Кадеты Точка Ру - Зервас Никос (книги без сокращений TXT) 📗
— Не знаешь, как поступить? Руки опускаются, одолело уныние? — вкрадчиво отозвался телевизионный голос. — Новый алкогольный напиток на базе абсента поднимет тебе настроение!
— Что-то знобит, — поёжилась Ася. — Милый Петенька, ты не добавишь «Огонька»?
Тихогромыч радостно закивал и принялся метать журналы в камин.
— Здравствуйте, в эфире последние вести. Сегодня президент России и прибывший в Москву с официальным визитом президент Франции вместе возложили венок к памятнику Шарля де Голля. Главы государств проследуют в Большой Кремлёвский дворец, где через час начнётся российско-французский саммит…
— Значит, Проспект Мира перекрыли, — машинально прокомментировал Царицын. — Где у нас памятник де Голлю? Правильно, недалеко от Звёздного бульвара. Ася, когда будем пить чай? Петруша, ты с малиной?
Петруша почему-то не отозвался. Совсем, бедняга, голос потерял. Ваня обернулся к больному приятелю:
— Выбирай опцию: с малиной или с мёдом?
А Петруша сидел с вытаращенными глазами и только щёки надувал, пытаясь что-то произнести.
— Поконкретнее, — усмехнулся Ваня.
— Г-д… где памятник находится? — медленно прохрипел Петруша, бешено вращая очами.
— Я же говорю, на Звёзд… — Царицын осёкся и чуть покраснел. Схватился за карман, нащупывая мобильный телефон.
— Ася! Карту Москвы, быстро!
Девочка подскочила, поспешно развернула атлас на старинном потёртом столе. Царицын впился в карту глазами. Наконец выдохнул:
— Так, всё! Работаем по броневику! Ася, к телефону. Звонишь во все пиццерии Северного округа. Заказываешь пиццу по адресу… записывай! Улица Первая, дом пять. Нет, нет! Дом номер семь!
— Пиццу? — эхом отозвалась девочка. — Но я не очень люблю пиццу.
— Пожалуйста, не обсуждай. Через четверть часа мне нужно как минимум двадцать… нет, тридцать заказов пиццы на указанный адрес. Это срочно, Асенька! Ха-ха! Отлично, теперь разберёмся с параллельной улицей…
Он заметался по кабинету, задевая старинные книжные шкафы.
— Петя, друг! Помнишь, у тебя был знакомый хакер? Который ломал для нас веб-сервер партии «Яблоко»? Звони-ка ему, срочно! Прямо сейчас, с мобильника.
Тихогромыч кинулся ловить скользкий аппарат в подушках. Поймал, вцепился обеими руками, набирая номер.
— Спроси своего хакера… не слабо ему на спор залезть на один сайт в Рунете?
— Государственный? — испуганно охнул Петруша.
— Да нет, ты успокойся. Мне нужно, чтобы он пробрался в портал одного молодёжного клуба… И разместил там объявление. Самыми огромными буквами!
Иван бегал вокруг карты, грыз карандаши, размахивал руками — длинная тень Царицына, то сжимаясь, то вырастая на половину потолка, прыгала по стенам. Возле камина, шелестя жёлтыми страницами телефонного справочника, Асенька неисправимо нежным голосом мурчала в старинную чёрную трубку:
— Здравствуйте, это «Лазанья ди Моска»? Я бы хотела сделать срочный заказ, пожалуйста…
Вскоре за телефон засел Иван:
— Алло, это квартира Бахиревых? Беспокоит кадет Царицын. Антоша, ты?! Срочное дело, брат! Готовые хухрики есть? Нужно много хухриков, очень много? А ведро наберётся?! Отлично! Антоша, прямо сейчас… Умоляю! Вопрос жизни и смерти одного достойного человека. Лети в район Выставочного центра! Переулок Гнобищенский! Нет уж, ты возьми карандаш и запиши! Дом девять, во дворе асфальтовый пятачок напротив второго подъезда! Надо всё засеять хухриками, равномерно! Как засеешь — сразу убегай! Там через полчаса тако-ое начнётся!..
— Никуда не уходить, всем быть на связи! — крикнул Царицын. Схватил Асин шерстяной платок, цапнул с блюда зелёное яблоко и стремительно вылетел из дома.
Глава 25. Если волк не сдаётся
— Не журись, Шарапов, вот разгребём мы с тобой эту шваль — в институт пойдём! Знаешь, как наша профессия называется?
