Вор (ЛП) - Тернер Меган Уолен (книги без регистрации txt) 📗

— Ген, это был старый храм. Сломанная входная дверь стала, вероятно, первым ущербом, когда Арактус был вынужден искать себе новый проход. В следующие несколько дней сила воды полностью разрушила храм. Это произошло бы рано или поздно. В конечно счете, все творения рук человеческих разрушаются. — он остановил слезу, ползшую к моему уху. — Однако, я хотел бы пойти с тобой, — сказал он. — Мне всегда будет интересно узнать, что ты там увидел.

Он подождал немного в надежде, что я заговорю.

— Ты расскажешь мне?

— Я не могу, — признался я. — Да и не очень хочется. — я решил взбодрить его насмешкой.

Он рассмеялся, а затем снова пощупал мой лоб. Стражник принес еще еды. Халдей и Софос поели. Квадрат желтого света на стене почти померк, когда мы услышали в коридоре тяжелые шаги и поняли, что царица, должно быть, прибыла в замок и послала за халдеем.

— Я сделаю для тебя все, что смогу, Ген, — пообещал он и встал.

Они также взяли Софоса, и я остался один лежать на полу, размышляя, что такого особенного может сделать для меня халдей.

Когда они вернулись, в камере стояла кромешная тьма. Охранники внесли фонари, и я прикрыл глаза, ожидая, когда свет исчезнет. Когда чей-то сапог толкнул меня, я немного застонал отчасти от боли, отчасти от того, что был оскорблен тем, как невежливо меня беспокоят. Второй толчок в ребра оказался более сильным, и я открыл глаза. Надо мной, стоя между халдеем и капитаном, возвышалась царица Аттолии.

Она улыбнулась моему удивлению. Стоя в круге света посреди темноты, она казалась окруженной божественным сиянием. Ее черные волосы были повязаны золотой лентой, как у Гефестии, а платье, собранное в складки, подобно пеплуму, сшито из красного вышитого бархата. Она была такой же высокой, как халдей, и красивее любой женщины, когда-либо виденной мной. Все в ней напоминало о старой вере, и я догадался, что это сходство преднамеренное, призванное напомнить подданным, что подобно Гефестии, признанной царице богов, эта женщина рождена править Аттолией. Жаль, что я уже видел богиню воочию и знал, насколько царица Аттолии далека от образца.

Она заговорила, и ее прекрасный голос звучал тихо и безмятежно.

— Халдей Суниса сообщил мне, что ты вор, обладающий исключительным мастерством.

Она мягко улыбнулась.

— Это так, — честно ответил я.

— Однако, он полагает, что твоя преданность твоей собственной стран не так сильна.

Я поморщился.

— Я не испытываю особой преданности царю Суниса, Ваше Величество.

— Какое счастье. Для тебя. Не думаю, что он высоко ценит твой талант.

— Нет, Ваше Величество. Он, наверное, не ценит.

Она снова улыбнулась. Блеснули ее идеальные зубы.

— Тогда ничто не мешает тебе остаться в Аттолии и стать моим вором.

Я посмотрел на халдея. Вот какое одолжение он мне сделал: убедил царицу, что я слишком ценен, чтобы выкинуть меня на помойку.

— Э-э-э, — сказал я. — Есть одно препятствие, Ваше Величество.

Брови королевы удивленно приподнялись округлыми арками.

— Какая же?

Надо было придумать что-то очень быстро. Благоразумие помешало мне сказать, что я считаю ее исчадием ада, и что даже горные львы не загонят меня к ней на службу. В поисках чего-нибудь более безопасного я вспомнил шутку халдея на берегу Арактуса.

— У меня есть возлюбленная, — уверенно заявил я. — Ваше Величество, я обещал вернуться к ней.

Королева была удивлена. Халдей был потрясен. Он не мог понять, почему я отказался от шанса на спасение. Конечно, он ознакомился с любовными стихами в моем личном деле. Я был уверен, что в них превзошел самого себя. Впрочем, это был всего лишь еще один способ подтвердить свою профессиональную репутацию, потому что эти стихи я оставил среди бумаг царя. Любой, кто может украсть царскую печать, сможет взломать замок на двери его кабинета.

— Ты дал обещание? — недоверчиво спросила царица.

— Да, Ваше Величество, — твердо повторил я.

