правителем. А в советники молодой король назначил Асбьёрна Короткую Бороду.
Когда Торольф прибыл с очередной данью и был готов принести клятву верности новому конунгу, Эрик сказал так:
— Где ты был, Волчонок, пока мы бились при Хергефьорде? На что мне твоя пушнина, когда пал мой отец, а люди говорят, что не столь силён владыка Сканесфьорда?
— Честно служил я Эгилю конунгу, — ответил Торольф, кланяясь не слишком низко, — но коли слышу ныне такие речи, то не предложу дружбы его сыну. Возьми эти шкуры да меха как выкуп моей чести, а больше мне нечего тебе сказать, Эрик Эгильсон!
И отбыл из Сканесфьорда спешно, как только мог.
Недостаточно спешно.
Когда он прибыл домой, то обнаружил в гостях Асбьёрна Короткую Бороду, сыновей Торстейна и прочих добрых людей. Они пировали на Дворе Серого, словно у себя дома, а Сигню, жена Торольфа, им прислуживала. Торкель не прислуживал: ждал брата на пороге.
— Здравствуй ты ныне, Торольф Ульфсон! — приветствовал его со смехом Асбьёрн. — Мне весьма по нраву твой дом, твоё добро и твоя супруга. Но твой брат был не слишком учтив. Ты уж поговори с ним, объясни, как подобает держать себя с гостями. Особенно тому, за кого теперь никто не даст и ломаного эйрира!
Торольф прозвался Храбрым, но, поймав испуганный взор Сигню, он стал просто безрассудным. Побледнел, выхватил меч и бросился на незваных гостей. Торкель не успел не то, что прийти на помощь брату, а и сообразить, что к чему, когда всё кончилось. Торольф зарубил обоих братьев Торстейнсонов, искромсал в круговерти клинков с десяток хирдманов, но Асбьёрн извернулся и всадил секиру в спину старшего сына Ульфа. Подскочили другие, принялись рубить и не успокоились, пока Торольф не превратился в груду кровавого мяса и костей.
Сигню коротко вскрикнула и потеряла сознание.
Торкель выскочил наружу — позвать людей Торольфа на помощь, но оказалось, они всё прекрасно видели. Просто стояли, зачехлив оружие, и молча наблюдали. То было неслыханное дело, чтобы хирдманы не заступились за своего хёвдинга, но, как изведал Торкель, бывает на свете и такое. Асбьёрн навис над парнишкой, словно ледяная гора:
— Тебя тоже убить, ублюдок, или сам сдохнешь?
Торкель затравленно оглядел окровавленную, заваленную телами гостиную, метнулся к останкам брата, схватил меч и бросился наутёк. Асбьёрн онемел от такого, но быстро опомнился:
— Чего стоите? Хватайте выблядка!
Не схватили. Не дали люди Торольфа: стали стеной, ощетинились сталью. Гиссур Кишка, побратим старшего Волчонка, вышел вперёд:
— Наш хёвдинг утратил удачу, но Торкель здесь ни при чём. От него тебе не будет урона, так что пусть убегает и живёт изгнанником. Уходи, Волчонок, уноси ноги!
Торкель не слышал. Он нёсся прочь от Граэнстада, от Асбьёрна и павшего родича, от предателя Гиссура и несчастной Сигню, которую теперь никто не защитит. Уходил сквозь боль и стыд, сквозь пелену горьких слёз, сквозь память и долг. Бежал на север, унося единственное наследство — меч Хёггвар, Секущий, чья рукоять помнила ладони отца и брата.
— Я отомщу, — клялся Торкель ветру, морю и скалам, срывая голос, — я найду Асбьёрна Короткую Бороду, где бы он ни был, на земле или под землёй, на море или за морем, при дворе конунга или в лачуге бродяги, в Нибельхейме или в Вельхалле. Найду и спрошу за всё!
Разрезал ладонь клинком, напоил сталь кровью, вознёс железный коготь к небу:
— Пусть я приму смерть от этого меча, коли не сумею отомстить!
Ответом ему были тяжкие удары прибоя, отзывавшиеся в юном сердце.
— Так что же, — недоверчиво осведомился Арнульф, когда Торкель окончательно охрип и замолчал, — никто из соратников твоего брата не стал на его защиту?
— Ни один не шелохнулся, — прошептал юноша.
— Скверное дело совершил Гиссур Кишка, — заметил старик, — и я на твоём месте скорее мстил бы ему, чем этому Асбьёрну. Впрочем, возможно, он счёл, что удача покинула Торольфа, когда он впал в немилость у Эрика конунга, и тогда его поступок понятен. Что отдавать жизнь за несчастливого вождя? Хотя это мне всё равно не по нраву.
— Сколько ты живёшь в изгнании? — спросил Крак.
— С осени, — просипел Торкель.
— Нам тоже несладко было зимовать, — усмехнулся Седой, — расскажи, Хаген!
Вождь приказал — делать нечего: пришлось нелживо поведать о зимовке на Эрсее. Торкель недоверчиво хлопал глазами, несмело улыбаясь, Крак хрипло смеялся, старик тоже посмеивался в бороду. Когда Хаген закончил, Волчонок покачал головой:
