Опиумная война - Куанг Ребекка (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
— А ты прочел об этом хоть одну книгу?
— Я читаю только интересное. — Катай перекатился на живот. — А ты? У тебя есть братья и сестры?
— Нет, — ответила она и нахмурилась. — Вообще-то есть. Не знаю, почему я так сказала. У меня есть брат, точнее, сводный брат. Кесеги. Ему десять. Было. Сейчас уже одиннадцать.
— Ты по нему скучаешь?
Рин прижала колени к груди. Ей не понравилось, как вдруг заныло сердце.
— Нет. То есть… не знаю. Он был так мал, когда я уехала. Прежде я за ним присматривала. Наверное, я рада, что больше мне не приходится этим заниматься.
Катай поднял брови.
— Ты ему пишешь?
— Нет. — Она задумалась. — Не понимаю почему. Видимо, я решила, что Фаны не желают меня знать. Или что ему лучше меня забыть.
Поначалу она хотела написать хотя бы учителю Фейрику, но обстановка в академии была такой кошмарной, что Рин просто не могла рассказать ему об этом. А потом занятия стали настолько изматывающими, что мысли о доме причиняли боль.
— Так ты не любишь свой дом, да? — спросил Катай.
— Не люблю о нем думать, — промямлила Рин.
Ей и впрямь не хотелось думать о Тикани. Хотелось сделать вид, будто она никогда там не жила — нет, что Тикани не существует. Потому что если она просто сотрет прошлое, то нарисует себя такой, как хочет. Студенткой. Ученым. Воином. Все, что угодно, кроме того, кем она была.
Главным событием Летнего фестиваля был парад в центре Синегарда.
Рин прибыла на него вместе с семьей Ченов — отцом Катая и грациозной матерью, двумя дядьями с женами и старшей сестрой. Рин забыла, насколько важный человек отец Катая, пока не увидела весь клан в одежде фамильных цветов — бургундского с золотом.
Катай схватил Рин за локоть.
— Не смотри влево. Делай вид, что говоришь со мной.
— Но я и правда с тобой говорю.
Рин немедленно посмотрела влево.
И увидела Нэчжу среди группы людей в лазурно-серебристой одежде. На спине его рубахи был вышит огромный дракон, символ дома Инь.
— Ах вот оно что. — Рин отвернулась. — Мы можем встать вон там?
— Давай.
Как только они благополучно укрылись за спиной дяди Катая, Рин выглянула, чтобы рассмотреть членов семьи Инь. Она увидела две копии Нэчжи, только постарше — мужскую и женскую. Обоим было хорошо за двадцать, оба невероятно привлекательны. Вообще, вся семья Нэчжи выглядела так, словно сошла с картины, скорее идеализированными версиями человека, чем настоящими людьми.
— Отца Нэчжи здесь нет, — сказал Катай. — Это любопытно.
— Почему?
— Он наместник провинции Дракон, — сказал Катай. — Один из Двенадцати.
— Может, он болен, — предположила Рин. — Или ненавидит парады не меньше, чем я.
— Но я-то здесь, верно? — Катай потеребил рукав. — Нельзя просто так пропустить Летний фестиваль. Это демонстрация единства всех двенадцати провинций. Как-то раз отец сломал ногу за день до фестиваля, и все равно пришел, принимая обезболивающие. Если глава семьи Инь не пришел, это кое-что значит.
— Может, он в смятении, — высказалась Рин. — В ярости, что сын продул турнир. И ему слишком стыдно показываться на глаза людям.
Катай криво улыбнулся.
В прозрачном утреннем воздухе прозвучал рожок, после чего слуга начал выкрикивать всех участников процессии по очереди.
Катай повернулся к Рин:
— Не знаю, можешь ли ты…
— Все нормально, — сказала она. Конечно, она не появится на параде вместе с семьей Чен. Рин не член семьи Катая, и ей нечего делать в процессии. Рин избавила его от неловких объяснений. — Я буду смотреть на тебя с рыночной площади.
Протиснувшись сквозь толпу, энергично работая локтями, Рин нашла местечко на крыше лотка с фруктами, откуда открывался хороший вид на парад, и при этом она не рисковала быть раздавленной до смерти ордой синегардцев, наводнивших центр города. А пока не рухнет соломенная крыша, владелец лотка ни о чем и не догадается.
