Танец с драконами. Книга 1. Грезы и пыль. (Другой перевод) - Мартин Джордж Р.Р. (полные книги .TXT) 📗
— Рассказывайте.
— Слуги вашего величества, хранящие покой Миэрина, были вооружены полностью, — начал Серый Червь. — Копья, короткие мечи и щиты. Они выходили в город парами и умирали попарно. Ваших слуг Черного Кулака и Сетериса убили из арбалета в лабиринте Маздана. На ваших слуг Моссадора и Дурана сбросили камни со стены, что выходит на реку. Ваших слуг Эладона Златовласого и Верное Копье отравили в винной лавке, которую они посещали при каждом обходе.
«Моссадор. Проклятие!» Миссандею и ее братьев пираты увезли с родного острова Наат и продали в Астапоре. Девочку, способную к языкам, добрые господа сделали писцом, Моссадора с Марслином оскопили и отдали в Безупречные.
— Удалось схватить кого-нибудь из убийц?
— Ваши слуги взяли хозяина винной лавки и его дочерей. Они уверяют, что невиновны, и просят помиловать их.
«Все они так».
— Отдайте их Лысому, а ты, Скахаз, допроси каждого по отдельности.
— Слушаюсь, ваше великолепие. Как допрашивать, с пристрастием или без?
— Сначала без. Послушай, что они будут говорить и какие имена назовут. Может, они и впрямь непричастны. Благородный Резнак сказал «девять» — еще кто?
— Трое вольноотпущенников убиты в своих домах, — доложил Лысый. — Ростовщик, сапожник и арфистка Рилона Ри. Ей перед смертью пальцы отрезали.
Дени поморщилась. Рилона Ри играла на арфе, как сама Дева. Рабыней она услаждала слух всех знатных семей Юнкая, на свободе представляла юнкайских вольноотпущенников в королевском совете.
— Кроме виноторговца, никто не взят?
— Увы. Ваш слуга нижайше просит прощения.
«Помиловать, значит? — подумала Дени. — Скоро они на себе узнают, что такое драконово милосердие».
— Я передумала, Скахаз. Отца допроси с пристрастием.
— Можно его, а можно и дочек — у него на глазах. Быстрее сознается.
— Делай как считаешь нужным, только имена мне добудь. — Ярость полыхала огнем у нее в животе. — Недопустимо, чтобы Безупречных и впредь убивали. Серый Червь, отведи своих людей обратно в казармы. Отныне они будут охранять лишь мой дворец и мою персону, а на улицах пусть несут дозор миэринцы. За эту новую стражу, Скахаз, отвечаешь ты. Набери в нее поровну лысых и вольноотпущенников.
— Как прикажете. Сколько людей можно взять?
— Сколько тебе потребуется.
— Где же я наберу монеты на жалованье стольким солдатам, ваше великолепие? — ужаснулся Резнак мо Резнак.
— В пирамидах. Налог на кровь, так сказать. Сто золотых с каждой из пирамид за каждого вольноотпущенника, убитого Сынами Гарпии.
— Будет сделано, — заулыбался Лысый, — но вашей блистательности следует знать, что великие господа Цхак и Меррек намерены уехать из города.
Цхак и Меррек вкупе со всеми миэринцами, простыми и знатными, сидели у Дени в печенках.
— Пусть едут, но взять им позволяется лишь то, что на них. Их золото и съестные припасы останутся нам.
— Мы не уверены, что эти вельможи хотят примкнуть к врагам вашего великолепия, — заметил Резнак мо Резнак. — Скорее всего они попросту направляются в свои загородные имения.
— Тем целее будет их золото. В холмах его все равно тратить не на что.
— Они боятся за своих детей, — предположил Резнак.
«Как и я», — мысленно добавила Дени.
— Детей тоже побережем. Возьмем у них по мальчику и по девочке. И в других домах тоже.
— В заложники, — возрадовался Скахаз.
— В пажи и чашницы. Если великие господа начнут возражать, объясни им, что в Вестеросе родителям оказывают большую честь, беря ко двору их ребенка. Ступайте и выполняйте. Я должна оплакать погибших.
Миссандея рыдала на своей койке, стараясь всхлипывать как можно тише.
— Иди спать ко мне, — позвала Дени. — Утро еще не скоро.
— Ваше величество так добры к своей покорной слуге. — Миссандея скользнула под простыню. — Он был хорошим братом.
— Расскажи мне о нем, — обняла ее Дени.
