Голос дороги - Крушина Светлана Викторовна (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
Неприятность вышла и со старой княгиней. Теперь, когда Грэм почти все время проводил дома, он не мог по-прежнему избегать ее. В один прекрасный день княгиня столкнулась с ним в коридоре и пожелала узнать, что за мальчик появился в замке. Грэм попытался было объясниться, но старушка, кажется, его не поняла, и только впала в сильное беспокойство. В тот же день она обратилась за разъяснениями к невестке и сыну. Княгиня Мираль охотно обрисовала ей ситуацию, сопроводив рассказ ядовитыми комментариями. Старая княгиня так разволновалась, что на неделю слегла в постель.
Князю тошно было видеть пренебрежение, которым щедро одаривают его сына княгиня и Нинель, и его беспокоил нараставший разлад в семье. Грэм ждал, что со дня на день у него лопнет терпение, и он, чтобы сохранить мир, велит сыну проваливать из дома куда глаза глядят. Но он плохо знал князя. Тот не только не попросил его покинуть замок, но, напротив, с каждым днем все сильнее к нему привязывался и проявлял все больше внимания. Его отношения с женой и дочерью начали портиться, но он делал вид, будто все в порядке. Чтобы проводить с Грэмом больше времени, князь пожелал лично обучать его некоторым наукам, в том числе — искусству боя на мечах.
Учителем князь был превосходным. Обладая железным терпением, он спокойно сносил обычные для Грэма вспышки злости и раздражительности. Впрочем, теперь они стали реже, поскольку Грэм помешался на фехтовании и готов был целыми днями не вылезать из тренировочного зала. Он влюбился в танцы с мечами и верил, что никогда не видел ничего прекраснее.
У князя были два меча, и он владел ими виртуозно. Несмотря на свой возраст, — а ему было уже сорок пять, — он оставался гибким и грациозным, в его поджаром теле не было ни грамма лишнего веса. Грэм пошел в отца не только лицом, телом он был так же худ и гибок, да и ловкости ему было не занимать. Вот только сломанная нога его подводила. Он по-прежнему прихрамывал, а в плохую погоду и после больших физических нагрузок нога начинала немилосердно болеть. Вскоре Грэм довольно сносно владел мечом, но князь и Гата — тоже большая любительница фехтования — запросто загоняли его в угол. Больная нога мешала ему двигаться, и он страшно на себя злился. Сжав зубы, он учился не замечать боль, и дело стало подвигаться лучше. К исходу зимы Грэм уже довольно легко брал верх над Гатой, хотя против князя выстоять еще не мог.
Зимние вечера князь проводил в кабинете, среди хозяйственных книг. Управляющего он не держал. Грэм начал приходить к нему, ища компании более дружелюбной, нежели исходящая злобой Нинель или исполненная ледяной неприязни княгиня, — и князь откровенно радовался его приходам. Князь работал с бумагами, а Грэм устраивался в большом кресле перед камином и предавался праздным мыслям; оба были вполне довольны молчаливым обществом друг друга. Первое время они только изредка обменивались короткими фразами, потом князь начал незаметно, понемногу, вводить Грэма в дела, как бы невзначай прося помочь в чем-либо. Грэм не отказывался и подсаживался к столу… Они начинали обсуждать дела, и все чаще обмен деловыми замечаниями перерастал в пространные беседы на самые разные темы. Грэм, как и во время короткого путешествия из Карнелина в Ваандерхельм, слушал князя с всевозрастающей жадностью, и вскоре полюбил звук его голоса, полюбил его самого… и незаметно для себя простил ему смерть матери. Неосознанно он начал перенимать манеры князя, его интонации и выражение лица. Он все с большей охотой читал книги, которые рекомендовал князь; ему нравились те же вина и блюда. Князь все замечал, но помалкивал, затаив радость глубоко в сердце. Он уже понял, как нужно обращаться с Грэмом, чтобы не оттолкнуть его от себя.
Одно только не давалось Грэму: несмотря на возросшую близость, он не мог назвать князя отцом. Но и говорить ему «сударь» или "ваша светлость" тоже стало неловко, и Грэм старался избегать такого рода обращений.
