Иероглиф «Измена» - Первухина Надежда Валентиновна (лучшие книги онлайн TXT) 📗
— И не надейся. В сердце этой девушки нет для тебя места. Поэтому свою увлеченность ею изгони из души и плоти. Поверь, вы никогда не будете вместе как мужчина и женщина; мы, оборотни, видим такое сразу. Но остаться друзьями вы можете… Но сейчас не об этом. Хочешь ли ты отправиться со мной в столицу, побывать во дворце, оказаться в самом сердце тех событий, что грядут неизбежно?
— Конечно, хочу! Я мужчина и цзиньши, мне стыдно отсиживаться в глуши, покуда в столице зреет опасность!
— Отлично. В таком случае ты оправишься со мной. А девица Юйлин пусть останется в поместье. У нее чувствительное сердце…
— Сердце мышки, — усмехнулся Ши Мин.
— Можно сказать и так. Пусть она избежит опасностей. Старая Бинь будет приглядывать за нею, да еще я оставлю кое-кого из подчиненных мне оборотней наблюдать за поместьем.
Позднее Ши Мин встретился с Юйлин в саду и сказал:
— Господин Ян берет меня с собой в столицу. Там я нужнее, чем здесь.
Юйлин не могла скрыть жестокого разочарования:
— А я?! Так и буду сидеть затворницей в поместье?!
— Ничего не поделаешь. Ты девушка, тебе следует беречь себя и не подвергаться опасностям…
— Вот как! — Юйлин была вне себя от досады. — А мы еще клялись быть друзьями друг другу.
— Не понимаю, как мой отъезд может нарушить клятвы нашей дружбы! Юйлин, успокойся!
— Ах, да я спокойна, как воды Цанхе зимой! Поезжай в столицу, поезжай хоть в горы Шицинь, мне все равно! Государственный служащий!
— Юйлин, если б я не знал твоего благородного сердца, я бы подумал, что ты мне завидуешь…
Юйлин хотела было что-то сказать, но осеклась. Помолчала, потом буркнула, насупив изящные бровки:
— Ладно, поезжай. Только береги себя.
И вскоре колесница господина Ян Синя увезла юношу в Тэнкин. Юйлин осталась в одиночестве и сильно заскучала. От скуки и стихи у нее получались скучные. Она гуляла по саду — гулянье не приносило радости. Она говорила с домоправительницей — разговоры были все об одном и том же… И бродя среди плакучих ив, Юйлин не раз думала, что, превратись она в плакучую иву, жизнь ее станет не в пример интереснее и оживленнее.
Цзюань 11
НЕУТОЛЕННАЯ ДУША
Принцесса Фэйянь стойко перенесла потерю бригавеллы «Халцедон». Она не могла обвинить императрицу в том, что именно та отдала приказ о поджоге корабля, она даже не могла доказать, что это был поджог, а не нелепая случайность. Но недоверие и неприязнь по отношению к владычице Чхунхян поселились в ее сердце. Впрочем, Фэйянь не была бы дочерью своего отца, если б позволила этим неблаговидным чувствам вырваться наружу. Внешне она была по-прежнему спокойна, любезна и почтительна. К тому же Ют-Карахон-Отэ всячески старалась задобрить принцессу, улестить и заверить в своей совершенной к ней дружбе. И принцесса понимала, что, хоть она и стала поневоле пленницей императрицы Чхунхян, пока к ней относятся как к пленнице почтенной и высокородной. Одно тревожило принцессу: ее беременность. Не будь Фэйянь в тягости, ей хватило бы сил и знаний для того, чтобы тайком сбежать с Жемчужного Завета. В конце концов, любая дракониха из ее свиты почла бы за честь отнести на своих крыльях супругу князя Баосюя… Но под разными предлогами драконих к принцессе тоже не допускали, а сами драконихи были слишком благовоспитанны, чтобы выражать по этому поводу недовольство и подозрения…
Единственное, что могла сделать Фэйянь, — это; как советовала императрица, написать письмо мужу. Это письмо было выдержано в вежливом и холодноватом тоне, и хорошо. Иероглифы письма можно было читать по-разному: обычно и в зеркальном отражении. Баосюй знал этот прием, потому и должен был прочитать следующее: «Меня против воли держат в Жемчужном Завете. Я жду ребенка. Прошу тебя, прилетай». Фэйянь справедливо полагала, что после этих строк Баосюй явится на Жемчужный Завет не один, а с целым крылатым воинством.
