Книга суда (СИ) - Лесина Екатерина (библиотека книг .txt) 📗
Пусть останется, он звал ее - не слышала, не ответила. Не поверила. Легче самому умереть, чем смотреть, как ускользает из рук нить ее жизни.
- Затем, - Карл залпом осушил стакан, фыркнул и, вытерев рукавом темный след на щеке, тихо произнес, - что я еще не решил, спустить с Мики шкуру или нет.
- А причем здесь Мика?
- Может, совершенно не при чем, но мне очень не нравится, когда меня пытаются выставить дураком. Итак, либо ты рассказываешь все, как есть, либо я начинаю разбираться сам. Но, поверь, этот вариант будет гораздо более болезненным.
Карл уселся на низкий диванчик, вытянул ноги и, скрестив руки на груди, произнес:
- Итак, я жду. Зачем нужен был этот поединок?
Рубеус попытался объяснить, но объяснения вышли какими-то скомканными. Выходит, снова ошибся.
- Значит, Коннован не справлялась, это раз, - Карл загнул палец. - Слушать советов не хотела, это два. Добровольно уступать место тоже, это три. Тебе стало невмоготу терпеть подобное положение, это четыре. Ну и ты стал опасаться, что ее вызовет кто-то другой, это пять. Правильно?
Пять причин, пять загнутых пальцев, в итоге - кулак. Красивый жест, вполне в духе Карла. Впрочем, если тот дошел до красивых жестов, значит, уже не так зол как вначале.
- А разобраться, в чем тут дело ты даже не пытался? Или просто поговорить? Нет, я понимаю, это безумно сложно просто взять и поговорить нормально. Ладно, я и сам-то… не думал, что все это настолько серьезно. - Карл потер переносицу. - Осталось решить, что делать дальше. С точки зрения логики, оптимальный вариант - она спокойно умирает. И не надо на меня смотреть глазами печального барана. Твоих, между прочим, рук дело. Поединок - дело такое, непредсказуемое. Итак, если Коннован умрет, то все вернется на круги своя. Если нет, тогда возникает ряд проблемы. Первая - считать ли ваш поединок завершенным. Согласно правилам соперник должен либо сдаться, либо умереть. Полагаю, Коннован выбрала второй вариант, а ты взял да помешал, спасать бросился, а это несколько… необычно. Теперь у тебя два выхода - либо заставить ее согласиться с поражением, причем официально, то есть в присутствии секундантов, либо добить.
- Добить? - Рубеусу показалось, что он ослышался, вряд ли Карл может говорить это всерьез, но вице-диктатор был серьезен как никогда.
- Добить. Сам или Мике поручи. Она ведь твой секундант. А ты что думал? Что это так просто? Когда вы, наконец, думать начнете, прежде чем делать что-то, а?
- А если она согласиться?
Карл потянулся так, что косточки захрустели.
- Сомневаюсь. Ну да ладно, допустим, она согласилась. Допустим, вопрос с выкупом тоже решен. Все получили желаемое - ты Хельмсдорф и Мику, я - порядок в регионе, а вот что будет делать Коннован?
- Здесь останется.
- И в качестве кого? Домашнее животное? Собачка, которую жалко на мороз выгонять? И сколько она продержится, прежде чем выбрать способ понадежнее?
- Ты тоже полагаешь, что это было самоубийство?
- А разве нет? Шансов на победу у нее не было, но вместе с тем она идет на заведомый проигрыш, а потом случается этакий… несчастный случай. Есть во что переодеться? Ненавижу грязные рубашки… Она тебя обманула, умная моя девочка. Одно не понятно, почему она до сих пор жива… - Карл поднялся и прошелся по комнате, по всему видно, его переполняла энергия, которой требовался выход. А вот у Рубеуса сил не осталось. И вниз пора, граница звенит. И страшно оставлять Коннован надолго одну, почему-то ему казалось, что стоит отлучиться на сколь бы то ни было долгое время, и произойдет нечто страшное.
Например, смерть.
Карл, остановившись у картины, щелкнул по носу полуобнаженную дамочку. Сказал:
- Ладно, если дня через три в себя не придет, отключай. Толку все равно не будет…
Коннован
Я не хотела возвращаться, но бело-желтая сфера сомкнулась и попросту вытолкнула меня из света в темноту.
