Жребий принцессы - Тарр Джудит (читать книги txt) 📗
Хирел мало-помалу избавлялся от загара, приобретенного им в скитаниях, и к нему снова возвращалась его благородная бледность оттенка слоновой кости. Теперь даже легкий румянец ярко проступал на его коже. «Странно, — подумал Сареван, — такое образование и такое воспитание, но стоит ему услышать хотя бы намек на грубое слово, и он краснеет как девица». Но надменность всегда служила Хирелу защитой. — Я прекрасно умею ездить верхом, но только с уздечкой — А, — сказал Сареван, — без уздечки скачут только потомки Бешеного. Это сын его дочери.
Хирел положил руку на шею Брегалана. Жеребец не воспротивился этому, не набросился на наглеца и не прогнал его прочь. Сареван почувствовал мгновенный укол ревности. Перед ним был чужак, надменный ребенок, не обладающий силой, однако рогатый брат Саревана не только мирился с его обществом, но и всем своим видом показывал, что принимает его. А этот дурачок даже не понял, какая ему оказана честь.
Сареван соскользнул с седла, что явилось для него первой половиной наказания за идиотские мысли. Вторую половину он выразил в словах:
— Хочешь научиться? Брегалан поможет тебе, если ты обещаешь не оскорблять его, думая о нем как о безмозглом животном.
Асанианец оставался холоден, но Сареван заметил, как озарилось его лицо, прежде чем он успел скрыть радость. — А кто же он, если не животное?
— Он родственник и друг. Он разумное существо, хотя у него нет языка, чтобы сказать тебе это. — Сареван взмахнул рукой с изяществом истинного принца. — Так ты садишься в седло?
Брегалан был самым крупным потомком Бешеного, и, хотя для жеребца японских кровей высокий рост — обычное дело, принцу старинного асанианского рода пришлось довольно высоко подпрыгнуть, чтобы взобраться в седло. Хирел проделал это с отточенной грацией танцора, присущей всем его движениям, и сверху вниз взглянул в лицо Саревана. Сареван улыбнулся.
— Ну, начинай. У тебя нет ни узды, ни поводьев, но у тебя есть твое тело. Используй его. Твое тело должно говорить с телом сенеля. Да, вот так, осторожно. Теперь слушай, он отвечает. Да. Да, вот так.
Сареван вновь улегся на траву рядом с Юланом и повысил голос так, чтобы его было слышно без усилий. Собралась толпа: конюхи, грумы, вездесущие праздные зеваки. То, что чужак осмелился сесть на спину одного из этих демонов, было большой редкостью. А то, что он оказался асанианцем, да в придачу именно этим асанианцем, делало зрелище достойным созерцания.
А кроме того, неохотно отметил Сареван, все пришли посмотреть на него самого. И ради них он сел, скрестив ноги и выпрямившись, одетый в теперь уже не слишком чистую рубашку, и прислонился к Юлану ровно настолько, чтобы не было заметно, как он ослабел. Другой голос заполнил наступившую паузу.
— Нет, не пригибайся к седлу. Сиди прямо и не направляй его ногой. Всей ногой, господин. Удары пятками его только раздражают.
Каким же тусклым стал для Саревана этот мир, если Мирейн Ан-Ш'Эндор выглядел в нем просто невысоким человеком в королевском платье и с очень темной кожей! Сияние исчезло; в мозгу Саревана больше не звучал звенящий певучий голос, знаменовавший присутствие Солнцерожденного, а ведь это был его отец, источник его сил и его опора, притяжение которого может сравниться лишь с притяжением земли. Даже когда он подошел и обнял сына за плечи, тот почувствовал лишь прикосновение теплой плоти, родной, но все же чужой Нить, связующая их, порвалась.
Сареван уцепился за него и не заплакал. Это уже случилось после того, как закончилось его долгое ужасное путешествие от границ страны смерти, когда он проснулся и понял, что превратился в калеку. Сила исчезла, остались лишь пустота и боль. Он расплакался как ребенок и рыдал до тех пор, пока не взглянул своими опухшими затуманенными глазами на отца и не увидел на его лице печаль и тревогу. И тогда он поклялся: больше ни единой слезы. Он жив, он поправляется, и этого достаточно.
