В краю молчаливого эха - Меньшов Александр (книга читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
— Ну… ну… есть, конечно… Даже в Светолесье, как ехать в сторону Гадючьего плато…
— Вот-вот, — ухмыльнулся Бор. — Только не думаю, что эти твари через горы перебрались.
— Да? — приподнял брови Бочаров. — И откуда же они?
Бор вновь поглядел на Прутика, словно ждал от него какого-то признания.
— Ну-у… Нихаз его знает, — развёл руками Семён. — Если не через горы, то… то… Нет… нет-нет…
— Что? — напрягся Бор.
— Астрал ведь они тоже преодолеть не могли.
— Причём тут Астрал? — не понял Бочаров, а с ним и Первосвет.
— Ну, скажем, ещё я читал, что на Святой Земле обитают какие-то разновидности…
— На Святой Земле? — ухмыльнулся Платон. — Эка ты, парень, хватил! Как же они сюда забрели?
— Вот я и говорю, что никак.
Все, кроме Бора, улыбнулись. А северянин погладил бородку и вдруг смачно сплюнул на землю.
— Если бы да кабы… — проворчал он. — Не знаю, как вам, но мне ясно, что совсем ничего не ясно.
— Брат, ты что действительно считаешь, — улыбался Первосвет, — что они «прилетели» оттуда? Со Святой Земли? Или, может, их случайно торговцы завезли? Ха-ха!
— Случайно, — оскалился Бор. — Вот уж слово… так слово…
На этом обсуждение закончилось. Но у Семёна появилось твёрдое убеждение, что тут дело нечисто. И Бор, возможно, в чём-то прав.
«Но да поживём-увидим», — вздохнул Прутик.
— Угу… поживём, — кивнул Бор, чему-то ухмыляясь.
2
Из-за погоды в Старую слободку попали лишь к полудню следующего дня.
Это была та ещё дыра. Столь убогих мест нет, наверное, даже на дальних хуторках небогатого Ингоса. Там люди хоть тоже не богаты, но заброшенных неухоженных земельных наделов, огородиков поросших крапивой, не найдёшь.
Тут же сплошь унылые картины. И покосившиеся избы, почерневшие от времени, сырости и прочих бед. Их стены густо покрыты толстым слоем многолетнего зеленого мха, что придавало этим домам ещё более жалкий вид. (Хотя вот, правда, местные богатеи да знать жили очень неплохо. Даже очень неплохо.) Улицы же — сплошная грязь, вонь. Заборы, наверное, ставили косые плотники. Иначе никак не объяснить отсутствие в них не только стройности, но упорядоченности. Через бреши пролазила живность, вроде коз да свиней.
В общем, не дорожили здесь теми богатствами, что давала природа, не ценили землю. Для Прутика это было дико. Рождённый в просторе, он никак не мог взять в толк, отчего местные (по крайней мере, из Старой слободки) так странно себя вели. Это удивляло Семёна, можно сказать, что даже впечатляло, но по своему. Он с диким ужасом в глазах смотрел на это поселение, силясь понять — взаправду ли всё это.
А слободка жила день за днём, неделя за неделей, год за годом. Жила своей жизнью, понятной только местным.
И вроде бы руки у них есть. И ноги. И даже голова… А всё одно что-то не так.
Слободкинские выглядели угрюмыми, нелюдимыми. Это касалось практически всех. Прутик потом не раз сталкивался с такой ситуацией, что местные зло говорили друг о друге.
«Так ему (или ей) собаке и надо!» — основная фразочка, кружившая тут.
Семён на всякий случай спрашивал, а кто эта «собака»? И чего натворила?
— А ничего! — махнёт рукой собеседник.
И тут выяснится, что дело в простой зависти. Так все относились к друг другу, и в том ничего эдакого не видели.
Народ здесь был гнилой, никчемный, даже озверелый. Большинство жило впроголодь, забитые и нуждой, и собственной ленью, с тихо бурлящей злобой в сердце. Даже Первосвет, коренной, казалось бы, «жодинец», порой недобро отзывался о слободкинских, называя их не иначе, как «лодырями беспросветными».
Оно и понятно. Тут уж и гадать нечего…
Первые с кем потом сталкивались и Бор, и Прутик, как пришлые, ещё не ознакомленные с заведёнными тут «правилами» люди, были местные попрошайки. Им нужно было только одно — денег в долг. За это обещали даже отработать, в чём-то помочь…
Кстати, сия голь-беднота — самая доступная рабочая сила в Старой слободке. В хозяйстве ведь всегда есть какая-то работенка, с которой в одни руки не справится. Как то: напилить дров, накосить сена, посадить что-то, убрать — в общем, если так, то без этих попрошаек никак. Худо-бедно они справляются с поручениями.
