Ключ из желтого металла - Фрай Макс (читать книги онлайн бесплатно полные версии txt) 📗
Покопавшись за пазухой, Лев раздобыл там восхитительно плоский черный предмет, не то пресловутый айфон, не то его еще более продвинутого родича, сказал несколько слов по-чешски, мне показалось, довольно сердито, потом помолчал, послушал, внезапно улыбнулся и ответил коротко, но так приветливо, что я и без перевода понял, это означает: «Ладно уж, заходи».
– Не хотел утомлять вас новыми знакомствами, но это мой друг, говорит, ему срочно надо убегать, а перед этим еще более срочно что-то со мной обсудить. Думаю, насчет срочности он загнул, просто знает, что иначе меня до ночи отсюда не выманишь. Но я подумал, чем черт не шутит, может быть, вам будет интересно на него поглядеть. Занятный персонаж.
«Занятный персонаж» уже скребся в дверь, тихо, но настойчиво, как избалованный хозяйским вниманием кот. Лев, не вставая, достал из кармана крошечный пульт, нажал кнопку, замок щелкнул, и в комнату вошел субъект столь колоритный, что я, кажется, даже рот приоткрыл, не в силах поверить, что вижу его наяву.
Он был, как я потом понял, чуть выше среднего роста, но при этом так нелепо худ и нескладен, что казался чуть ли не вдвое длинней, чем на самом деле. Тощее тело, облаченное в дорогой, но скверно подогнанный темный костюм, венчалось круглым, как у восточной красавицы, лицом. Чистый, без единой морщины лоб, сросшиеся брови, светлые зеленые глаза, обрамленные по-девичьи пушистыми ресницами, тонкий, изящно выгнутый нос, безнадежно испорченный крупными, словно бы раздутыми ноздрями, впалые старческие щеки, большой, по-юношески чувственный рот и мощный подбородок с трогательной ямочкой казались наспех собранными с миру по нитке, одолженными на вечер у людей разных национальностей, возраста и даже пола. Сверху вся эта роскошь была прикрыта неопрятными клочками пегой шерсти, которую менее придирчивый зритель наверняка согласился бы условно считать волосами, тронутыми сединой.
При всем при том незнакомец вовсе не был уродлив. Просто совершенно неуместен, чтобы не сказать – невозможен. Таких людей не бывает, вот и весь сказ. Если бы Лев представил его как своего домового или, скажем, знакомого лешего, ненадолго покинувшего какую-нибудь заповедную богемскую глухомань, я бы поверил ему без колебаний. Только вздохнул бы с облегчением – ну вот, как все, оказывается, просто объясняется.
Однако Лев сказал: «Это мой друг и в некотором роде коллега, пан Станислав Грочек», – и заурядное, вполне человеческое имя незнакомца только усилило мое недоумение и ощущение, что этот тип меня разыгрывает – самим фактом своего существования.
Пан Станислав адресовал мне любезнейшую улыбку, но глядел при этом хмуро и настороженно. Поспешно отвернувшись, стал что-то вполголоса рассказывать Льву, тот снисходительно слушал, время от времени кивал – дескать, все правильно. Внезапно пан Станислав повернулся ко мне, слегка поморщился, как от боли, и что-то отрывисто спросил по-чешски.
– Он говорит, у вас, наверное, болит правое плечо. Вернее, ключица, – перевел Лев.
– Спасибо, – вежливо сказал я, – но у меня ничего не болит, – и отрицательно помотал головой, чтобы мой ответ был понятен без перевода.
Пан Станислав недоверчиво насупился.
– В детстве у меня был перелом ключицы, – вспомнил я. – Кстати, да, именно правой. Неудачно упал с велосипеда. Так что ваш друг, можно сказать, угадал мое больное место, только во времени немножко заблудился. Лет этак на двадцать с лишним. Ничего, бывает.
Лев перевел мой ответ, его приятель все это время довольно бесцеремонно меня разглядывал. Потом снова заговорил и был, как мне показалось, весьма настойчив.
