Сыскарь чародейского приказа - Коростышевская Татьяна Георгиевна (читать книги полные .txt) 📗
Он прижал ладонь к виску, поморщился.
— Заканчивается наше свидание, Ванечка, вышло время.
На Зорина смотреть было страшно. Потому что когда большой взрослый мужчина собирается заплакать — это страшно.
— Еву-Ангелину свою берегите, она барышня толковая. Единственная, кому удалось меня вызвать… Эльдару куролесить не позволяйте, Семке скажи… Пустое… Простите меня, если сможете…
Уваров обхватил руками голову и завизжал:
— Креста-молодца! В лепеху! Сыскарики-чародеики! Иииии!
Почти всю обратную дорогу мы с Зориным молчали. Я плакала, сморкаясь в носовой платок. Мне было очень жалко мокошь-градского давителя.
Заговорила я, когда лошадь зацокала копытами по городской брусчатке:
— Узнать, были ли погибшие нищие хоть сколько-то магами, мы сейчас уже не сможем.
Иван вынырнул из грустных дум с готовностью, стал меня внимательно слушать.
— Но про остальных девушек вполне реально разузнать. Мамаев-то в курсе об их магических способностях?
— Да и я тебе про то рассказать могу. — Зорин подобрал поводья. — По крайней мере, про Анну Штольц. Она точно была нисколечко не чародейкой. Мы как-то с ней беседовали о мастерстве актерском, так она нарочно отметила, что людям обычным сложно в театре карьеру выстроить, а ей удалось, примой стала.
Я взглянула на часы. Было два часа пополудни, самое что ни есть обеденное время.
— А не заехать ли нам, Иван Иванович, в кафешантан, на место второго убийства? Ты же сможешь увидеть, если покойная колдовать была мастерица?
— Тебе начальство запретило туда идти, — напомнил Зорин.
— Оно в одиночку запретило! Наверное… скорее всего… А я с тобой собираюсь. Ну кто супротив безопасного досмотра в сопровождении великого чардея возражать будет? Точно не шеф!
И, чтоб развеять всяческие сомнения в законности предприятия, я пошла с козырей:
— Там неподалеку пекаренка есть, а при ней булочная, а в ней выпечка разнообразная и чай на травах медовый.
Кстати, поесть и я бы сейчас не отказалась. Бритские научные светила наверняка поддержали бы меня в стремлении питаться регулярно, подтвердив желание мое стройностью научных доводов.
Заход с козырей возымел действие, Иван Иванович потянул поводья, направляя нашу коляску в переулок.
Это был молниеносный досмотр, я бы даже сказала, блиц-обыск. Жозефина, поднятая нами с постели от сладкого послеобеденного сна, провела нас захламленными коридорчиками за сцену, в будуар покойной товарки, носивший следы основательного обыска.
— Здесь не прибирались еще, — позевывая, сообщила она, не забывая, впрочем, кидать призывные взгляды в сторону Ивана Ивановича.
Тот, проигнорировав страстные взоры, походил по комнатенке, на нормальный будуар нисколько не похожей, наклонился у диванчика. Я вспомнила, что именно под этим диваном труп или, скорее, то, что от него осталось, нашли. Меня замутило, даже в глазах потемнело. Не должны люди умирать. То есть вот так вот не должны. Она же молоденькой была совсем, эта Венера из Парижа, наверняка мечтала о чем-то, кого-то любила, кого-то ненавидела, репетировала каждый день как проклятая, чтоб на сцене в грязь лицом не ударить. А потом в один ужасный момент ее не стало. И мечты ее, и планы оказались никому не интересными…
Я достала из кармана смятый и влажный носовой платок.
Зорин тем временем переместился к трюмо, перебирая склянки резного стекла и коробочки с гримом.
— Это что? — спросил он Жозефину.
Та картинно закатила глаза и вздохнула:
— Ну а я-то почем знаю? По всему видно, зелья она какие-то хлебала. У нас, актрис, это повсеместно.
— И варила сама? — Иван пошурудел в выдвижном ящике и достал оттуда медную спиртовку с закопченной алхимической колбой.
— Я-то почем знаю?
Глаза Жозефины закатились уже на такую недосягаемую высоту, что я опасалась, как бы не выпали от натуги.
— Сама, — решил Ванечка, осторожно понюхав колбу. — Ну что, Гелюшка, могу сказать с большой долей вероятности, что была наша покойница неплохим зельеваром. А это наличие магических способностей подразумевает.
