Время вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада" (первая книга .TXT) 📗
Второй жандарм покорно пошел, куда было сказано. Вряд ли ему нравилось оставаться тет-а-тет с магом. Дедок на телеге тоже уезжать не торопился:
- Не обессудьте, милсдарь, чтоб мне скотинку дважды не гонять, я тут тоже подожду. Ежели воды вынесете, добре будет.
Когда Койанисс вынес им кувшин, один из жандармов уже скрылся за поворотом. Двое оставшихся гостей устроились в тени и поблагодарили, когда он передал им воду. Маг вернулся к своей работе, не особенно обращая на них внимания. Правда, калитку так и не открыл, когда Маргери попросилась к Бочке.
- Позже, - отрезал он, хоть и понимал, что это полная глупость. Маргери не читала будущего и не была пророком. Увидев двух мужчин, мирно дремлющих в теньке на опушке, она бы не подумала о легком сером пепле в крематории.
Дочка еще с минуту поскреблась как котенок, попрыгала, пытаясь разглядеть, что такого ей так не хочет показать папа, и ушла ни с чем.
Жандарм вернулся часа через четыре, взмокший и погрустневший.
- Извините, вашбродь, - издали крикнул он и махнул рукой своим, мол, снимаемся. - Ошибочка вышла.
Маг почувствовал, как его сердце пропускает удар. Надо же, ошибочка вышла.
"Сдохнешь, мразь, сдохнешь. Кобыла на полном скаку ногу сломает..."
- Не обессудьте, милсдарь! - добавил дедок. - И за беспокойство простите!
- Доброго дня, - выдохнул Койанисс, глядя, как все трое уезжают, поднимая на дороге легкое облачко пыли.
Он, наверное, стоял и смотрел им вслед на пустую дорогу еще долго, потому что голос Элейны за плечом буквально вывел его из ступора.
- Зачем они приезжали?
- Кто? - сделал невинные глаза Койанисс, оборачиваясь. Элейна куталась в шаль и выглядела напряженной. На бледных висках бились голубоватые жилки. - Ты о чем?
- Те, кого ты не пустил в дом, - прищурилась жена. - Зачем они приезжали?
- Глупости. Они ошиблись. Уже уехали, видишь же...
- Ты пять часов тут стоишь из-за дурацкой ошибки?
- Я чинил забор. Элейна, посмотри, ничего уже не кривится и не косится.
- Ты из-за этого примчался ночью, как будто за тобой бесы гнались?
- Элейна!
- Койанисс, кто это приезжал?!
- Не кричи, милая, ты пугаешь Маргери. Пойдем в дом. Мне кажется, уже можно ужинать... Элейна, родная.
Из васильковых глаз покатились крупные слезы.
- Почему ты всегда врешь?
- Потому что правды не существует, - честно ответил Койанисс. Той правды, при которой его девочек отправили в Тихий Лес, теперь тоже не существовало. Он, наверное, еще не до конца это осознал, потому что не чувствовал желания смеяться во все горло или кружить жену на руках. - Пойдем в дом? Не плачь...
Маг приобнял жену за плечи и повел, осторожно поддерживая. Солнце уже клонилось к кромке леса, и навстречу им ползла тень дома. Шуршала листва. Элейна поднялась на крыльцо, а Койанисс замешкался, потому что заметил одну маленькую странность.
Сразу после переезда сюда пять лет назад Элейна разбила под окнами небольшой садик. Стоял конец сентября, и тот, конечно, облетел. Только один куст цвел так радостно и пышно, словно это была морозянка. Но это была рэдская "Белинда", зимняя роза. Белая-белая, как снег, почти голубая по краям. Нереально чистое пятно света над уже тронутой осенним тленом землей.
- Красиво, - удивился он. Жена не любила Рэду - в представлении Аэрдис варварскую, опасную, прокалладскую и просто непонятную - и, конечно, выглядело странным, что она посадила рэдский цветок. Может, ему хотела приятно сделать.
- Не подлизывайся, - через плечо бросила Элейна. - Иногда мне кажется, лучше б ты гулял, чем так...
- Чем так что?
- Как будто я кукла в кукольном домике.
Элейна замерла у отрывного календаря, а потом с удивившей мага злостью рванула верхний лист, скомкала в руке и швырнула за порог.
На листке под ним красной краской было аккуратно выписано тринадцатое октября, воскресенье.
Маргери зачем-то поиграла с календарем и полмесяца потерялись.