– Ну что с ним будешь делать! – вздохнул Лев. – Говорит, вам надо срочно заняться профилактикой, делать гимнастику и компрессы, если вы не хотите, чтобы место перелома начало ныть всякий раз, когда вы поднимаете тяжелую сумку или просто к перемене погоды… Вообще-то, на вашем месте я бы прислушался к его совету. Станислав, можно сказать, врачеватель поневоле. Следствие обостренной эмпатии. Как я понимаю, оказавшись рядом с человеком, он чувствует его боль, не прикладывая к этому никаких специальных усилий. А рядом со здоровым человеком, которого в данным момент ничего не беспокоит, он, чтобы жизнь сахаром не казалась, ощущает будущую, вернее, потенциально возможную боль – именно это, думаю, и произошло сейчас.
– Какой ужас. На его месте я бы из дома носа не высовывал.
– Насколько я могу судить, все не так страшно, – сказал Лев. – Он не страдает по полной программе. Так, понемножку – тут кольнет, там потянет. Но все равно, конечно, мало хорошего.
Пан Станислав то ли не понимал ни слова по-русски, то ли очень хорошо притворялся, что не понимает, – беспомощно крутил головой, напряженно хмурился, требовательно глядел на Льва, дескать, давай, переводи, – но безошибочно почувствовал, что я его жалею, смущенно заулыбался и принялся, жестикулируя, объяснять.
– Вот. Он сам говорит, что привык, ничего страшного, это не настоящая боль, к тому же он не испытывает никаких неудобств, когда просто идет по улице, для этого все-таки надо сосредоточиться на конкретном человеке. Так что не стоит сокрушаться.
– Ладно, не буду, – согласился я. – И мешать вам тоже не буду. Вам же о делах поговорить надо.
– Мы недолго, – сказал Лев. – Могу пока включить музыку, чтобы вы не заскучали.
Я сперва хотел вежливо отказаться. Не переношу, когда музыку используют в качестве средства от скуки, не люблю и не умею слушать ее между делом, латать звуками паузы, возникающие в разговорах. Я никогда не учился музыке, Карл быстро выяснил, что у меня нет ни способностей, ни особого желания, и не стал понапрасну мучить ребенка. Но жить рядом с ним и не научиться слушать музыку, боюсь, не удалось бы и глухому. Для меня восприятие музыки – не только удовольствие, но и требующий полной самоотдачи труд. Взяться за него я готов, прямо скажем, не в любую минуту, а уж слушать что попало в гостях, вполуха, когда голова занята совсем другим, – это и вовсе ни в какие ворота.
Но любопытство мое оказалось сильнее принципов. Довольно много можно понять о человеке, узнав, какую музыку он любит, а какую, напротив, не переносит, что слушает в одиночестве, что – в компании, за работой и в постели, какие диски он держит в комнате отдыха и, при случае, ставит гостям. Глупо было бы отказываться от возможности немедленно получить ответ хотя бы на один из этих вопросов. Поэтому я кивнул, уселся поудобнее и приготовился слушать.
Какое-то время тишину нарушал только негромкий голос пана Станислава. Я уже было решил, что хозяин передумал включать музыку. Понял по выражению моего лица, что это не самая лучшая идея, и благоразумно отменил концерт. Но вдруг услышал тихое, едва различимое пиликанье где-то в дальнем углу. Можно было подумать, что в комнате завелась мышь, обученная игре на скрипке. Что касается техники исполнения, для мыши она была весьма недурна, но от человека обычно ждут большего.
Однако звук постепенно становился громче, а неведомый скрипач играл все лучше и лучше, словно стремительно обучался на ходу. Несколько минут спустя я с удивлением обнаружил, что слушаю игру блестящего исполнителя, мне прежде неизвестного; более того, мелодию я тоже впервые слышу. Наверное, какие-то местные восходящие звезды – оба, и композитор, и скрипач, надо будет потом спросить их имена.
Пока я увлеченно обсуждал происходящее со своим внутренним музыковедом, к скрипке присоединился барабан. Бухал то глухо, то звонко, сперва мне казалось, невпопад, но, помаявшись какое-то время, я вдруг обнаружил, что слушаю необычайно слаженный и гармоничный дуэт – то ли ударник исправился, то ли мое восприятие наконец приспособилось к происходящему. Так или иначе, но если бы у меня сейчас спросили, не убрать ли барабан, я бы взвыл: «Ни в коем случае!»
Нет занятия более неблагодарного, чем словами описывать музыку, самый простой выход – сказать, на что это было похоже. Так вот, ни на что. Ни прежде, ни потом не слышал я ничего даже отдаленно напоминающего тот концерт для скрипки и барабана.
