"Галерея абсурда" Мемуары старой тетради (СИ) - Гарандин Олег (читать полную версию книги txt) 📗
– И вот я теперь тоже начинаю видеть, что дурная привычка Шестикоса Валундра выводить «на чистую воду» того, кому плаванье в подобных вопросах безразлично, (ха!..), начинает иметь своих последователей. Прямо – заболевают! Заболевают вот этой кабалистикой стучать костяшками пальцев по лбу. То есть, высосут «проблему» из пальца, сами ее выдумают, а после еще предлагают заглянуть в суть этой выдумки. Какого? Ну, а на самом деле, что казалось – проще. Возьми новый лист цветной бумаги, напиши на нем вопрос, а после сожги. Все... вся проблема. И никаких не будет дебатов. Нет вопросов – не требуется и ответов. Куда проще!
– Для кого угодно, это – выход, но только не для него. И тогда Шестикос Валундр внимательно выслушал возражение и продолжил.
«Так – почему углы отбиты? Да потому, что отбитые углы это, во-первых, попытка сделать их не столь заостренными, и эта попытка округлости говорит о желании добиться идеальных форм; во-вторых, за этой попыткой кроется и самая природная предрасположенность закругляя – умножить, то есть, придти туда, откуда начали, а не начинать оттуда, куда не пришли. А это – ипподром и есть. Да и само понятие «округлость» могло взяться только оттуда, когда поскакали. Но ведь раньше, когда никто никуда не скакал, само понятие «округлость» не было столь обязательно. Мало ли других мыслей может появиться тогда в голове? Какой можно сделать из этого вывод? Вывод такой: не надо сосредотачиваться на формах и смотреть вперед; надо смотреть вокруг!»
Понимаете теперь, к чему понадобился ему весь этот «сыр-бор» с приволакиванием на ипподром площади и трибуны на крышу? Чуете, куда загибает?
– Не совсем. Ясно видно, что гнет, а вот – куда гнет – пока не понятно.
– Все понятно. А намекает он вот на что.
Если стало не важно то место, где находится длина и ширина конкретно – где тогда следует искать высоту и глубину соответственно – вот о чем он на самом деле категорически заявил! Поняли?! То есть, явная, категорическая, можно сказать, лепта к пересмотру существующего законодательства, где «условности» иногда бывают поважней самого существа дела. «Зачем условности?» – вот о чем спросил Шестикос! А это уже – не просто вопрос критический и запрещенный! Это вопрос – «хавотский», «глобальный», «политический»! Представьте себе!
– Вы уже тоже, как будто начинаете кричать
– А как тут можно – спокойно! Но, правда, скажу вам и кое о чем тихо и по секрету: кто это, на самом деле, постоянно перепутывает ширину и длину местами и говорит «предположим»? Известно – кто! Но перед «чем» положим и «что»? Если перед носом положим, то ведь длинной рукой трудно будет взять. А если далеко положить, то ничего не останется под носом. И что такое, на самом деле, – «условность»? Условность, если принята законодательно и указана в гостах – чудовищное преобразование само по себе! Опять – почему? Потому, что ее легче всего утрировать».
«Правда!» – донеслось с трибун
«Брависсимо»
«Где билетер?!»
И это почти, как в цифрах, где тоже есть привычка «округлять». Но об этом чуть ниже.
«Мало того – продолжил Шестикос Валундр, воодушевившись, – копировальный станок!...»
И далее Шестикость Валундр сказал следующее – прошу обратить на его слова особое внимание. Что, мол, почему вопрос этот стал из области «второстепенного»? – спросил он. С каких таких убеждений, и с чьей непосредственно подачи никто больше об этом не говорит? Давайте, говорит, разберем данную провокацию (а это – провокация) категорически – вот что именно на самом деле он сказал! Трибуны сразу навострили уши. Вкратце сказал так. Если, говорит, есть копировальный станок, зачем, говорит, нужна копировальная бумага? Она не нужна. Но ведь такая бумага – была! Тогда зачем, спрашивается, понадобился копировальный станок? Но именно затем понадобился копировальный станок, чтобы копировать без копировальной бумаги. Но ведь копировальная бумага – была! Кто-нибудь жаловался на нее, что – плохо копирует? Никто не жаловался. Тогда зачем понадобился копировальный станок? Для того, чтобы не было копировальной бумаги! А это, уже, в свою очередь, значит, что все сосредоточено не на том, чтобы прибавить, а на том, чтобы отнять.