— Как?
— Правоведение!
«Здравствуй, моя Суворочка. Сегодня отрубил голову у пленного турецкого паши, играл ею, кидался, как мячом. Прошлый раз дарил тебе на Рождество уши башкирцев да скальпы польских конфедератов. Теперь привезу бусики из глаз поганых турчат. Турки — не люди, убивать их надо, особенно детишек турецких, чтобы не плодилась эта нечисть богопротивная. И поляки не люди. И башкирцы не люди. Только русские — настоящие люди, потому что лицом белы и красивы, курносы и отважны. Мы должны всех завоевать и править всем миром, господами быть над народами. Половину народов пушками расстреляем, другую половину в цепи закуём, пущай работают на матушку Царицу нашу.
Сахарский ещё раз перечитал письмо, наслаждаясь тем, как грамотно всё сделано. Стиль — настоящий, суворовский. Именно таким языком русский генералиссимус писал своей дочурке.
Вот как интересно получается. Раньше думали, что Суворов просто гениальный полководец, а оказывается, сущий расист, человеконенавистник, чудовище! Душитель Польши, палач Поволжья и Яика, безжалостный бульдог Императрицы Екатерины. Сахарский улыбнулся, бережно вложил письмо обратно в кожаную папочку и, поморщившись, посмотрел в окно броневика.
Каньон проспекта заполнялся гарью. Стояли безнадёжно, начали глушить двигатели — из машины не выйдешь, можно угореть.
— В выходной день, п-пень! Это ж ухитриться надо, г-гады! В такую пробку! — рычал водитель, жирный охранник с кобурой на бедре. Докурив очередную сигарету, скрипнул жёлтыми зубами и, крутанув руль, двинул через встречные полосы — в переулки.
— На эфир опоздаем… Надо объезжать по Будюкинской! Небритый, утомлённый бессонницей историк Сахарский сидел рядом с водителем. Прижимал к животу кожаную папочку, с раздражением глядел сквозь бронированное мутное стёклышко. Сахарский решил лично отвезти Уроцкому заветное письмо. Он слишком ценил свой труд, свой талант — чтобы доверять сокровище какому-то курьеру! Впрочем, путешествие затягивалось.
Бывают калечные, юродивые дни: весь мир задаётся целью довести тебя до белого каления! С утра зацепилось и поползло: сломался тостер, закончился «Беломор». Хотел успокоиться — пришлось раскурить сигарету. Теперь пошлые московские тараканы путались под ногами: вы думаете, на Будюкинской было свободно? Куда там! Забита под завязку, да всё какие-то пикапы с рекламными картинками на боках — мигают аварийками, раздражённо сигналят, коряво паркуются на тротуарах.
— Да откуда вас? Да чтоб вас! — скрипел зубами водитель. Машина увязла среди расписных малолитражек. Потеряв терпение, инкассаторский бронемобиль взревел и вырвался в переулки.
— Срежем дворами! Здесь близко, — процедил сквозь зубы водитель, уже багровеющий.
Едва свернули в переулок, началось непонятное. Внезапно, как вспышка, возникла на дороге женщина в белоснежной оборванной хламиде, капюшон на лице… Сахарский вздрогнул: зелёные волосы вьются по ветру, узкие руки расписаны змеями! Водитель дёрнул рулём, шарахаясь от привидения, вылетел на тротуар. У Сахарского расширились глаза: он уже увидел впереди нескольких с топорами. Они двигались наперерез.
— Что? Это засада? — онемевшими губами шевельнул историк. Двадцать, а может быть все сорок человек в чёрных одеждах, с обнажёнными блистающими клинками вышли из-за мокрых кустов. Впереди шагал, с боевым цепом наперевес, худощавый главарь, похожий на подростка, в чёрном венце и железной маске.
Водитель ударил по газам: броневик с грохотом, сбивая мусорный бак, нырнул мимо вооружённой толпы в полутёмную арку.
— Здесь проскочим! — прохрипел вспотевший водила.
В этот миг жаркой очередью загрохотало: по машине, по колесам. Сахарский подпрыгнул, ударился в потолок седеющим ёжистым теменем. Водитель повис на руле, круто выкручивая набок.
— Стреляют, стреляют! — завопил Сахарский, вцепляясь водителю в плечо. Вокруг трещало и хлопало. Сахарский слышал, как броня звенит от свинцового града.