— И ты не нарушишь его? — она печально покачала головой.

— Я не могу, Ваше Величество.

— Разве я не лучше нее?

— Вы красивее, Ваше Величество. — королева улыбнулась прежде, чем я закончил. — Но она добрее.

Взгляд стал жестким, улыбка исчезла. Слышно было, как трещит в фонаре масло. Ее алебастровые щеки покраснели. Впрочем, никто не мог обвинить царицу Аттолии в избытке доброты. Она снова улыбнулась мне, но более тонкой улыбкой, и склонила голову, словно принимая мой отказ. Я довольно улыбнулся в ответ, но тут она повернулась к капитану охраны.

— Отнесите его наверх и пошлите за врачом, — приказала она. — Мы дадим ему возможность передумать. — край ее красного пеплума скользнул по моей руке, когда она повернулась, чтобы уйти, и я поморщился.

Бархат был мягким, но вышивка царапалась.

В комнате несколькими этажами выше подземелья я лежал в кровати. У меня началась лихорадка, я бредил и краем сознания понимал, что брежу. Мойра пришла, чтобы посидеть у моей постели. Она заверила меня, что я не умру. Я ответил ей, что хотел бы умереть.

Тогда из темноты вышел Евгенидес, и Мойра исчезла. Евгенидес тоже был терпелив. Он напомнил мне, что жизнь иногда может быть такой же вещью, как все остальное, и ее можно украсть. Он спросил, предпочел бы я сам оказаться мертвым? Я ответил «да», и тогда он поинтересовался, что случилось бы с моими планами прославиться и оставить свое имя высеченным в камне? И готов ли я оставить на смерть моих товарищей?

Мне не очень нравилось считать халдея своим товарищем. Но если он мне никто, зачем же я рисковал ради него своей жизнью? Я вздохнул. Кроме того, за Софоса я действительно беспокоился. Я сказал, что если бы мне повезло умереть, когда солдат вытащил из меня свой меч, мне не пришлось бы сейчас мучиться угрызениями совести.

Бог рядом со мной молчал, его молчание напомнило мне о выжженной долине на другой стороне Аттолии, и я подумал о Леонидисе, умершем у брата на руках. В молчании я считал удары сердца в груди, бессмысленный глупый стук. Наконец Евгенидес произнес словно издалека:

— Его жена умерла зимой. Его трое детей живут с тетей в Овосе.

Когда я решился протянуть к нему руку, он исчез. Я снова заснул, а когда проснулся, голова была почти ясной. Я не примирюсь со своей совестью, если брошу Софоса и халдея на верную смерть, даже если сам умру вслед за ними. От славы и богатства тоже отказываться не стоило. Я выполз из постели и начал осматривать комнату.

Замок в двери камеры щелкнул, и дверь распахнулась. Лампа перед входом не горела, и ни халдей ни Софос не могли разглядеть, кто стоит в дверном проеме.

— Это я, — прошипел я, прежде чем они успели зашуметь и привлечь внимание стражников в караулке.

Я слышал, как они идут на мой голос и попятился, чтобы не столкнуться с ними. Когда они уже были в коридоре, я спросил Софоса, на нем ли его туника.

— А что?

— Дай ее мне.

— Зачем?

— Затем, что на мне ничего, кроме бинтов, нет. Они забрали всю мою одежду.

Софос стянул рубаху через голову и протянул в мою сторону, чуть не ткнув мне в глаз.

— Хочешь взять мои сапоги? — предложил он.

— Нет, мне удобнее босиком.

— Ген, — сказал халдей. — Ты не должен делать это.

— Одеваться?

— Ты понимаешь, о чем я. — по крайней мере, ему хватило ума спорить со мной шепотом. — Спасибо, что открыл дверь, но лучшее, что ты можешь сделать сейчас, это забыть о нас. Возвращайся туда, откуда пришел, и сделай вид, что не вставал с постели.

— А как вы выберетесь отсюда? Через дверь?

— Мы справимся.

Я тихо фыркнул.

— Нет, не справитесь.

— Если нас поймают, мы будем утверждать, что подкупили охранника.

Я постучал пальцем себе по лбу, впрочем, он не мог меня видеть.

— Надо идти, — сказал я, сделав рукой приглашающий жест, чего он тоже видеть не мог.

— Ген, прошло всего два дня. Три с момента ареста. Ты не сможешь.