Парад начался с дани уважения Небесному зверинцу, группе легендарных существ, живших во времена Красного императора. По толпе извивались огромные драконы и львы, закрепленные на палках, которыми управляли спрятавшиеся внизу танцоры. В ритм их движениям громовыми раскатами трещали фейерверки. Потом появилась гигантская алая фигура на высоких огненных шестах — Багряный Феникс юга.
Рин с любопытством разглядывала Феникса. Согласно книгам по истории, это самый почитаемый бог спирцев. Вообще-то спирцы никогда не поклонялись обширному пантеону богов, как в Никане. Спирцы поклонялись только Фениксу.
За Фениксом следовало существо, которого Рин прежде не видела. С головой льва, рогами оленя и телом какого-то другого животного, возможно тигра, только с копытами. Зверь двигался тихо, кукольники не били в барабаны, не пели и не звонили в колокольчики, оповещая о его приближении.
Рин гадала, кто это, пока не вспомнила истории, которые когда-то слышала в Тикани. Это был цилинь, благороднейший из земных зверей. Цилини ступали на землю Никана, только когда умирал великий лидер или во времена серьезных испытаний.
Потом начался парад известных семейств, и Рин быстро потеряла интерес. Не считая унылой физиономии Катая, смотреть было не на что — в паланкинах несли важных людей, одетых в фамильные цвета.
Солнце над головой палило. По вискам Рин скатывался пот. Ей хотелось пить. Она прикрыла лицо рукавом, дожидаясь, когда, наконец, парад закончится и она сможет найти Катая.
И тут толпа вокруг разразилась криками, и Рин испуганно осознала, что в паланкине из золотистого шелка прибыла императрица в окружении взвода музыкантов и телохранителей.
У императрицы было много изъянов.
Не вполне симметричное лицо. Изогнутые брови, одна чуть выше другой, придавали ее лицу презрительное выражение. Даже ее губы были неровными — один уголок поднимался выше.
И все же она, несомненно, была самой красивой женщиной, какую Рин когда-либо видела.
Недостаточно просто описать ее волосы, темнее ночи и блестящие, как крылья бабочки. Или кожу — белую и гладкую, мечту любой синегардки. Или кроваво-красные губы, словно она только что съела вишню. Всем этим могла бы обладать обычная женщина. Но в императрице все эти черты соединялись с неизбежностью истины.
Внешность Венки бледнела по сравнению с ней.
Молодость усиливает красоту, подумалось Рин. Это фильтр, он маскирует недостатки и придает очарование даже заурядным чертам. Но красота без молодости опасна. Красота императрицы не требовала пухлых юных губ, румянца юных щек или нежности юной кожи. Ее красота могла порезать, как ограненный кристалл. Бессмертная красота.
Впоследствии Рин не могла описать, как была одета императрица. Она не помнила, говорила ли императрица и махала ли рукой в ее направлении. Рин не помнила, что делала императрица.
Она помнила только ее глаза, глубокие черные омуты, вызывающие удушье, прямо как глаза наставника Цзяна, но если Рин тонула в них, то ей и не нужен был воздух, пока она может смотреть в эти блестящие обсидиановые колодцы.
Она не могла отвернуться. Это казалось немыслимым.
И когда паланкин императрицы скрылся из вида, Рин ощутила странную боль в сердце.
Ради этой женщины она была готова разорвать на части целые королевства. Рин бы последовала за ней в ад. Вот настоящий правитель. Вот кому ей предназначено служить.
Глава 9
— Фан Рунин из Тикани, провинция Петух, — представилась Рин. — Кадет второго курса.
Клерк плюхнул печать академии рядом с ее именем в регистрационном свитке и протянул комплект из трех черных рубах кадета.
— Какая специальность?
— Наследие, — сообщила Рин. — Наставник Цзян Цзыя.
Клерк снова заглянул в свиток.
— Уверена?
— Еще как, — сказала Рин, и ее пульс участился. — Что-то случилось?
— Сейчас вернусь, — сказал клерк и скрылся в задней комнате.
Рин ждала у конторки, и с каждой минутой ей становилось все тревожнее. Неужели Цзян покинул академию? Его уволили? У него был нервный срыв? Его арестовали за хранение опиума на территории академии? Или вне территории?
