Печать мастера Том 2 (СИ) - Ри Тайга (читать книги TXT, FB2) 📗
Вспыхнуло обжигающим горячим шаром в груди. И рванулось наружу.
Как будто на миг он стал пустынной птицей над барханами, змеей в ущелье, скорпионом, который зарывался от жара в песок… он стал сразу всем и ничем. И увидел — путь.
В абсолютной темноте, через расстояние и пески, он почувствовал отклик — его солнце, его источник внутри позвал и что-то откликнулось в ответ, что-то большое, громадное, гораздо больше, чем он сам, в разы больше — на всю пустыню.
Огромный шар света и огня, который манил впереди, и с которым его связывала тонкая, почти истаявшая нить.
Грудь расширилась, и он дышал через раз, боясь спугнуть ощущение, но нить не исчезала. Связь становилась крепче, как будто поток проходил через него насквозь.
Коста не знал, что это такое, не мог назвать, но чувствовал, что теперь всегда найдет Путь. Его приведет сердце. Место, с которым он связан. Единственное место в этом мире, которое откликнулось. Место, которому он теперь принадлежит.
Это он осознал также отчетливо, как и то, что знает теперь, куда держать путь.
Коста поправил тряпку на лице, закрывая глаза, и тронул поводья, разворачивая лошадку точно туда, куда указывал компас в его груди. И слегка ударил ногами.
Место, которое обычные люди назвали бы домом.
Пустыня
Западная гряда барханов у чаши «белой смерти»
— Что там? — нетерпеливо переспросил в третий раз сопровождающий Фу — местные гоготали на своем языке и переговаривались, жестикулируя. — Что там с мальчиком? Говори же!
Пустынник посмотрел на чужую руку, которая посмела коснуться его плеча — и охранник тут же отдернул ее.
— Что с мальчиком?
Местный ткнул в небо — сокол, нарезавший круги, изменил направление и теперь двигался точно на северо-восток. Почти по прямой линии.
— Он почувствовал путь… нашел…
— И, куда он движется? Куда летит птица? — охранник приложил руку ко лбу, пытаясь рассмотреть точку в небе. — Он движется к выходу из белого плата? Он приближается к границе? Куда он едет?
Местные опять загоготали на своем, а потом торжественно повернулись к охране. Слуге даже показалось, что в глазах проводника — где-то на дне мелькнула искра уважения — но это невозможно, местные не уважают клановым.
— Куда он едет⁈
— Домой. Он едет домой.
Белое плато
Двести шестьдесят мгновений спустя
Когда лошадка остановилась, Коста даже не сразу понял это. Измотанный от жажды и жара.
Он не понял, что мохногорбая стоит, как вкопанная, уже с десяток мгновений, и… двигались ли они вообще?
Убаюканный мерным ходом, в полной тишине и темноте, он задремал тревожным сном, изредка просыпаясь, когда сползал вбок, примотанный поводьями к седлу накрепко.
Коста аккуратно размотал тряпку с лица и осторожно приоткрыл глаза — они слезились от песка. Проморгался и увидел впереди очередной мираж — сплошная стена перекати-шаров, перед ними, высотой больше его роста, с острыми колючками, длиной с его ладонь и… вожделенные барханы впереди.
Коста просидел ещё мгновений пять, собираясь с силами, которые следовало экономить.
Это — тоже мираж. Очередной мираж. Просто мираж.
Но картинка не менялась на другую, мгновение, два, три, и Коста осторожно вытащил одну затычку из ушей, приготовившись услышать голоса.
Выл ветер. Шуршала трава. Перекатывались песчинки. Кричали, закладывая круги в небе птицы, и… никаких голосов.
Коста аккуратно спустился, и, обмотав поводья на руку, чтобы не потерять лошадь, прошел с десяток шагов — мохноногая упиралась и отказывалась идти вперед.
Протянул руку и…
— Ай!
Он сунул палец в рот — и почувствовал вкус крови на языке. Было — больно!
Больно! Больно! Хвала Великому, что позволил ему чувствовать боль! Хвала благословенной боли! Значит он — жив! Значит, это не мираж! Значит, он сможет выбраться!
