Сторож брату своему - Медведевич Ксения Павловна (полные книги .txt) 📗
Поэтому, когда наступил самый ответственный момент, и носилки принялась осматривать стража аль-касра, Фархад не только не испугался, но испытал самое настоящее облегчение: ну наконец-то приехали.
– Это кто? – прогудел огромный тюрок в высоком шлеме.
– Я невольница посредника, прибыла получить деньги за новую рабыню, – низким, с хрипотцой голосом ответил Фархад.
Тюрок огладил взглядом «груди», туго обтянутые хиджабом, и осклабился:
– Пойдешь обратно, красавица, скажи, где тебя искать в городе!..
Фархад затрепетал ресницами, скромно опустил глаза и прикрыл пухлые от подводки губы краем платка. Тюрок с сожалением вздохнул, поддернул мошонку и махнул – проходите, мол.
Устад Бишр, все так же вздыхая, тут же отправил Кабиху в баню, а Фархада долго водил по комнатам харима, показывая, где тут то, где тут се, а вот сад, а вот дворик евнухов, а не желает ли прекрасная Жасмин чаю… Нет, не желает? Какая жалость… И все клал ему руку на талию. Тебе-то куда, кастрат, устало думал Фархад, трепеща ресницами и покорно улыбаясь.
Кабиху он из бани дождался. С улыбкой попросил всех выйти из комнаты, крепко закрыл двери. А потом повалил девку лицом вниз на ковры, скрутил руки платком, другой платок засунул в мерзкую пасть, взял мухобойку и отлупил Кабиху по тощему заду. Девка билась, мычала от боли. Ничего-ничего, сучка, будешь знать, как на меня залупаться. Потом он побил ее кулаком и ногой – умело, чтобы следов не оставалось, как в притоне учили. Там приходилось часто драться за клиентов – а синяки и шрамы нельзя оставлять, наказывали за порчу внешности и удешевление товара.
Напоследок дал пару оплеух – не сильно, чтоб только из носа потекло, вынул кляп, взял за тоненькое, как у цыпленка, горло и сказал – глаза в глаза:
– Слушай меня внимательно, о дочь греха. Ляпнешь чего – язык вырежу и в фардж углей напихаю.
Подведенные глаза Кабихи текли краской и слезами. Фархад сжал пальцы, девка захрипела.
– Слушаться меня беспрекословно. Мигни, если понимаешь.
Она вывалила язык, но мигнула. Фархад ослабил хватку.
– Без разрешения ничего не делать. Делать только то, что говорят. Я приду, не один раз. Распоряжения отдаю только я. Вопросов не задавать. Подчиняться мгновенно, даже если я велю засунуть голову в пруд и так держать.
Кабиха жалобно задышала, хватая воздух размазанным ртом.
– Не вздумай брыкнуть, сучка. Мы до тебя доберемся везде. Будешь вести себя хорошо – останешься жить.
И разжал пальцы.
Потом развязал девку, обтер ей кривое от боли лицо, пнул на прощание под зад и вышел вон.
Из дворца он выбрался в носилках устада Бишра: за это, правда, пришлось расплатиться. Глубоким, страстным поцелуем старого кастрата. Но лучше целоваться с евнухом, чем попасться в руки тюрку-стражнику – тот мог затащить в караулку и, лапая понравившуюся рабыню, нащупать между ног Фархада кое-что женщине не подходящее.
Улыбнувшись воспоминаниям, Фархад принялся смывать с лица краску.
Шаги за спиной он услышал вовремя. И вскочил вовремя – потому что сидел над тазом, а в руке у Бехзада была веревочка, как раз на шею сидящему накинуть.
За племянником господина Садуна стояли еще двое айяров – Джамшид и красавчик Нагиз. Все трое нагло улыбались.
– Что ты так дергаешься? – осклабился Бехзад. – Не подумай ничего плохого, я душить тебя не собирался!
И подмигнул товарищам.
– Зачем же тебе веревка? – глупо спросил Фархад.
– Ну так, разве что самую малость придавить. Чтобы ты бутончик расслабил, – хохотнул Нагиз.
И шагнул поближе. Фархад вжался в стену, звеня все еще не снятыми ножными браслетами. Айяры, хихикая, окидывали его маслеными глазками:
– А так ты еще красивше, Фархадка…
В длинном платье и завязанном на все шнурки хиджабе несподручно отбиваться ногами – поэтому они его сумели схватить, в шесть рук оттащить к длинному столу, на котором растирали травы, и завалить вниз лицом на скобленые доски. Двое удерживали ноги широко расставленными, Бехзад, сопя, одной рукой выворачивал на спину покрывало, верхнее платье, нижнее платье – а другой крепко прижимал спину к столешнице. Фархад бестолково колотил кулаками и тяжело дышал – кричать было почему-то стыдно. Когда рука айяра рванула вниз шальвары, заголяя ягодицы, Фархад понял, что сейчас ему вдуют, как лодочники в Самарре не умеют, – неделю сидеть не сможет. И простонал:
– Зачем же так грубо?