- Возвращайся, - сказала Тора, но не сказала как. Я не видела дороги и не хотела ее искать. Я останусь здесь навсегда. Почему бы и нет? Тихо и уютно, как под пуховым одеялом. Раньше я часто пряталась под одеялом от ночных кошмаров, а потом перестала видеть сны. Совсем.
Обидно.
Не знаю, сколько времени я просидела, вслушиваясь в темноту, но постепенно она начала наполняться звуками. Шелест… то ли капли дождя запутавшиеся в тяжелой листве, то ли холодные руки воды двигающие камни. Стон… неоправданно-живой для этого места, исполненный такой неизбывной тоски, что сжимается сердце. Шаги… тихие, крадущиеся, опасные. Чье-то дыхание шевелит волосы на затылке, чьи-то руки почти касаются шеи. Я ощущаю исходящее от них тепло, но не само прикосновение.
- Вернись, - шепчет кто-то на ухо.
Закрываю уши ладонями. Ни за что. Не хочу. Не буду.
- Вернись.
Он настойчив, он не желает уступать.
- Вернись, вернись, вернись!
Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него, но сзади никого нет.
- Вернись, - голос будоражит темноту, и она отзывается возмущенными волнами.
Да он просто издевается! Я встаю, чтобы найти его и сказать, что не вернусь, ни за что на свете не вернусь. Мне хорошо здесь, не больно и не страшно, а еще здесь я никому не мешаю и…
- Вернись! - голос отступает, я иду за ним. Тяжело, темнота сгущается, становится похожей на кисель, она пытается удержать, остановить, хватает за одежду и вязкой резиновой паутиной опутывает ноги.
И дышать тяжело. Почему она не хочет, чтобы я дышала?
- Вернись, - теперь голос не просит, он требует, он нагл и настойчив.
- Иди к черту! - кричу я в ответ и… просыпаюсь?
Я просыпаюсь? Это был всего лишь сон? Поединок, мир на кончике лезвия, замерзшее время, Тора и темнота, которая не хотела отпускать меня?
Здесь тоже темно, точнее сумрачно, длинные тени и знакомый низкий потолок отвратительного буро-зеленого цвета, плывет, плавится, а в глазах мушки. И дышать тяжело.
Если то, что случилось, - сон, то почему мне тяжело дышать?
Пытаюсь встать и не могу, вместо тела - комок ваты, а в голове неприятная легкость, от которой к горлу моментально подкатывает комок тошноты. А потолок кружится, по часовой стрелке, но если сильно присмотреться, то против.
Нелогично.
Закрываю глаза, но становится только хуже - бурая, расчерченная тенями юла пускается в пляс, и я понимаю, что еще немного и меня попросту вырвет. Стыдно.
Зато из кружения появляется мысль - если мне настолько плохо, значит, поединок состоялся, то есть первая часть сна - это не совсем, вернее совсем не сон. А дальше? Дальше не знаю. Снова ухожу.
Возвращаюсь.
Неудобно. Лежать в капсуле дьявольски неудобно, трубки в руках, трубки в носу, трубки в груди. Понимаю, что без них никак, но лучше бы никак, чем так. А еще Рубеус пришел. Мораль читать будет. Какого лешего? И без этих проповедей тошно.
- Ну и чего ты хотела добиться таким образом?
Я молчу, делая вид, что разглядываю стену. Голая и некрасивая, краска легла неровно, и кое-где образовались потеки. Мне хотелось пощупать темно-коричневые капельки, чтобы убедиться, что они и вправду застыли.
Что касается вопроса, то вряд ли мой ответ, что хотела я всего-навсего умереть, понравится Рубеусу. Он разорется, и я буду чувствовать себя еще более погано, чем сейчас. Хотя вряд ли такое возможно.
- И тебе не стыдно?
Стыдно, еще как стыдно. Но опять молчу. Капельки на стене обитают стаями, в одной семь, а в другой - целых девять особей. Или капли краски это не особи? Когда думаешь о чем-то постороннем, стыд исчезает.
- Значит, разговаривать со мной ты не желаешь?
Совершенно верно. Не желаю. Ни с тобой, ни с кем бы то ни было. Во-первых, сказать мне совершенно нечего, во-вторых, разговаривать тяжело.
- Ладно. Когда надумаешь - скажи.
Он уходит и я, наконец-то, получаю возможность поплакать вволю. И почему я неудачница? Но плакать тяжело, сразу начинаю задыхаться, и капсула автоматом подает успокоительное, от которого начинает кружиться голова.