Так и прошла зима — в уроках, занятиях с оружием, вечерних беседах с князем, посиделках с Гатой на кухне, в стычках с Нинелью и пикировках с княгиней. Ненависть между Грэмом и старшей княжной становилась все более явной, и наконец он начал прятаться от нее, чтобы не оказаться наедине. Надменность Нинели бесила его невероятно, и он боялся однажды потерять над собой контроль и сорваться.
Весной князь переписал завещание в пользу сына, и всякая надежда на примирение со старшей сестрой окончательно исчезла.
Грэм должен был унаследовать за отцом титул, земли и состояние, за исключением той части, что была назначена в приданое княжнам. Однако сумма приданого, хотя и весьма значительная, терялась на фоне неимоверных размеров основной доли наследства. Отдельно был прописан пункт о втором, малом поместье, которое переходило во владения Грэма уже по достижении им шестнадцатилетия. Тем самым князь надеялся оградить сына от дальнейших нападок со стороны княгини и Нинели; однако он просчитался. Поместье это, как после узнал Грэм, раньше было назначено в приданое для Нинели. Вместо него князь назначил дочери большую сумму в золоте, но родных это отнюдь не смягчило.
Грэм находил, что князь обошелся с дочерьми нечестно. Гата, правда, выглядела не слишком огорченной, но впоследствии, полагал Грэм, когда дело дойдет до свадьбы, она может сильно пожалеть, что не принесла мужу приданого побогаче. Но сделать уже ничего было нельзя.
На несколько дней Грэм заперся в комнате и попытался осознать себя наследником огромного состояния. Было ему очень нехорошо. Из самовольного заточения его почти силой вытащил князь — затем только, чтобы сообщить, что пришла пора княжичу выезжать в свет.
К этому времени Грэм из уличного сорванца превратился в воспитанного, изящного и со вкусом одетого юношу с холодноватым спокойным взглядом. В его образовании зияли еще огромные пробелы, но он научился их скрывать. Оказалось, это не так уж трудно, главное, как он уяснил для себя, поменьше разговаривать. Из-за молчаливости и холодного взгляда он мог показаться высокомерным и надменным, на самом же деле он просто страшно смущался и изо всех сил пытался этого не показать.
Когда он впервые попал в многочисленное общество высокородных нобилей, приятелей и друзей отца, то ощутил себя главным блюдом на княжеском столе. На него смотрели как на диковинку, только что не подходили поближе, чтобы пощупать. По отношению к нему вельможи вели себя не очень-то воспитанно, они шептались за его спиной и почти тыкали в него пальцами. Его бесила такая бесцеремонность; когда какой-нибудь разряженный в пух и прах нобиль подходил к нему и заводил вежливую беседу, он едва удерживался от грубости, потому что буквально минуту назад этот же человек бессовестно глазел на него и шептался с какой-нибудь дамой. Впрочем, оскорблений и насмешек он в свой адрес не слышал. Его историю сочли скорее забавной, нежели неприличной, и все в один голос поздравляли князя с нежданным-негаданным появлением наследника.
Шло время. Грэму быстро надоели приемы, охоты и балы, но избежать участия во всех этих светских мероприятиях он не видел никакой возможности — положение обязывало. Гате тоже приходилось выезжать в свет, где она отчаянно скучала. Разве только на охоту она ездила с удовольствием. Грэм без особого удивления узнал, что в своем кругу она считается лучшей охотницей, причем не только среди женщин.
Утомившись светской жизнью, Грэм стал равнодушен и к тому, какое впечатление он производит в обществе. Он поставил себя так, что вскоре прослыл невыносимым гордецом, дерзким и острым на язык. Такая репутация, впрочем, вовсе не отпугивала от него барышень моложе пятнадцати лет, которые так и таяли при его появлении. Это, в свою очередь, поставило в интересное положение родителей этих барышень. С одной стороны, они считали юного княжича высокомерным выскочкой, с другой же, они не могли не принимать во внимание весьма внушительное количество нулей в сумме его предполагаемого наследства. Матримониальные планы, которые строились вокруг особы Грэма, очень его развлекали. Ложной скромностью он не страдал; знал, какое впечатление производит на молоденьких дурочек его необычная внешность, и с тем большим удовольствием доводил бедняжек до слез своими язвительными колкостями — ни одна из этих девушек его нисколько не привлекала. Князь, спохватившись, попытался было поставить его на место, но Грэм уже вошел во вкус. Он бросал вызов всему свету.