Тискавшая зад потная пятерня замерла.
– Чего?
– Я разве сказал, что не хочу, о Бехзад? – мурлыкнул Фархад. – Зачем ты со мной как со строптивой рабыней?
И изогнул спину, потеревшись ягодицами о напряженный зебб айяра, вздымавший шальвары на целый локоть. Бехзад ахнул и убрал пятерню, давившую на плечи.
Айяры засмеялись и отпустили ноги.
– Я многое умею, – протянул Фархад, поднимаясь и разворачиваясь к троице жаждущих плотских утех мужланов. – У меня были очень требовательные клиенты…
И провел языком по накрашенным губам.
– Чур, я все равно первый! – выдохнул Бехзад и потащил его в угол – там лежал обрывок ковра, на котором Фархад обычно засыпал, припозднившись с растиранием зелий.
Юноша покорно пятился, Бехзад, застонав от нетерпения, ударил его спиной о стену рядом с ковром и, тяжело дыша, принялся целоваться. Фархад изо всех сил изображал страсть, как учили в притоне: извивался, ахал и сосался в ответ.
И не забывал коситься в сторону товарищей Бехзада – они дрожащими пальцами пытались развязать шальвары, жалко путаясь в шнурках и шипя от собственной неловкости.
Ларец с инструментами стоял в двух шагах – на низеньком столике у стены.
– Позволь мне сбросить одежду, о нетерпеливый, – простонал Фархад, с влажным чмоканьем отлепив свои губы от Бехзадовых.
– Нет, – зарычал айяр, – нет! Снимай штаны, становись на четвереньки!
– Ммм… Так ты раздавишь меня о стену, о могучий, о страстный, любовь моя, как я смогу раздеться перед тобой?..
Айяр попятился, облизываясь.
Фархад с улыбкой стал сползать вниз по стене – в сторону, немного в сторону… Только бы они ничего не поняли, о Син, о звездный бог, помоги мне…
– Куда это ты? – взревел Бехзад, хватая его за плечо и вздергивая на ноги.
– Я хочу сначала подарить тебе поцелуй – там, куда еще не целовали губы юноши, – замурлыкал Фархад, дергая айяра за шнурки шальвар – и пятясь, пятясь…
Бехзад со страстным сопением настиг его у самого столика с ларцом, оттолкнул, привалился к стене и спустил штаны:
– Ну?!..
Фархад покорно опустился на колени и обнял айяра за бедра.
Тяжело дыша, Бехзад заметил:
– Ты знаешь, что дядюшка отрезает своим доверенным невольникам языки? А, Фархадка?
Юноша поперхнулся. И поднял глаза. Айяр смотрел на него сверху вниз, улыбаясь:
– Пока у тебя есть язык, Фархадка, работай им… Работай без устали, фф-ффф…
И Бехзад запрокинул голову, закатив глаза.
Что происходило за спиной, юноша видеть, естественно, не мог. Левая рука привычно откинула крышку ларца, пальцы мгновенно нашли нужное. Длинный узкий ланцет, которым снимали кожу над сухожилиями.
Фархад коротко размахнулся и всадил лезвие в бедро Бехзада. Тот взвыл, как волк.
Юноша выдрал лезвие, кровь забулькала, как из бурдюка.
Добить не успел – на него уже лезли те двое.
Нагиз подскочил первым – Фархад мгновенно полоснул его под подбородком. Кровь брызнула так, что юноша зажмурился и заплевался.
Джамшид заорал и бросился из комнаты вон. Нагиз осел на пол и рухнул вниз лицом – ноги несколько раз брыкнули, сбрасывая туфли.
Бехзад пытался зажать рану ладонью и утробно ревел.
– Мразь, – пробормотал Фархад.
Поднял с полу платок от своего женского платья, подошел к орущему ублюдку, опустился на колени и принялся накладывать на бедро тугой жгут.
– Дядюшка! Он меня чуть не убил! А Нагиза убил! – вдруг скривил губы и заскулил раненый.
Фархад медленно обернулся и увидел за собой господина. Старый сабеец глядел на племянника совершенно равнодушно:
