Выбор пути (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
— О! — ядовито ухмыляясь фыркнул Гав Гавыч — Участковый явился! Явление участкового народу! Не прошло и года! Участковый дрыхнет, а тут преступность разбушевалась, народ тиранит! А он там спит! Небось нашел какую-нибудь вдовушку, и давай множить деревенское население! Каганов, ты как насчет вдовушек?
— Нет — сумрачно ответил я — Только с кобылами. Кобыла — она самая лучшая невеста!
— Я так почему-то и думал — отрезал эксперт — Участковый, это не должность, это диагноз! Михална, слышала, почему участковые квашеную капусту не едят?
— Почему? — Лия Михална с интересом воззрилась на довольного, сияющего эесперта.
— А глаза щиплет! — эксперт изобразил, как я должен поедать капусту, опуская рыльце в миску — А знаешь, почему они маринованных огурцов не едят?
— Почему? — спросила Лия Михална, продолжая довольно хихикать.
— А голова в банку не лезет!
Женщина еще громче захихикала, а опер Васька Куделин, который как раз вышел из избы, недовольно поморщился:
— Хватит ржать, а? Народ смотрит! Устроили тут…
Васька был мужиком правильным и видал всяческие виды. Работал он уже шестой год, но циником как ни странно еще не стал — в отличие от Михалны, бабы за сорок, и Гав Гавыча, редкостной сволочи, для которого ничего святого наверное в этой жизни и не было. Может эксперту, вечно копающемуся в трупах и положено быть циником, но Гав Гавыч все-таки черту эту уже давно перешагнул. Ему все было пофиг. Не трогали Гавыча ни слезы матерей, жен и детей, не трогал вид несчастных жертв — для него все это было рутиной и забавным приключением — в зависимости от различных обстоятельств. Наверное — это было застарелой профессиональной деформацией, а возможно — просто отсутствием совести. Хотя скорее — все вместе взятое и умноженное на десять.
В общем — не люблю я его, да и все тут! Впрочем — как и дуру Михалну, которая вечно поглядывает на мою задницу. Ну любит она молодых мужиков, чо уж там… рассказывали мне о ней кое-что мужики с райотдела. Только вот не в моем вкусе женщины, больше похожие на борца сумо. Боюсь я их. Не дай бог сверху сядет такая сумоистка!
— Ну чего, Каганов, пистона будешь получать? — задумчиво протянул Васька, закуривая сигарету — Похоже, что местные тут покружили. Бабку задушили, смертные деньги вытащили, и были таковы. Или таков.
— За что пистона-то?! — безнадежно спросил я, сам зная, за что. За ТО! И за ЭТО!
— Давай, опрашивай соседей иди. Подомовой обход делай — пожал плечами Васька — Смотреть на старуху будешь? Или на слово поверишь, что она мертвее мертвого?
— Смотреть буду! — ожесточился я — У меня хобби такое — рассматривать мертвых старух!
— Он от этого возбуждается! Мало того герантофил, так еще и труположец! — прокомментировал Гав Гавыч, и мне ужасно захотелось дать ему по роже. Может проклясть его? А что — награжу вечным поносом, и пусть себе дрищет в свое удовольствие! И жизнь его будет веселой, насыщенной сочными приключениями!
Нет уж — говорят, эксперт он хороший, пусть даже и человек дерьмовый. Пускай работает. И вообще — поменьше надо разбрасываться заклятиями.
Вызвался смотреть на бабку — значит, надо идти. Тем более что я все-таки орган дознания, как это следует из моих обязанностей. Участковый воплощает в себе сразу три ипостаси — дознаватель, опер, и собственно участковый уполномоченный. Особенно в селах, где до ближайшего РОВД иногда можно добраться только, и исключительно — на тракторе. Или вертолетом.
Дом, как дом… каких сотни, а то и тысяч по всей округе. Сложен из брусьев, обшит досками. За досками — засыпка из опилок и всякой такой ерунды. Типа утеплитель. Такие дома строили после войны и в пятидесятые годы — дешевле, чем из бревен, и вроде как меньше хлопот по обслуживанию. Бревенчатый рассыхается, надо ждать, когда он усядется, потом щели конопатить, и все равно обшивать досками. А тут построил, засыпал, обшил, изнутри фанерой обил — вот тебе и дом! Да, не такой добротный, как мой дом (уже — мой!), но вполне себе пригодный для жилья.