Источник в груди мерно грелся, распространяя жар тепла по телу, и точно указывал направление движение — вперед, подниматься на этот бархан. Ему нужно прямо.
Коста огляделся и начал искать проход.
Пути — не было.
Сколько он проехал вдоль колючих шаров в одну сторону и в другую, он не знал. Но стена травы у подножия барханов везде превышала его рост. И колючки сплелись так плотно, что не пройти не то что лошади — даже он не сможет протиснуться.
Рубить их нечем — ему не оставили длинно дровяного ножа, ломать… он попробовал, но скорее он умрет здесь, чем сможет освободить дорогу.
Мохноногая от стены травы держалась подальше, явно знакомая с тем, как больно и глубоко пробивают колючки.
Он исколол уже все ладони, но сломал только пару веток. Придется — жечь. Единственный способ, который он нашел, но эти чары никогда не получались удачно.
Плетения вышли не с первого раза. Не со второго и даже не с двадцатого — он перестал считать на тридцатой попытке. Потные пальцы скользили, и он то и дело вытирал их об одежду и погружал в песок. Отряхивал и пробовал снова.
Плетения огня простые и одновременно сложные. Простые для тех, кто имеет большой источник, и сложные, для того, для кого каждая провальная попытка — это минус резерва силы, которой и так мало.
Когда он уже потерял надежду, просто продолжая монотонно делать одно и то же, одно и то же, одно и то же, попытка за попыткой, попытка за попыткой… хилая искра проскочила между пальцами, и узлы замкнулись.
Огонь занялся не сразу.
Сначала лизнул колючки. Потом обломки веток, которые он подложил вниз, и только через мгновение, как бы нехотя, полыхнул так, что столб огня взлетел в небо, почти опалив ему ресницы. Перекати-шары занялись, громко треща.
От низкого мерного гула огня вибрировала земля. Пламя подхватывал ветер, распространяя дальше по пустыне.
Мохноногая лошадка пятилась, и Коста замотал ей морду тряпкой, которую порвал пополам. Вторую нацепил на себя.
И, разбежавшись, когда стена огня стала распространяться в стороны, освободив проход, достаточный, чтобы прошла пара бок о бок, рванул вперед.
Барханы
Наблюдательный пункт
Охранник Фу сорвался с места, как только мальчик достиг подножия бархана. Вскочил на мохногорбую, и устремился вниз по пескам. Второй остался ждать, наблюдая, как ребенок возится около колючей стены перекати-травы.
— Ну же, — бормотал он себе под нос. — Выбирайся. Пройди границу…
Пустынники невозмутимо стояли рядом и не двигались.
Наконец, у ребенка получилось — стена полыхнула алым, огонь занялся, языки пламени взметнулись в небо, и стена огня начала расходится в две стороны, но ребенок уже вскочил на лошадь.
— Рано! Рано!
Но мальчик не услышал, и в этот момент, у слуги Фу прихватило сердце, при мысли, что сделает с ним господин, если ребенок обгорит, сгорит, или не дай Немес…
— Вышел! — Слуга выдохнул облегченно. — Вышел! Вниз!
И сорвался вниз, следом за первым сопровождающим. Теперь можно исполнить приказ господина — «белое плато» пройдено…
Граница «белого плато»
Лошадь сопротивлялась, но он заставил. Жар полыхал вокруг. Ветки трещали. Колючки выстреливали в воздух с яростным треском. Копыта ступали по ещё не остывшим раскаленным веткам.
Косте пришлось задержать дыхание, когда они проходили стену огня — внезапно налетевший пустынный ветер сменился, и их полоснуло пламенем с ног до головы, лошадь протестующе всхрипнула и рванула вперед так, что он вылетел из седла, упав на песок с другой стороны, вывернув руку — и его протащило ещё несколько шагов вверх, пока лошадка наконец не остановилась.
Коста смотрел на полыхающую стену рыжего жара, расползающуюся в обе стороны, и лежал на песке. Над ним с клекотом в небе парил одинокий пустынный сокол, и ему вторили десятки птиц со всех сторон. Казалось, вся пустыня внезапно наполнилась торжествующим птичьим криком.