— У него неплохо получается, — сказал Мирейн, поддерживая Саревана и милостиво воздерживаясь от замечаний по поводу его состояния.
Брегалан демонстрировал Хирелу, как дерется боевой сенель Керувариона. Юноша потерял свою напускную надменность и издал леденящий душу боевой клич. Вместе они представляли великолепное зрелище: огромное черное животное с голубым пламенем в глазах и всадник, словно сделанный из золота и слоновой кости, слившийся с широкой спиной сенеля и поющий таким пронзительным и чистым голосом, какого не бывает у обыкновенных людей.
Но голос сорвался, и Брегалан, только что демонстрировавший безупречное послушание, сбросил Хирела прямо в кормушку. Тот встал на ноги, задыхаясь, скорее потрясенный, нежели разгневанный, и вдруг взлетел в прыжке над острыми, как копья, рогами и вновь оказался на той спине, откуда только что был сброшен. Поднялся неимоверный шум: смех, одобрительные возгласы и даже звон копья о щит одного из стражников. Мокрый Хирел восседал в седле и ослепительно улыбался. Брегалан задрал голову и радостно заржал.
Сареван не жалел о содеянном. Почти не жалел. У него не осталось сил на подъем по лестнице, и наверх его отнес отец, не обращая внимания на слабые возражения. Пока слуги раздевали и купали Саревана, он стоял рядом, а потом сам уложил его в кровать.
— Запомни, ты должен находиться здесь, — сказал Мирейн, отправляя Шатри на сторожевой пост за дверь.
Оруженосец, откровенно благодарный за пустяковый выговор, слишком серьезно отнесся к поручению. Стоило Саревану пошевелиться, как Шатри уже оказывался возле него, бдительный и грозный.
Кстати, Саревану вовсе не хотелось шевелиться. У него ныли кости и болели мускулы, о существовании которых он и не подозревал. А кости, казалось, вонзались прямо в плоть.
Он немного поспал, а затем поел, чтобы успокоить своих сиделок. Они пытались напоить его вином, но даже его ослабленное обоняние различило аромат сон-травы, и кубок полетел через всю комнату. Этот каприз, недостойный принца, доставил ему огромное удовольствие. И убедил наконец Шатри, что принца необходимо оставить в покое.
Сареван проснулся. На него спокойно, без всякого выражения смотрел асанианский принц. На мгновение Сареван растерялся, не в силах отделить действительность от воспоминаний сна. Это лицо, казавшееся изваянием из слоновой кости, было чуточку нереальным: безупречно прекрасное, без единого изъяна, лицо ребенка и мужчины. В платье и покрывале из него вышла бы восхитительная девушка; в кафтане и штанах он был потрясающе красивым юношей. Саревану всегда хотелось погладить его, чтобы узнать, так же ли это приятно, как смотреть на него. Хирел отвел глаза и нахмурился.
— Тебе нельзя так переутомляться. Я должен был проследить за этим.
— Ты все равно не остановил бы меня. Хирел ответил ему долгим взглядом. Внезапно он сказал: — Ну-ка повернись.
Удивленный и подстрекаемый любопытством, Сареван повиновался. Проворные руки сбросили одеяло с его тела, и он слегка поежился. Краем глаза он заметил, как замешкался Хирел, как расширились его золотые глаза. — Не слишком привлекательно, а? — Да уж, — прошептал Хирел.
Его руки нащупали один из сотни ноющих мускулов. Сареван задохнулся от боли и напрягся. Хирел делал что-то неописуемое: боль растаяла, исчезла, а на смену ей пришли расслабленность и удовольствие. Грубеющий мальчишеский голос произнес над самым его ухом: — Нет, ты вовсе не привлекателен. Ты прекрасен. Щеки Саревана запылали. Слава Аварьяну и японским предкам, что на его коже это незаметно. А его язык всегда знал, что сказать. Он беспечно произнес:
— Что это ты задумал, мальчик? Хочешь сделать меня тщеславным?
— С таким же успехом можно солить море, — ответил Хирел.
Он взгромоздился на кровать, оседлав ноги Саревана. Его руки творили чудеса, порхая по спине и плечам принца.
Сареван глубоко вздохнул. Это было почти как грех. Чистейшее животное удовольствие.
В руках этого ребенка соединились мастерство и невинность.
