Хранитель пограничной крепости (СИ) - Голотвина Ольга (книги без регистрации TXT) 📗
Вместо облегчения Орешек почувствовал себя задетым и разочарованным. В глубине души он все же мечтал стать со временем великим воином.
– А я, между прочим, и не навязывался! – яростно выдохнул он и наклонился к лежащей на траве рубахе.
Аунк наступил на рубаху ногой. К нему вернулась невозмутимость.
– Ладно, на все воля Безликих. Будешь наемником, сам учеников вырастишь, вот цепочка и не оборвется... Слушай и запоминай! Дышать – это не значит сопеть в две дырки. Дыхание прибавляет сил и лечит, делает душу спокойной и радостной... Смотри на меня! Вдох через нос. Плечи и грудь в покое. Животом дыши, животом! Воздух должен глубже, ниже опускаться! При выдохе живот втягивается...
Орешек не столько слушал, сколько удивлялся: неужели этот оживленный, многословный человек – тот самый Аунк, которого старается обойти стороной даже старый душегуб-атаман?
* * *
И началась каторжная жизнь, полная тренировок. Аунк словно поставил своей целью замучить парня. Дни слились в полосу сверкающей стали. Орешек ел, не чувствуя вкуса еды, спал тяжелым сном без сновидений. К счастью, у него был опыт работы в порту. А жизнь грузчика – совсем не пляски на лужайке: нужны выносливость, упрямство, умение не обращать внимания на ноющие мышцы. Впрочем, они вскоре перестали ныть, налились прежней силой. Учение превратилось из пытки в тяжелую ежедневную работу.
Мастер не называл юношу более теплыми словами, чем «пень горелый» и «колода для рубки мяса», и клялся почтенными сединами Серой Старухи, что проще колодезный ворот обучить пению, чем такого тупого, неуклюжего увальня – благородному искусству карраджу. Орешек готов был отчаяться и сбежать. Но все изменил подслушанный им разговор между Аунком и атаманом шайки, кряжистым стариком по кличке Матерый.
Был конец Серого месяца. Холодный ветер загнал разбойников в сарай, уцелевший на разоренном и заброшенном крестьянском подворье. Разбойники на скорую руку починили крышу, развели на земляном полу костер – получилось сносное убежище от непогоды. Дюжина парней, сбившись в кучу, храпела у догорающего костра. Орешек, закутавшись в плащ, лежал у дверей сарая. Услышав за порогом голоса, он вскинулся было, но успокоился и затих, узнав атамана.
– А я сказал – пойдет! – долетело до парня. – Лопает из общего котла, а проку от него, как от телеги без колес. Завтра скажу Барсуку и Коренастому, чтоб взяли его с собой.
– Нет, – мрачно бросил в ответ Аунк.
Орешек уже понимал, почему учитель был так замкнут и немногословен с разбойниками: он презирал их всей душой. А заодно и себя – за то, что якшается с подобным сбродом.
– Как это – нет? – оскорбился Матерый. – Кто здесь атаман? Может, я?
– Ты, – равнодушно согласился Аунк. – Но мой ученик никуда не пойдет.
– Да что ты с ним нянчишься, сожри его Бездна? Он что, с головы до ног из золота, гаденыш этот?
На этот раз Аунк снизошел до объяснений:
– Во-первых, у мальчишки нет времени на вашу грязную и грошовую работенку. Знаешь ведь, что я умру через полтора года, предсказано мне так. За это время он должен научиться тому, что другой постигает лет за семь-восемь. Во-вторых, его могут убить. Случайная стрела – и все мои труды к Хозяйке Зла в болото. В-третьих, это не простой мальчишка. Это великий талант, встречу с которым подарили мне боги. Я просто показываю ему то, что другие берут ценой многомесячных изматывающих упражнений. А он это легко повторяет и быстро усваивает. Вижу, ему суждено во всем превзойти меня. То, что я добывал потом и кровью, он запоминает, чуть ли не играя. Уверен – в прошлой жизни он был прославленным воином... только, наверное, большим злодеем, раз то, что уцелело от его души, досталось рабу. А теперь он вспоминает все, что знал когда-то...
Орешек высунул нос из-под плаща. Слова учителя поразили его, хотя, по чести говоря, согласиться с ними он не мог. Ничего себе «играя»! От этих тренировок волком выть хочется!
