Достойный наследник - Розенберг Джоэл (читать книги TXT) 📗
Энди-Энди демонстративно фыркнула.
– По-моему, ты забыл обо мне, барон Тирнаэль.
– Барон Тирнаэль, вы позволите? – Барон Нерахан приподнял бровь. Когда Тирнаэль удивленно кивнул, Нерахан продолжил: – Вопрос стоит так: скорее всего налет был устроен не нифхами. Тем не менее из того, что мы знаем, вполне можно сделать вывод, что виновники всему именно они.
Нифхи это знают. А пойми они, что в Хол… в империю можно вторгнуться, не получив по ушам, – неужто это не подогреет их? Ответственны они или нет за этот налет – неужто безнаказанность они не расценят как слабость?
Тирнаэль согласно заворчал.
– Вот именно. Лучше нифхам сразу уяснить: кто бы ни пересек реку, чтобы грабить и убивать бимцев, он получит достойное воздаяние. Пусть они охраняют границу со своей стороны, а не засылают через нее налетчиков – и не пропускают их тоже.
После этого заговорили все разом, правда, голоса бимских баронов звучали громче.
Карл сидел в кресле и прислушивался к спору. Тирнаэль и Нерахан настаивали на немедленном возмездии; Арондэль и Ранэлла советовали принять официальные извинения Нифиэна.
Вся беда в том, что в доводах Нерахана есть смысл. Куда лучше – в государственном плане – заставить страну-соседа охранять собственные границы и не становиться «проходным двором» для налетчиков, чем пытаться выставлять свои пограничные патрули. Это последнее попросту обречено на провал.
Лучше показательная акция «набег-возмездие» в стиле Джека Першинга или того же Ариэля Шарона, чем громкие высказывания в духе Джимми Картера, когда всей угрозы – одни слова и тоненький прутик, которым боишься пользоваться.
Однако все это – лишь общие рассуждения. Каждый подобный случай – особый. Першинг знал, где искать Панчо Вилью; разведка Шарона всегда точно указывала ему, куда прячутся лидеры ООП.
В данном же случае Карл просто не знал ни кто ответствен за набег, ни где его искать – Данагар еще не вернулся, и это было плохо само по себе.
Лучше бы найти этого ответственного и покарать его или их. Хотя, возможно, для реально мыслящего барона разница тут была невелика. Карл, внутренне пожав плечами, признался себе, что тут он следует своему пунктику – карать только виновных. Одно из главных несчастий войны в том, что гибнут невинные, но по крайней мере надо стараться, чтобы со стороны противника их гибло как можно меньше.
И все же дело государственной политики – если правители Нифиэна позволили своим подданным вторгнуться в Холтунбим – призвать к ответу всю их страну.
Но что, если это Армин? Что, если Работорговая гильдия стремится развязать таким образом войну между Империей и Нифиэном – так же, как некогда развязала ее между Бимом и Холтуном?
Ему нужно время. Эллегон возвратится со дня на день. Возможно, дракон сможет чем-то помочь – а может, и нет. Если набег был спровоцирован Пуджером – вряд ли посланец его осведомлен об этом.
Карлу стоило бы встретиться с Пуджером. Один на один, и чтобы рядом был Эллегон – покопаться у нифха в мозгах.
А если ответственность – на Пуджере?
Он почти наяву услышал голос Уолтера Словотского: «Жонглируя ножами, будь готов обрезаться».
Если в ответе Пуджер – он умрет.
Карл повернулся к Томену Фурнаэлю.
– Ты сохранил спокойствие, Томен. О чем ты думал?
– Вряд ли я его сохранил – с такими мыслями.
Он понял.
Томен смерил его ледяным взглядом. Карл сохранил серьезность.
– Думаю, это всё преждевременно, – продолжал Томен. – Догадываться недостаточно – тем паче что мы можем узнать. Я скажу – надо дождаться Данагара. – Казалось, он хочет сказать что-то еще – но остановился. – Подождем, пока не узнаем.
– Ты не согласен со мной, барон? – Голос Нерахана звучал почти беззаботно. – Ты считаешь мой план неуместным?
