Роза огня - Лэки Мерседес (читаем книги txt) 📗
— Или за счет кого-то еще. Поль теперь знает о магии достаточно, чтобы выигрывать в любые азартные игры. Не сомневаюсь, что, чем бы он ни занимался, он не забывает незаконными способами набивать карман, хоть я многократно предупреждал его, что это опасно.
— Он никогда не поверит, что его могут поймать за руку, — заметила саламандра.
— И в этом он, возможно, прав, — задумчиво пробормотал Камерон. — Кто может разоблачить его, кроме Повелителя или другого подмастерья, а среди них едва ли найдется тот, кто пожелает снизойти до жульничества в игре, когда есть гораздо более надежные способы составить состояние, приложив чуть больше усилий.
Камерон подумал о собственном богатстве: он обрел его благодаря растущей магической силе и знаниям, которые позволяли ему точно предвидеть, где и когда общество станет испытывать потребность в определенной продукции или услуге. Благодаря такому предвидению и способности с помощью саламандр обеспечить непревзойденное качество своих товаров небольшая сумма, которой он изначально располагал, удвоилась, потом удвоилась еще раз, и так далее. Через год Камерон стал обеспеченным человеком; через два — богатым; через пять занял недосягаемое для конкурентов положение. После этого нужно было только найти компетентных помощников, и стало возможным отойти от дел и сосредоточиться на магии. Так он и сделал.
Всего этого значительно легче было добиться здесь, на Западе, где состояния приобретались и терялись за один вечер, где положение в обществе определялось лишь количеством денег и никто не интересовался прошлым человека, если он вел себя как джентльмен и вращался в приличном обществе. В восточных штатах Камерон мог бы столкнуться с трудностями, не в последнюю очередь из-за того, что Повелителей стихий там было гораздо больше. Здесь же у него не было соперников, кроме Саймона Белтайра; Повелители других стихий не имели причин вмешиваться в его дела, поскольку всем хватало места. Местные Повелители Воды становились судовладельцами, поскольку могли обеспечить своим кораблям безопасность и непревзойденную скорость. Повелители Земли составляли себе состояния на добыче золота и серебра: кто лучше них мог знать, где следует заложить шахту? А Повелители Воздуха создавали индустрию развлечений, поскольку нигде в мире люди так не любили удовольствия, как на Западном побережье, а Повелители Воздуха были мастерами управлять эмоциями толпы.
Камерон закрыл глаза; под действием наркотика он, казалось, плавал в воздухе. Теперь это ощущение было для него почти удовольствием — миг, когда он позволял себе роскошь избавиться от боли ценой утраты остроты ума. Он не мог, конечно, позволить себе уснуть — маг его уровня был вполне способен настолько контролировать себя, — но расслабиться он себе разрешил, и мысли его странствовали по собственной воле.
Он не стал противиться действию снадобья. Последний раз он так чувствовал себя, когда метался в жару…
«Брюшной тиф… Такая средневековая болезнь. Удивительно, что я тогда выжил».
Опиум притупил остроту воспоминаний о тяжелом детстве, и Камерону казалось, что все это было с кем-то другим. Картины прошлого проплывали перед его умственным взором, и он смотрел на них словно со стороны.
«Все было не так уж трагично. По крайней мере ранняя смерть пощадила меня. На улицах больших городов каждый день разыгрываются куда более страшные трагедии».
Какая ирония судьбы, что и он, и эта девушка Хокинс родом из одного и того же города! Впрочем, юная Хокинс родилась на пятнадцать лет позже и вряд ли когда-нибудь задумывалась о событии, сыгравшем такую большую роль в его жизни и жизни других жителей Чикаго, родившихся до 1871 года.
И снова ирония судьбы — он стал Повелителем Огня, а ведь именно огонь стер его прошлое и изменил будущее. Да, Великий пожар был делом рук двоих — ныне покойных — Повелителей Огня…
Ему было всего четыре года, когда Великий пожар в Чикаго погубил его мать и уничтожил и дом, и бизнес его отца. Так по крайней мере говорил отец — в тех редких случаях, когда напивался не до такой степени, чтобы лишиться способности говорить. Сам Камерон не помнил ни матери, ни жизни до пожара: смутные ощущения, еще более смутные образы — и никаких воспоминаний. Что же касается самого пожара…
Даже опиум не мог смягчить воспоминаний, и Камерон, как всегда, поспешно прогнал их прочь.