4
Эдельберт был пьян - на вкус Эйрани как свинья - и зол как собака, хотя "сукой" почему-то упорно крыл канцлера, а не себя. Злость бесподобного регента она могла отчасти понять - кесаревичей проворонили. Несмотря на бунт снаружи дворцовых стен и заговор внутри них - проворонили настолько бездарно, что смешно делалось даже Эйрани, понимавшей, что как раз для нее ничего смешного здесь нет и вообще все серьезнее некуда. Операция была провалена с треском, чтобы не сказать - с тем особым, подчеркнутым шиком, который отличает только самые бездарные планы. И, конечно, это Рэссэ был виноват. И она - Эйрани - тоже каким-то чудом оказалась виновата. А еще оказались виноваты погода, клинически тупые подельники и сам Создатель. Все - ну буквально все! - было против будущего бесстрашного диктатора, готового хоть сейчас выволочь Каллад к великому сияющему будущему на собственных могучих плечах. Он уже даже белый мундир пошил и парадную лошадь приготовил, а тут - такая незадача, нет наследников - хоть криком кричи. Исчезли. Как в воду канули, сукины дети! А сука, кстати, осталась. Окопалась среди фрейлин в женской половине дворца и сидела там как святая, страдая приступами мигрени. Недолго ей там сидеть, паскуде!
И бутылкой о стену. Воистину, сильный мужской аргумент. Эйрани на всякий случай испуганно вздрогнула и спрятала глаза. Не следовало потенциальному венценосцу знать, что она его не боялась и бояться не думала. Эдельберт был не из тех, кто застрелит любовницу и застрелится сам, обнаружив, что сияющее будущее отменяется. Этот дурак верил бы в свою звезду, даже если бы его уже волокли к помосту с мешком на голове. Конкретно он Эйрани ничем не угрожал. Скорее она считала неправильным уходить из спальни и жизни такого феерического идиота без, минимум, пяти сотен марок. И нет, фамильные бриллианты Эдельберт мог оставить озверевшему простонародью и их менее озверевшим, но куда более жадным до денег закулисным кукловодам. А Эйрани с большим удовольствием взяла бы валютой, желательно - кэлдирской. Брать золотом подозрительно, а ценными бумагами - рискованно.
Концерт продолжался. Эдельберт из стадии праведного гнева перешел к недолгому смирению перед жестокой судьбой и принялся объяснять Эйрани тонкости плана, который она понимала лучше него.
Делов-то было - только короноваться, а как при живых племянниках теперь короноваться?! А объявить их дохлыми - так, глядишь, они тут же объявятся где-нибудь в районе Дэм-Вельды, или в Рэде или даже - чем бесы не шутят? - в Кэлдире! И выйдет некомильфо. Примерно это Эдельберт - в значительно более сильных выражениях - повторял уже часа полтора, не забывая глушить горечь поражения горечью калладской огненной.
Говорят, кесарь Эвальд тоже любил так делать и, значит, уж на что Эдельберт был ублюдок, а все-таки законнорожденный кесарев внук и брат. Имей Эйрани хоть чуток патриотизма, всплакнула бы о несчастной державе, обреченной доставаться придуркам в каждом втором поколении.
О трех годах, отделивших Эдельберта от трона, Эйрани слышала уже столько раз, что могла повторить слово в слово, даже если бы ее разбудили ночью.
В общем страдал Эдельберт как по писаному, словно декламировал роль в заштатном театре, и все происходило бы как обычно, но финал хождений бравого кесаря по мукам внезапно вышел не таким, как всегда.
- Поговори с этой сукой!
Эйрани не сразу сообразила, что Эдельберт имеет в виду Ее Величество вдовствующую кесаревну. Это было слишком безмозгло даже для него.
- Я? - непритворно опешила Эйрани. Всякой глупости полагалось иметь разумные границы.
- Ты! Меня она не послушает!
"А меня - с ее точки зрения шлюху - она, конечно, послушает".
Эйрани едва не рассмеялась при этой мысли.
- Любовь моя, по дворцовому церемониалу меня даже в ее приемную не пустят, не говоря уже о приватной аудиенции, - попыталась мягко воззвать к остаткам разума Эдельберта Эйрани. Куда там. Несостоявшийся кесарь уже видел свое сияющее будущее и путь к нему, лежащий через согласие Стефании выдать детей. Он вообще частенько видел невероятные вещи. Как-никак, пять лет на морфии.