– Если – если – мы узнаем наверняка, что не нивхи ответственны за набег, мы сможем переговорить с ними об этом. Неразумно заставлять людей отвечать за то, в чем они невиновны. – Он повернулся к Карлу. – Ты хотел знать мое мнение. Я высказал его.
Карл кивнул:
– Мнение веское. Тирнаэль, Томен, прошу вас остаться. Остальные – свободны.
Он перехватил взгляд Энди.
– Ты тоже. – Он не хотел, чтобы она присутствовала при этом.
Глава 17: КОВБОЙ
Отсутствие романтики в моей повести, боюсь я, лишит ее интереса.
Стояла ночь. Джейсон Куллинан, распевая ковбойскую песенку, гнал стадо и любовался на море скота.
Продолжая петь, он размышлял о том, что надо бы кое о чем поговорить с отцом – когда (и если) они еще встретятся.
Пока же он продолжал петь. В нескольких сотнях ярдов от него – он едва слышал – Кинан тянул свою панихиду: чтоб порадовать дур-коров, не иначе.
– Вдоль по долине… – пел Джейсон. Голос у него был неважный, но скотина не возражала.
Фаликос, как большинство гуртовщиков, свято верил, что если скоту петь – он не разбежится. Днем, когда животные двигались, было не так уж страшно, даже и разбегись они: бежали они всегда примерно туда же, куда шли.
Ночью это было смерти подобно. Внезапный звук – и глупые нервные твари могли понестись куда угодно, кого угодно затоптать.
Быть может, пение на самом деле успокаивало их. Поблизости никого не было; Джейсон напевал медленный, грустный мотив, который частью слышал от отца, частью придумал сам.
И добавил еще пару-тройку строк – а гурт Фаликоса мычал, фыркал и вонял под покрытым звездами куполом ночных небес.
Вот после такого и становятся вегетарианцами, подумал Джейсон. Хотя отец всегда говорил, что у вегетарианцев немало проблем: к примеру, их тянет голосовать за мир-любой-ценой, что бы это ни означало.
Вдалеке один из гуртовщиков пришпорил коня и помчался за какой-то отбившейся тупицей.
Джейсон не был в восторге от коровьего ума. Если какой-то и был – тратили его коровы исключительно на упрямство.
Взять хоть инстинкт возвращения. Почти половину времени Джейсон гонялся за коровами и телятами. Если они теряли друг друга – какая-то сила тянула дурных тварей возвращаться именно на то место, где они видели друг друга в последний раз, не важно, насколько уже отошло от этого места стадо. Все гуртовщики только то и делали, что гоняли взад-вперед, отыскивая и пригоняя назад коров и их отпрысков.
Западный ветер снова плеснул в его ноздри вонь. К любому другому запаху Джейсон рано или поздно привыкал. Но не к этому.
Он поднял руку в перчатке – почесать нос, потом потер переносицу, будто это могло умерить неприятные ощущения.
Так мерзко он себя никогда не чувствовал. Глаза его горели от недосыпания. Ягодицы ныли – последние полдня он почти безвылазно провел в седле (за исключением тех редких случаев, когда ему надо было облегчиться). Но от этого становилось: только хуже. Бесконечные часы в седле плюс не поддающиеся перевариванию куски бурды, которую у повара Фаликоса хватало неприкрытой наглости звать едой, вызвало у Джейсона жуткий геморрой, так что он вынужден был подкладывать под задницу сложенное в несколько раз одеяло.
Лошадям было легче. Им перерабатывать было нельзя – не то они просто падали и подыхали. Как все остальные гуртовщики, Джейсон за день пять-шесть раз менял лошадей, давая другим отдохнуть. Либертарианка, хоть и была прекрасной боевой лошадью, к работе со скотом не годилась совершенно, так что шла в Пандатавэй налегке.
Джейсон резко дернул повод. Упрямый мерин неохотно повернул вправо, отказываясь идти рысью даже тогда, когда юноша направил его назад, к спутанным на ночь другим коням.