Две комнатки, кухня — совсем маленький домик. Правда есть сени — и как вижу, там стоят бутыли, из которых мерзко воняет бражкой. Вон оно что… похоже бабка приторговывала самогонкой, так что немудрено, что к ней ходили все местные, кому не лень. Это и объясняет, это и замедляет расследование. Раз к ней таскались все, кому не лень — попробуй ты, найди среди них убийцу! Тут круговая порука, черт их подери!
Бабка лежала на постели, и ее фланелевый халат был бесстыдно задран до самой груди, обнажая белые дряблые ноги и все, что между этими ногами находится. Отвратительное зрелище. Так вот что Гав Гавыч имел в виду насчет возбуждения, мерзкий козел! И язык же повернулся! Похоже что визитер (или визитеры) здесь хорошенько поразвлекались. И выпили, и закусили, и «красотку» поимели.
Твари чертовы! Ненавижу эту синь… вот на кой черт они живут, небо коптят? Небось еще какими-нибудь инвалидами числятся. Смолоду бухают, здоровье пропивают, потом уходят на инвалидность и квасят, собираясь с самого раннего утра у магазина, торгующего шмурдяком! Нет, они там не покупают, они там тусуются — вдруг появится богатый чел, имеющий капитал, достаточный для приобретения самогонки, либо разведенного спирта «Роял»? И тогда жизнь удалась! День прошел не зря!
Насмотрелся я на таких тварей — что в детстве, что в юности, что сейчас — когда поработал участковым. Эти синяки деградировали до самой последней степени, и все, что у них осталось, все, чего они хотят — это нажраться и стоять, пуская табачный дым стаей вонючих шакалов, стоять и трепаться языком ниочем, обсуждая все на свете, потому что они всегда знают все обо всем лучше любого мыслителя.
В комнате было полутемно, хотя кто-то (наверное опер) отодвинул занавески до самого предела. Тусклая лампочка почти не давала света — экономия, зачем его зря-то жечь? Что старухе смотреть? А телевизор вообще лучше всего глядеть в темноте — оно ведь и видно гораздо почетче!
Вещи из платяного шкафа вывернуты на пол, и скорее всего — деньги хранились именно там, в секретном месте, под стопкой белья — в том месте, о котором само собой не знает ни один домушник. Еще можно хранить деньги в морозильной камере, за ковром на стене, и в бачке унитаза. Но тут бачка нет, сортир деревянный на улице, так что кроме шкафа и морозилки тайных мест в доме больше и не осталось.
Холодильник тоже открыт. Если там что и было — то оно сразу и убежало. В общем — разграбили несчастный домик по-полной. Вот он, вред алкоголя! Не торговала бы самогонкой, и…
Впрочем — мне ли ее судить? Может у нее нет никого родных, может жила на одну социальную пенсию в шесть или семь штук! Попробуй, поживи на шесть тысяч в месяц! Это только наши депутаты могут — судя по их правдивым и верным словам.
Я постоял посреди комнаты, внимательно осматривая «окрестности» — сам даже и не знаю, зачем. Зачем мне запоминать, какие тут вещи навалены? Зачем запоминать позу, в которой лежит мертвая бабка с открытыми, удивленными глазами? Смысл какой? Я не сыщик, пусть сыщик ищет. Нечего из себя изображать Шерлока Холмса. Мое дело — идти по домам и опрашивать народ — кого видели, где были, и… все такое прочее. Может вдруг мне кто-нибудь потихоньку и сдаст супостата. Хотя скорее всего — никто ничего не видел и ничего не знает, даже если видел и знает.
Во-первых, тут полно бывших сидельцев, а сидельцы на своих якобы не стучат (западло!).
Во-вторых (и это самое главное!), им тут жить. Настучишь, прознают — подпалят нахрен. Тут все родня, за родственника потом со свету сживут. «<em>Ну и что, что бабку задушили? А нечего было цены задирать! Ишь, денег набила! Небось городские приехали, и придушили! А на деревенских свалили!</em>» — так и вижу эти хитрые алкашеские рожи, которые рады повесить лапшу на уши проклятому «мусору». Святое дело — «мусорка» развести! Будет потом чего пацанам-то рассказать!
Конечно, не все такие, но… много, слишком много здесь таких кадров. Глубинка, чего уж там.