Они с отцом скитались много дней, а потом кто-то отвел их в приют, существовавший на благотворительные пожертвования какой-то церкви. Когда отец начал пить, их оттуда выгнали. После смерти матери у отца ни к чему не лежала душа; несмотря на щедрую помощь, которую ему предлагали многие, он не искал утешения ни в чем, кроме бутылки.
Камерон мог теперь, если пожелал бы, при помощи магии вызвать образ отца, каким тот был когда-то, но отец остался в его памяти как вечный пьяница.
«Я даже не могу думать о нем с теплым чувством: он всегда оставался для меня только кем-то, кого надо слушаться и о ком часто приходилось заботиться».
Рональд Камерон не был пьян только тогда, когда страдал от похмелья или наскребал медяки на новую бутылку дешевого виски. Он перебивался случайными заработками, таская за собой маленького сына как ненужный обременительный багаж.
Это была жизнь на грани, но дети ко всему приспосабливаются, и Ясон терпел ее, потому что другой не знал. Так не могло продолжаться долго, однако даже немногих месяцев хватило, чтобы отец докатился до совершенно скотского состояния: для него теперь важна была только следующая порции выпивки.
Два года скитаний с отцом могли бы быть столетнем: так много они вместили страданий. Вечный холод, голод, грязь, вечные драки с бродягами за те крохи, что перепадали им с отцом; Ясон даже не мог себе позволить крепко уснуть — все время приходилось ждать неприятностей. Не было ничего удивительного, что он заболел.
«И неудивительно, что, как только я стал настоящей обузой, отец бросил меня».
Воспоминания о болезни были отрывочными, но очень яркими. Он помнил предрассветный час, помнил, как отец привязал его к калитке какого-то кирпичного дома, чтобы мальчик не смог последовать за ним или в бреду забрести куда-нибудь в глушь. Помнил, что ему было ужасно холодно, но голова оставалась ясной — совсем как сейчас. Его бил озноб, но от слабости он не мог и пальцем пошевелить. Следующим воспоминанием было чье-то ужасно уродливое лицо, склонившееся над ним, а потом повернувшееся к кому-то, кого он не видел.
— Совсем больной мальчишка, сэр. — И добавил с иронией в голосе:
— Кто-то, должно быть, принял этот дом за приют для бездомных. Я позову полисмена.
Второй голос:
— Подожди минутку. — В поле зрения появилось второе лицо, худое и аскетическое. Незнакомец внимательно смотрит на него сквозь стекла пенсне. — Нет, отнеси его в дом, вымой и пошли за врачом. Мальчишка может мне пригодиться.
Это и был его спаситель. Камерон саркастически улыбнулся. Неудивительно, что приказание «вымой» предшествовало словам «пошли за врачом». Алан Риджуэй не был жесток, но сострадание ему было чуждо. Он мог бы стать идеальной моделью для того, кто пожелал бы изучить мораль и манеры чистого интеллектуала. По иронии судьбы этот самый могущественный Повелитель Огня в Чикаго совсем не обладал душевным теплом.
Алана Риджуэя не было в городе во время Великого пожара; в противном случае огонь, возможно, не смог бы так разгуляться.
«Кто знает… Может быть, Алан Риджуэй сумел бы разнять противников, прежде чем они сожгли половину города и тысячи акров окрестных лесов».
Один Повелитель Огня жил в Пештиго, маленьком окруженном лесами висконсинском городке, а другой — в Чикаго, в южных районах. Они всегда были соперниками, но в один октябрьский день случилось что-то, что сделало их смертельными врагами. Через несколько дней началась битва, стоившая жизни тысяче двумстам жителям Висконсина и еще тремстам чикагцам.
Единственными Повелителями, кроме них, в городе в это время были Повелители Земли и Воздуха, которые оказались практически бессильны перед лицом огненного ада; в лесах Висконсина Повелителей не было вовсе. А когда Великий пожар кончился, оба его виновника были мертвы.