Письмо было отправлено с почтовой чайкой, и Фэйянь не оставалось ничего, как ждать ответа. Хоть какого-нибудь. А весь Жемчужный Завет между тем торжественно готовился к празднованию Ночи Неутоленных Душ. Похоже, это празднество было действительно особенным. Императрица Чхунхян несколько, раз вместе с Фэйянь выезжала из дворца в столицу, чтобы самолично наблюдать за тем, как великий город готовится к празднеству.
— Вам понравятся наши церемонии и торжества, принцесса, не сомневайтесь, — уверяла при этом императрица Чхунхян.
— Разумеется, ваше величество. Но прошу вас помнить, что я выросла в простой среде и плохо разбираюсь в торжественных церемониях.
— Ах, бросьте, бросьте! — лукаво усмехалась Ют-Карахон-Отэ. — Наверняка на Лунтане, да и в Яшмовой Империи предостаточно своих ритуалов и церемоний.
— Да, это верно…
— У вас усталый взор, милая принцесса. Не сыграть ли нам в мацэзян?
— Прошу меня простить, но я не слишком здорова и потому не могу играть…
— Пустяки, принцесса. У вас отменное здоровье. Если же немощь касается вашего особенного положения, то я велю призвать лекаря.
— Нет, — неизменно отвечала принцесса Фэйянь. — Не надо лекаря. Я готова сыграть.
И она покорно играла в мацэзян, проигрывала, выигрывала — все как всегда. И думала при этом: а после Ночи Неутоленных Душ императрица позволит ей отбыть на родину или измыслит еще какую-нибудь причину, чтоб держать Фэйянь высокородной пленницей?
«Тогда война между Жемчужным Заветом и Лунтаном неизбежна! Мало того. И Яшмовая Империя пойдет войной на Завет, обязана пойти, как бы ни был миролюбив и смиренен мой брат. За оскорбление сестры он обязан отомстить! Война! Нет безбожней и ужасней слова! Неужели Небесная Канцелярия позволит пролиться крови и звенеть оружию?!»
В эти дни Фэйянь часто и много молилась. Она призывала Небесных Чиновников Аня и Юй. Но они почему-то не являлись ей, и это иногда приводило принцессу в отчаяние. Она была одна среди чуждой ей страны и чуждых людей. Пленница, которую ожидает неизвестность. И принцесса торопила время, чтобы скорее пришла Ночь Неутоленных Душ, а после Ют-Карахон-Отэ выполнила бы свое обещание. Хотя Фэйянь прекрасно понимала, что Ют-Карахон-Отэ с такой же легкостью отречется от своего обещания, с какой дала его.
Но вот народилась новая луна и настал канун Ночи Неутоленных Душ. Весь день перед этим и императрица, и придворные, и дворцовая челядь, и весь народ вкушали лишь постную пищу. Даже принцессе Фэйянь подали постное, хотя ей, как беременной женщине, дозволялось есть все…
Едва на землю спустились сумерки, дворец, столица, да и весь Жемчужный Завет осветились неисчислимым количеством бумажных фонариков. Заиграли флейты, свирели, цитры и лютни. Под эту печальную мелодию светящиеся фонарики раскачивались на ветвях деревьев, свисали с крыш домов, плыли в крошечных лодочках по рекам и прудам словом, дивное, живописное зрелище!
— Принцесса, скажите, ведь ради этого стоило остаться? — спросила императрица Чхунхян, когда они с Фэйянь стояли на открытой террасе и любовались дивным зрелищем.
— Это прекрасно, — уклончиво ответила Фэйянь.
— В Ночь Неутоленных Душ мы зажигаем столько фонариков в память тех, кого уже нет с нами. Эти огоньки освещают им путь в загробном мире, дают надежду на благое перерождение. Вы верите в учения о перерождениях, принцесса?
