Заговор в Насцензе (ЛП) - Брайсленд В. (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
Саймон потер рукой щетину на подбородке.
— Этот говорит, что он — настоящий казаррино. А тот, по его словам, самозванец.
— Бред, — Нарцисо сунул лампу в лицо Петро, и его опухший глаз от этого стал слезиться. Он быстро моргал под взглядом Нарцисо. Священник повернулся и так же рассмотрел Адрио. — О чем ты говоришь? — осведомился он у Саймона и указал на Адрио. — Это Диветри.
— Ошибаешься, — Петро был потрясен тем, что Нарцисо был заодно с лоялистами, но ему хватило ума бросить ему последний вызов. — Я — Диветри.
— Лжец, — Нарцисо повесил лампу на крючок у потолка палатки, откуда он бросал зловещие тени. Без предупреждения он ударил Петро по лицу, и тот закричал от боли. Он скрестил руки. — Происхождение заметно, и по тебе сразу видно, что ты — никто, Вентремиглия.
Петро слабо рассмеялся. Голова болела.
— В этом я выше тебя.
— Он может говорить правду? — Нарцисо обратился к Адрио. — Ты — не Петро Диветри?
Все зависело от ответа Адрио. Резкие слова Петро должны были разозлить Адрио так, чтобы он отказался от его имени.
— Я — Петро Диветри, — сказал Адрио слабым голосом, который было едва слышно. — Я — казаррино казы Диветри. Делайте со мной то, что задумали. Не с ним.
— Дурак, — прохрипел Петро другу, хотя его сердце наполнилось гордостью. Адрио решил заступиться за него неожиданно, хоть это уже не помогло бы.
— Я говорил тебе. Этот пытается шутить, — сказал Нарцисо Саймону. — Если попытается снова, можешь его высечь. Ты нашел принца?
— Нет, синьор, — сказал Саймон.
— Не трать время тут. Ищи его.
Лоялист не был убежден в словах Адрио.
— А если он — не тот, кем себя называет? — спросил он. — Вы подумали об этом?
Не оглядываясь, Нарцисо щелкнул пальцами и поманил Саймона из палатки. Мужчина пошел следом, оставляя их одних в свете лампы. Нарцисо все еще придерживал ткань на входе, и все слова мужчин было слышно, понимали они это или нет.
— Какая разница? — спросил он у Саймона, звуча недовольно.
— Мне не нравится, что они что-то могут скрывать, — сказал Саймон. Петро знал, что он не убедил лоялиста в своих словах, но хотя бы посеял сомнения.
— Развяжите мне руки и узнаете, что я скрываю, — прорычала Эмилия.
— Кто «они»? — рявкнул Нарцисо. — Но это не важно, — он заговорил шипением, и Петро стало не по себе. — Когда кровь прольется завтра в Насцензе, тела трех важных гостей будут обнаружены среди сотен — казаррино Диветри, его друг из Тридцати и их страж. Пусть горюющие ищут, кто где.
Миг тишины, и он продолжил.
— Если хочешь сказать мне что-нибудь лучше, отыщи принца. Он был до этого послушной собачкой, благодаря обучению дяди. Я не хочу, чтобы он бродил сам.
— Хорошо. Но… — Саймон отпустил ткань на входе, и она приглушила звуки дальше.
Трое подростков сидели и молчали. Теперь у них был свет, но желтое сияние не дарило тепла или радости. Они застыли от услышанных слов. Петро ощущал себя хрупким и маленьким. Вне стен инсулы лежал жестокий мир. Задиры тут были крупнее, а риск — выше.
— Что ж, — сказал он, — еще не было задиры, от которого я не сбегал, да, Адрио? — его друг покачал головой. — Что с принцем?
Эмилия от вопроса Петро заглянула за гобелен.
— Его там нет, — медленно сказала она. — Думаешь, он это услышал? Я надеялась… — она пожала плечами. Ее лицо осунулось, словно она потеряла надежду.
— Я придумаю выход, — пообещал ей Петро.
Когда она промолчала, криво улыбнувшись, отвернувшись и устроившись на боку, он понял, что она сдалась. Адрио обмяк, словно растаял на ковре, который сделал себе кроватью. Только Петро остался настороже, смотрел мрачно вперед и обдумывал все возможности.
Ночь будет долгой.
20
Веста, стыдись! Твой брат Петро не будет просто работником инсулы, прячущимся в тени Рисы!
Мою работу уже забывают, и меня зовут матерью Рисы Диветри. Я — мать не одного выдающегося ребенка, а пяти. Еще увидишь.
— Джулия Диветри в ответ на письмо ее дочери, Весты
Необычный член семьи добавлял хлопот. Петро не знал, когда именно пришел к этому выводу, но это случилось, когда в лагере стало тише, словно его накрыло невидимым покрывалом, а лампа брата Нарцисо погасла. Риса смогла бы зажечь ту лампу снова, понял Петро с недовольством. Она тряхнула бы пальцами, прошептала молитву, и палатку наполнило бы теплое сияние огня из дома.
— Изначальное предназначение узла — сдерживать что-нибудь, конечно, — сказала бы она своим до раздражения поучающим тоном. — Но второе назначение — позволить ему развязаться, — и она подняла бы запястья из-за спины.
Риса Диветри точно придумала бы, как погрузить весь лагерь в сон, кроме них, или сделала бы из прутьев, листьев и шишки голема, который напал бы на лоялистов и поставил их на колени. Кто знал, что за тайны она успела узнать в библиотеке Кассамаги в записях ее основательницы, Аллирии Кассамаги? Может, она одним взглядом превратила бы всех врагов в жаб.
Но он так не мог. Он гордился сильной сестрой, но ни одна из способностей, делающих ее уникальной, не текла в его крови. Он долгие минуты пытался приказать узлам развязаться или пробудиться способности, которая их всех спасет. Но от этого только немного заболела голова. Если боги вели его до этого момента, чтобы он раскрыл свои силы, то он их подвел.
Адрио спал в своей части палатки. Порой он просыпался и не помнил в полусне, что был связан. Он дергал за веревки, ворчал и засыпал снова. Эмилия спала как убитая. Петро смог подвинуться по полу к ней до того, как лампа погасла, и теперь сидел рядом с ее сжавшимся телом. Его успокаивало то, что хоть она спала, когда он не мог.
Сон приходил, но отрывками. Каждый раз, когда он пытался задремать, он будил себя. Он даже не мог простить себя из-за отсутствия хорошего ночного отдыха в течение нескольких дней. Хуже, сны за эти несколько минут были такими реалистичными, что их было сложно отделить от реальности. Он представлял себя в гостинице в Кампобассо, когда он обнаружил тело Бонифацио де Макзо, и его ладони были в крови мужчины. Ему снилось, как он лежал рядом с Элеттрой, а не Эмилией, и говорил о делах инсулы. Ему снилось, как он шел по лесу с Вико, говорил о грибах, а потом вдруг схватил мальчика и ударил его по лицу. Последний сон разбудил его так резко, так встревожил его, что он лежал во тьме долгие минуты, вспоминая, что это был сон, а не произошло на самом деле.
Когда Сорранто и Диветри выгонят из замка… Так говорил Саймон Якобучи. Где Петро уже такое слышал? Он не сразу смог понять. Это было днем, когда он в последний раз видел сестру, когда он узнал, что с ним будут стражи, ночью и днем, пока делегация из Веренигтеланде не вернется домой. Он слышал это от Пома ди Ангели, когда тот оскорбил Рису. Пом сказал, что он не будет таким выскочкой, когда его сестру выгонят из замка. Пом скалился, словно знал, что будет.
Брачные переговоры между Кассафорте и Веренигтеланде должны были оставаться тайной. Риса так сказала. Но Пом, казалось, не только знал о визите делегации задолго до того, как это случилось, но и знал возможный результат. Ди Ангели тоже пообещали «место за столом», как брату Нарцисо и Якобучи? В темноте, где все страхи казались почти осязаемыми, подозрения Петро стали уверенностью. Он хотел разбудить скорее Эмилию и рассказать ей о том, что понял, но дал ей поспать. Он не хотел верить, что это была его последняя ночь на земле. Если бы поверил, он бы сдался. Он бился бы до конца, чтобы избежать этого, и он знал, что Эмилия и Адрио поддержали бы его.
— Я ограничен, — буркнул он под нос, посмеиваясь. Он не должен был тратить ночь, переживая о них. Разве не так он провел почти всю жизнь в инсуле, переживая о том, что не мог сделать? Описывая, что он не мог, он делал себя никем. Он еще не был уверен, кем был, но он научился кое-чему: упираться пятками и бороться, даже если удача против него. Ему даже нравилось, каким он стал в этом пути.
