Вошь на гребешке (СИ) - Демченко Оксана Б. (книги хорошего качества .txt) 📗
Позволив себе улыбку, Милена проследила крепкий корень. В мире человека держали не дела и долги, хотя того и другого было в избытке, как у всякого живого. Кто-то ждал расслоившегося: ждал тепло, но без надежды. Скорее с горечью...
- Кто умеет ждать, тот мне полезен.
Обнадежив себя, Милена постаралась зацепиться за корень. Проследить его, тянущийся вовне. Прочь из больницы, в недра многолюдного города, в хитросплетение бессчетных судеб и случайностей.
- Чер!
Кто бы ни прирос к расслоившемуся, сейчас этому человеку было плохо. Но помощи он не ждал и не искал. Разочарованная Милена осознала полнейшую невозможность удалиться из больницы, скользя вдоль корня. Пришлось пережидать огорчение, позволяя себе ругаться любыми словами, благо одернуть некому. А затем уговаривать себя запастись терпением, вспомнив прелесть удела ловца. Засада - это не скука, а развлечение. Рано или поздно сторожевая нить дрогнет, и тогда придет время действовать.
Вечер загустел спекшейся грязью на оконных стеклах, затем задернул шторы мрака, пряча нерадивость городских уборщиков. Милена приготовилась перетерпеть длинную ночь, исключительно унылую и даже тягостную в больнице. Люди спят. Только самым 'тяжелым' нет отдыха. Кто-то перемогает боль, кого-то везут в операционную, врачи хотят отдыха и ничуть не настроены на активную помощь. Дважды в прошлую ночь Милена добиралась до приемного покоя, это на пределе дальности - и орала на врачей и больных. Те и другие раздражали неумением договориться и взаимно облегчить общение, а значит и последующее лечение. Родственники больных врали, сами больные охали и закатывали глаза из-за боли, совершенно пустяковой по мнению первой ученицы. Врачи слушали, но не слышали, занятые своим... После крика положение ненадолго улучшалось. Врачи вздрагивали и озирались по сторонам, больные прекращали заранее подозревать худшее для себя.
- Что я им, привидение по имени совесть? - проворчала Милена, покосившись в сторону приемного покоя. - Плевать мне на всех. Только и это не интересно, когда они меня не замечают... Тоска.
Корень вдруг дернулся резко, судорожно. Потемнел, готовый оборваться: Милена, снова выругавшись, ощутила сразу и свободу уйти от расслоившегося, и растущее отчаяние вдали. Если корень лопнет, иных надежных путей выбраться из неопределенного состояния - нет.
Город поглотил бестелесное нечто, швырнул сквозь упругую ночь. Осень настывала ознобом мелких фонарей, издали претендующих на роль звезд - и не представляющих собою ровно ничего.
Движение, стремительностью доводящее до помрачения рассудка, прекратилось болезненно резко. С некоторым запозданием Милена смогла осознать всю картину.
Покрытая сетью старых трещин асфальтовая дорога режет лес, вынуждая стволы у обочин выстроиться в две линии, словно они слуги. На дороге замерли черные машины, две по краям - лоб в лоб. Третья зажата между ними, на её заднем сиденье всхлипывает при каждом вздохе худенькая молодая женщина. Рядом, вальяжно развалившись, сидит мужчина. Он одет - Милена уже усвоила местные правила - на деловой манер, дорогое пальто смотрится великолепно, на коленях портфель, на его плоской глянцевой спинке - бумага, белая, как лицо испуганной женщины. В пальцах мужчина разнообразно и стремительно перекатывает шариковую ручку, намекая на превосходное владение вовсе не ею, а ножом...
- Будешь жить, пацана тоже отпустим с целым горлом. Поняла? Кивни, не охай. Подпиши и больше не спрашивай, где вам жить. Это не мои проблемы, я и так сегодня добрый. Нечего связываться с лохом. Он должен, мы взыскиваем. Ничего личного.
Мужчина еще что-то говорил скучающим тоном, жертву он запугивал привычно, даже лениво. Милена его более не слушала и почти не слышала. Вся картинка, доступная зрению людей плоского мира, перестала иметь значение, потому что плоскость - мир особенный. Лезть сюда без выгоды для себя, даже ради спасения чьей-то жизни, едва ли стоит. К тому же простота четырех сторон света ограничивает людей в восприятии средой физического закона, словно нет иных сфер, сил, красок.. Сюда нельзя вмешиваться, не получив прямой к тому просьбы. Но сейчас на убогой дороге, в окружении голых деревьев, рожденных неподвижными, творилось дело, ничуть не относящееся к указанному миру. И это дозволяло и даже побуждало вмешаться.