Представьте себе такой оборот!
– Трудно даже представить. Но и здесь он насчет копировальной бумаги тоже совершенно справедливо заметил. Копируют все и вся, потому, видать, нужно здесь вечно какие-нибудь новшества постоянно подсовывать, чтобы само понятие «копировать» казалось единственно возможным и незаменимым действием, чтобы ничего «другого» возможного и неизменного не придумывать.
«Вопрос не принципиальный» – возразил Так Преступничий. Затем так же вышел вперед и начал разминаться. Затем, когда пришел к финишу, сказал:
«Ответьте на другой. Почему клея дешевого нет? Склеиваться то все равно надо! Я вот, например, не знаю – почему. И если меня о том спросят – промолчу. И с каких пор стало по всякому видно, стоит только пройти по улице к коксовому заводу, что выметают ее плохо и мысок постоянно пачкается, не говоря уже обо всем остальном! Я ведь не прошу много. Я прошу только – чтобы улицы выметали чисто».
Шестикос Валунд и здесь нашелся:
«О клее и обо всем насущном – ответил он – говорить стоит, конечно, в начале всего, а не в самом конце. Конечными ли будут ответы или первостепенными, тоже вопрос замысловатый, и в нем стоит разбираться не только лежа на диване. К тому же если вопрос поставлен ребром, то лежа на спине на него не ответишь. И стоит ли тогда лежать, когда тот, кто стоит, тоже на него вряд ли ответит? Ответы они ведь не всегда полностью отвечают на вопрос. Следовательно, прежде всего, нужно научиться ходить «куда надо», и уметь разбираться в «наполненности» вопроса – чем наполнен, чем заполнен, насколько дополнен, и – кем?»
– Молодец. Ловко парировал!
– Ловко. Но опять заворот завернул против резьбы. Опять – Пистана Папаяна уехала!
Тут же последовали другие реплики, натянули транспаранты с вопросами потому, что не все можно было услышать – микрофон фонил. И, потому, в общей продолжительности данного события, к этим разговорам мы еще вернемся, и, чтобы не нарушать саму последовательность события скрежетом, разъясним некоторые основные моменты касающиеся непосредственно ипподрома.
– И все-таки, не перестаю удивляться – каким же надо обладать чувством ответственности перед самим собой и мужеством, какой нужно иметь точильный камень под каблуком, чтобы после такого острого языка самому на этот свой язык не попасться?
– Теперь вот я не совсем вас понял.
– Я хочу сказать, что после подобной критики в сторону происшествий, ведь обязательно в таком «мус», как Шестикос, обязательно должна появиться лишняя минута-другая, чтобы уличить самого себя в данной прозорливости. Стыдно ведь одному быть умному, когда рядом с пивной живешь. Я – о самокритике.
– Ах, вот вы о чем! Но для Шестикоса Валундра этот вопрос давно закрыт. Однажды, когда он, было, действительно начал идти гораздо дальше своих собственных размышлений и с привычной ему сосредоточенностью начал все более основательнее вглядываться в окружающую обстановку и в лица, идущие ему навстречу, он все чаще начал натыкаться на свое собственное лицо, начал самого себя встречать то на улице, то в гостях, то дома – все чаще. Понимаете ли – насколько серьезными могут быть такие встречи для Шестикоса? Двойственность она и всегда была понятна – тройственность – тоже и т.д. Обычные, на самом деле, вещи – не мне вам говорить. Но встречаться – встречаться, встречи – встречами, а вот когда начинаешь спорить сам с собой, применяя свои, шестикосовские же истины, это уже не смешно.
– А было такое – не знаете? Очень бы интересно представить.
– Ну, не без этого. Конечно и всенепременно – было. Представьте себе – если какой-нибудь Титус Нычкин может позволить себе по семь раз на дню повторяться – сколько может повторений позволить себе Шестикос? А Роту? На что Роту ловит в свои сети то Кацусскую, то Вишневскую – как думаете?