Что касается внешности, то слободкинские были людьми невысокими, темноволосыми, с длинными заострёнными носами. Взгляд у них… э-э-э… оценивающий, что ли… пронзительный… Глаза, из-за того, что были посажены глубоко, придавали лицам местных жителей налёт этакой неприязни. Словно они задумали что-то недоброе и пытались это всячески скрыть.
Прутик отметил, что большинство мужчин не носило ни бород, ни даже усов, но зато их шевелюре могли позавидовать первые красавицы Новограда. Одежда была неброской, скорее бедной: короткие льняные не отбеленные рубахи, вместо пояса у большинства мужчин была верёвка, неказистые холщовые штаны, а на ногах у кого лапти, у кого грубые сапоги, а кто и вовсе босой…
Женщины тоже были просты как в одежде, так и в прочем. Сказать, что не были даже симпатичны — всё же соврать. По своему они были приятны. Но вот в разговоре с чужаками — скупы на улыбки, несловоохотливы и почти нелюбопытны. Глаза постоянно опускали книзу, будто стесняясь…
Единственной женщиной, которая контрастно отличалась от остальных, была некая Ефросинья Сомова, у которой Прутик покупал почтовых птиц. Она и выглядела чуть иначе. Во-первых, была одета по-мужски. А во-вторых, курила длинную трубку и периодически грубо материлась. От неё Семён и узнал, где найти знахарку.
— А по что она тобе? — сощурилась Ефросинья.
— Зуб ноет… мочи нет…
— Так поди-но да у кузницу… али того лучше: ко нашему священнику Лучезару. Яво ить даж-но не горше.
— В кузницу? — Прутик аж затрясся, представив, как ему здоровенными клещами рвут больной зуб. Как он смачно хрустит… Бр-р-р!
— Ну, енто… гляди сам…
Прутик выяснил, где искать ведунью и обречённо поплёлся по грязным улочкам слободки.
Дом Агнии находился на самой окраине. Он ничем особенным не отличался. И ничто не указывало на то, что тут проживает ведунья.
На крыльце стояла молодая статная красивая женщина, одетая в кожаную куртку. А что ещё бросилось в глаза, так это перчатки на руках. Вроде ж не зима, а они надеты.
Агния, а это, скорее всего, была она, глядела куда-то вдаль, словно что-то высматривала.
— Гм! Доброго дня! — смущённо улыбаясь, начал Прутик.
Он потупил взор, стараясь не выдавать своего восхищения. Уж очень хороша была ведунья.
Женщина не пошевелилась. Она будто и не заметила присутствия Семёна. И он, было, хотел снова поздороваться, как вдруг Агния перевела взгляд и сказала:
— Летучие мыши.
— Простите… Что?
— Вон-но там… у леса… Видишь-но?
— Что вижу? — Прутик повернулся в указанном направлении.
— О! Какой-но пригожий, прям!
Семён вздрогнул и повернулся к Агнии. Она по доброму улыбнулась.
Зубы у неё белые-белые… ямки на щёчках… кончик носика смешно заёрзался… Прутик не мог оторвать глаз. Они словно и не слушались своего хозяина. Буквально впились в ведунью, словно оголодавшие комары.
— Вишь, как говоришь-то! Грамоту, ить-но, знашь… Уж-но, не из благородных ли? — Агния прошлась глазами сверху донизу: статный… в плечах не особо широк, но всё же мужественности это не отнимает… овальное лицо… ямка на подбородке… высокий открытый лоб… бровки густые, красивые… волосы всклочены… такие бы рукой схватить, поласкать, потрепать… а глаза добрые… действительно добрые…
Тут знахарка вдруг закашлялась и подняла кулачок ко рту.
— Како тобя-но звать-то? — сухо спросила Агния, отворачиваясь к окну.
Говорила чисто, как слободкинская. Сразу и не скажешь, что из зуреньцев.
— Э-э… Семён…
— Семён… голубчик… Чаво, братец мой, так пялишься? Гляди-но, глаза не сожги!
Прутик вдруг испугался и вжал голову в плечи.
— Ножели не знашь, что опасно-то дело на знахарок заглядатися? — Агния лукаво заулыбалась, входя в избу и приглашая Прутика идти следом. — С чем ить пожаловал?