— Он учил меня лазить по деревьям. Умел ловить рыбу руками. Однажды он уснул в нашем саду, и на него сели целых сто бабочек. Так красиво. Ваша слуга… я… любила его.
— Он тебя тоже любил, — сказала Дени, гладя девочку по голове. — Если захочешь, милая, я найду корабль и отправлю тебя домой, на твой остров, прочь из этого ужасного города.
— Я лучше с вами останусь. На Наате мне будет страшно — вдруг работорговцы опять нагрянут? А с вами я ничего не боюсь.
Глаза Дени наполнились слезами.
— Хорошо, оставайся. Я буду заботиться о тебе. Обо мне-то, когда я была маленькая, никто не заботился. Разве что сир Виллем, но он рано умер, а Визерис… Трудно это — оберегать кого-то, быть сильной, но мне приходится. Больше ведь у них никого нет, а я королева…
— …и мать, — завершила девочка.
— Мать драконов, — передернулась Дени.
— Нет. Всем нам мать. — Миссандея прижалась к ней еще крепче. — Усните, ваше величество. Скоро настанет день, двор соберется…
— Уснем обе и будем видеть сладкие сны. Закрой глаза.
Миссандея послушалась. Дени поцеловала ее веки, и у девочки вырвался тихий смешок.
Поцелуи даются просто, не то что сон. Дени старалась думать о доме, о Драконьем Камне, Королевской Гавани и других местах, знакомых ей по рассказам Визериса, но мысли, точно корабли, застигнутые неблагоприятным ветром, все время возвращались к заливу Работорговцев. В конце концов она выпустила из рук крепко спящую Миссандею и вышла на воздух. Внизу простирались посеребренные луной крыши.
Где-то там, под одной из них, собираются Сыны Гарпии. Они замышляют убить ее и всех, кто ей дорог, хотят снова заковать в цепи ее детей. Где-то плачет и просит молока голодный ребенок, где-то умирает старуха, где-то страстно обнимаются мужчина и женщина. Здесь, наверху, ничего — только луна и одинокая Дени.
Она от крови дракона. Когда-нибудь она расправится с Сынами Гарпии, с детьми их, с внуками, с правнуками — но голодное дитя дракон не накормит и умирающих не утешит. И кто же осмелится полюбить его самого?
Ее мысли вновь обратились к Даарио. Золотой зуб блестит, борода расчесана натрое, сильные руки лежат на парных золотых эфесах в виде нагих женщин — аракх и стилет. Прощаясь с ней, он легонько провел большими пальцами по этим фигурам, и Дени ощутила ревность к золотым женщинам. Она мудро поступила, отослав его от себя. Она королева, а Даарио из простых.
«Как он долго, — сказала Дени сиру Барристану вчера. — Что, если он изменил мне, переметнулся к врагу? — Три измены ты должна испытать. — Что, если встретил какую-нибудь знатную лхазарянку?»
Она знала, что старик не любит Даарио и не доверяет ему, но ответил он, как пристало галантному рыцарю: «Прекраснее вашего величества нет никого на свете. Только слепой может судить иначе, а Даарио Нахарис не слеп».
Верно, не слеп. Глаза у него густо-синие, почти лиловые, улыбка сверкает золотом.
Сир Барристан уверен, что он вернется, — ей остается лишь молиться, чтобы старик оказался прав.
Дени прошлепала босиком к бассейну, вошла в его успокоительную прохладу. Рыбки пощипывали ей руки и ноги. Закрыв глаза, она легла на воду и тут же встрепенулась от легкого шороха.
— Миссандея? Ирри? Чхику?
— Они спят, — ответили ей.
Под хурмой стояла женщина в длинном плаще. Лицо под капюшоном казалось блестящим и твердым. Маска. Деревянная маска, крытая красным лаком.
— Куэйта? Не сон ли это? — Дени ущипнула себя за ухо: больно. — Ты мне снилась на «Балерионе», когда мы пришли в Астапор.
— Тогда это был не сон, теперь тоже.
— Что ты здесь делаешь? Как прошла мимо стражи?
— Твоя стража меня не видела.
— Если я их кликну, тебя убьют.
— Они повторят тебе, что никого здесь не видят.
— Но ты же здесь?
— Нет. Слушай меня, Дейенерис Таргариен: стеклянные свечи зажглись. Скоро явится сивая кобыла, а за ней и другие. Кракен, темное пламя, лев, грифон, сын солнца и кукольный дракон. Не верь никому. Помни Бессмертных. Остерегайся душистого сенешаля.