Я сначала высморкалась, прежде чем ответить, и стерла со щек слезы рукавом, который пока был почти сухим.
— Значит, теперь понятно, почему он…
Я запнулась, посмотрев на Жозефину. Нечего мне перед посторонними людьми служебные разговоры разговаривать.
Поэтому, кивнув Ивану Ивановичу и пошевелив солидно бровями, я повернулась к выходу.
Жозефина проводила нас на улицу. Ей все не хотелось с нами расставаться, она косилась на Зорина, болтала всякие общие глупости, зазывала на представление.
— Спасибо, — поблагодарила я девушку. — Ты нам очень помогла сегодня.
Та хихикнула:
— А ты, Евангелина Романовна, действительно сыскарем стала!
Я не возражала, слегка покраснев от удовольствия.
Когда Жозефина наконец ушла, семьдесят пять раз обернувшись напоследок, Зорин взял меня под руку:
— Веди в булочную.
— Подожди. Меня мутит до сих пор. Да как ты вообще о еде думать можешь, когда мы только что на месте убийства побывали?
— Ну тогда просто пройдемся, — решил Зорин. — Воздухом подышим.
И он повел меня к скамеечке, стоящей в тени деревьев.
Воздух был свеж, конечно, относительно — относительно каких-нибудь отхожих мест при работных казармах. Жара никуда не делась, солнце все так же жарило, и я прямо чувствовала, как покрываюсь оранжевыми веснушками.
— Что тебе понятно стало? — спросил Зорин, устраиваясь на скамеечке по правую руку от меня.
— Смотри, — я развернулась к собеседнику вполоборота. — У нас два трупа в абсолютно разном состоянии. Покойная «Жихарева» не была опустошена в отличие от Бричкиной. И теперь нам стало понятно почему.
Ивану понятно не было, он приподнял брови, побуждая меня продолжить.
— Ну нам же Уваров говорил, что это похоже на кормление. Вот все и сложилось. Анна Штольц магом не была, поэтому ее и не… сожрали.
Зорин хмыкнул с уважением, и я бы получила удовольствие от признания коллеги, если бы в этот момент меня не тошнило бы под лавку.
Рвало желчью, спазмы сдавливали желудок ритмично, будто под музыку. Когда я подумала, что вот она, смерть моя, уже близко, мне на шею полилось что-то холодное. Оказывается, пока я страдала, Ванечка успел куда-то сбегать за водой и теперь поливал меня, не заботясь о сохранности мундира.
— Достаточно. — Я села, откинувшись на изогнутую спинку. — Пить дай.
Зубы клацнули о край железной кружки.
— Еще!
— От этого «еще» тебя опять выворачивать начнет. — Чародей положил мне на живот большую ладонь. — Не пищи! Я лечить буду.
Магии я не видела, но пахло скошенной травой и молоком. Я закрыла глаза, ощущая спокойствие, разливающееся от живота по всему телу.
Мы просидели в тенечке еще с полчаса, ни о чем не разговаривая, и все это время Зорин не забирал от меня ладони. Наконец он выпрямился, тряхнул головой и поднялся со скамейки:
— Теперь тебе, Гелюшка, поесть чего-нибудь надо. Да и мне силы восстановить не помешает.
Силы мы восстанавливали основательно, еще и с собой восстановителей прихватили, завернув в вощеную бумагу. Поэтому продолжили чаепитие и булкопоедание в приказе, расстелив на моем столе скатерку из Лялиных запасов. Шеф выслушал наш с Зориным отчет без особого интереса и сразу велел позвать младших служащих, наводить в кабинете порядок. В тазу уже не постукивало, а хлюпало талой водой, как и в коробе у двери, видимо, ледяное лечение подошло к концу. Пока младшие чины возились с перестановками и уборкой, Семен Аристархович решил переждать суету в приемной. Ольга Петровна уступила ему свой стол, сама отправившись руководить работниками. Шеф пролистывал какие-то бумаги, сидя практически напротив, а у меня кусок в горло не лез.
— Аппетит у вас хороший, как я погляжу, — подлил масла в огонь Крестовский.
Я с усилием проглотила ставшую невкусной выпечку, но ответить едкой остротой не успела.
— Пойду я, пожалуй, — Зорин поднялся из-за стола с расслабленной сытой улыбкой. — Мне какое-нибудь поручение найдется?