Атаман молчал – видимо, не ожидал от неразговорчивого Аунка такой тирады.
– Ладно, – прежним, презрительным тоном бросил Аунк. – Никуда он не пойдет. Ни завтра, ни послезавтра. А вздумаешь нам грозить... Ты, Матерый, сам знаешь, что если я захочу уложить весь твой отряд на погребальный костер, остановка будет за одним: где я столько дров возьму?
– Да что ты сразу обижаться! – вскинулся атаман. – Не хочешь – не надо, пусть парень обучается мечу. В горячий денек, когда стражники прижмут, нам не вредно будет иметь рядом такого бойца, как ты!..
* * *
Над головой трижды бухнул колокол. Полночь. Орешек очнулся от мучительной дремоты, сотканной из воспоминаний, и остановил взгляд на черной потолочной балке. Нет, не принесло пользы Матерому и его шайке великое искусство Аунка во время облавы двое суток назад...
Крики, лай собак, топот копыт, ржание... оседающий на траву Аунк с двумя стрелами в животе... и он, Орешек, пытается оттащить учителя поглубже в заросли, укрыть от погони...
Не было меж учеником и учителем особой теплоты. Орешек понимал, что для Аунка он – лишь глина, из которой тот хотел вылепить лучшее свое произведение. И все же в тот миг дороже всего на свете была для него жизнь наставника, бившаяся слабой жилкой на виске.
Аунк умирал тяжело, бредил, говорил о прекрасном городе у моря, который ждет своего короля... а потом открыл глаза и твердо, четко произнес:
– Черная птица!
И такая была в его голосе тоска, что Орешек невольно вскинул взгляд в небо – не кружится ли там что‑то черное, мрачное, крылатое...
Когда он опустил глаза, Аунк Клинок был уже мертв...
Нет, Орешек не кинулся бежать, хотя голоса врагов приближались. На такую подлость по отношению к учителю он не был способен. Заставил себя дождаться момента, когда первый стражник вынырнул из зарослей, и лишь тогда метнулся прочь, заметив краем глаза, что преследователь задержался над мертвым телом.
Хвала богам! Аунк не останется в кустах на поживу птицам и мелкому зверью. Великий Грайан никому не отказывает в последнем обряде. Раб, нищий, преступник – каждый завершает свой путь среди языков пламени, под молитвы жрецов, под ритуальную фразу: «Спасибо за то, что ты жил!»
Ужасна участь того, чье тело не принял честный погребальный огонь: душа не найдет дорогу в Бездну. Незримой голодной крысой будет она шнырять меж мирами, не находя нового воплощения, но и не исчезая, страдая так, как ни один живой человек никогда не страдал, мучаясь так, как не мучаются души в Бездне, и пытка эта будет длиться до тех пор, пока стоит мир и правят им боги...
Вей-о-о! Но разве именно это не грозит ему, Орешку?
Парень вскинулся на кровати, безумным взглядом всматриваясь во тьму.
Есть два преступления, за которые грозит беспощадная кара – и тело злодея не предается огню.
И одно из этих преступлений он, Орешек, как раз сейчас совершает!
Нет, об этом и думать жутко... «Чего не можешь изменить, о том не скули!» – учил когда-то юнца веселый город Аршмир.
Орешек вновь опустил голову на подушку. Лучше вспомнить что-нибудь хорошее, вселяющее в сердце бодрость. Например, свой первый Поединок Мастерства...
* * *
Это было в последний, сороковой день Первотравного месяца. Аунк сказал, что Орешка уже можно выставить против неплохого противника и что сам он, Аунк, рискнет поставить на ученика пару медяков. В устах скупого на похвалу учителя это было высокой оценкой, тем более что Орешек стороной узнал: поставил на него Аунк не «пару медяков», а пятнадцать золотых – сумму весьма и весьма солидную.
Поединки были разрешены только лицам благородной крови и только для выяснения вопросов чести. Но ни один из законов Великого Грайана не нарушался так часто и повсеместно, как этот. Рядом с Поединками Чести нагло, почти не таясь, существовали Поединки Мастерства. В дни схваток, особенно если бились известные мастера, большие деньги переходили из рук в руки. И когда толпа собралась на заднем дворе трактира «Рыжий пес», Орешек был уверен – стражники не заявятся туда, чтобы прервать бой. Анмир, Спокойный Город, не любил неприятностей, а если они все же случались – старался их не замечать.