Милена хохотнула, снова невольно подражая Черне, которую видеть здесь и теперь желала остро, как никогда прежде. Сквозь зубы само собою просочилось любимое словцо воительницы - 'интересно'. Бывшая первая ученица замка Файен повела плечами, делая шаг и с наслаждением сознавая себя - живую, способную ступать по твердой поверхности, производя звук и отбрасывая тень.
- Не зима, а вот - приперлись, - ласково шепнула Милена, ощущая азарт предстоящего. - Важное дельце? Воистину никто не умеет быть верным в беде... кроме врагов наших.
Исподников было двое, они замерли совсем рядом с машинами, чуждые плоскости и незримые для её людей, которые все от рождения и особенно по привычке и обучению не вальзы и не анги, ни на ноготь.
Твари оставались невидимками, покуда Милена была от них далеко. Но с каждым её шагом исподники проявлялись все отчетливее.
Первыми запаниковали люди в двух машинах с горящими фарами. Рассмотрели - и ужаснулись. Истошно взвыл сигнал - один из сидящих за рулем положил руку неловко, да так и не убрал. Второй водитель принялся терзать стартер, хотя мотор и без того сыто шелестел на холостых.
Милена сделала еще шаг, чуть разводя руки и по привычке прищелкивая пальцами в такт зреющему азарту. Исподники заметили её, опознали происхождение и дружно развернулись, приседая на мощных лапах с вывернутыми назад мосластыми суставами.
Правый и чуть менее рослый удобнее перехватил широкий мясницкий клинок. Левый присел еще глубже, делаясь одного роста с Миленой - и выдохнул звучание, погасив фары, моторы, даже фонари далеко на опушке...
Мужчина в роскошном пальто тонко завизжал и на четвереньках пополз из машины, бросив портфель и более не помня о своем умении играть с ножичком. Если у него и было какое-то оружие - что толку? Не оружие ведет бой, а исключительно воин. Худенькая женщина плотнее обняла ребенка - его Милена заметила лишь теперь. Бежать женщина не пыталась, она, кажется, была так окончательно запугана своим собеседником, что новых 'гостей' не смогла испугаться еще сильнее. Судорожно огляделась - зрачки огромные, делают весь глаз черным, бездонным. Много раз облизанные, потрескавшиеся и покусанные губы шепотом выговорили нечто невнятное, едва слышное. Уставившись на Милену, женщина заподозрила именно в ней спасение из смертельной ловушки. И снова зашептала, смаргивая слезы и старательно обнимая ребенка, слишком маленького, чтобы понимать и бояться.
Минуя последнее дерево, Милена тронула сонную, неотзывчивую кору, провела пальцами по стволу вверх, рванула годную ветку. Та удобно легла в ладонь - и ученица Тэры рассмеялась. Даже неподвижный лес плоскости остается лесом. Если попросить умеючи. Ветка вздрогнула в руке, вытянулась и заострилась. Рослый исподник присел еще ниже. Взметнулся, используя всю силу лап, перемахнул машину и атаковал первым.
Он желал дать напарнику шанс подготовиться. Милена не стала уклоняться, чего от неё ожидали, Она упала вперед и влево, пропустила когтистые лапы в опасной близости от плеча и шеи.
Когти лязгнули, промахнулись всего-то на ширину пальца. Копьецо послушно изогнулось, как советовала рука Милены - и вошло в плоть у самого хвоста, на стыке броневых пластин.
Тварь завизжала, пропахивая мордой жухлую листву все дальше от дороги. Она непрерывно дергалась и выла, не имея сил и возможности освободиться от тонкого копья, уже целиком вошедшего в тело и жадно пускающего корни - чтобы вырваться из плоскости в ином слое, чтобы жить там настоящей жизнью подвижного и сильного дерева.
Не тратя и крохи внимания на поверженного врага, Милена развернулась ко второй твари. Поморщившись от мгновенного сожаления: копья теперь нет, а ломать взрослого кэччи(79) голыми руками - та еще работенка. Дело для анга, а она-то не анг.
