Тёмные плясуньи (СИ) - "Джиллиан" (серия книг TXT) 📗
Первое, что Триса сообразила: Маровы болота появились не сами по себе и не оттого, что там прошлась богиня Мара. Нет, они были искусственно созданы человеком, очень сильным магом, чью смутную фигуру удалось рассмотреть внутри той же пентаграммы. А вот завязаны болота… Когда нос Трисы, которая постепенно, сама того не замечая, склонялась к фамильяру, чтобы лучше понять, коснулся мягких отростков Кернея, старуха опомнилась и выпрямилась. Осторожно сняла ладонь с его странного, уродливого тела, а затем мягко вложила свои костлявые пальцы в ладонь лежащей девицы, переплетая их с тонкими девичьими. Образ молодого мужчины вспыхнул перед глазами некромантки так ярко, что старуха мгновенно впитала портрет худощавого темноволосого парня и сузила глаза.
Поймала. Рассмотрела. Узнать в чертах, более собранных по-юношески, чуть размякшие черты верховного мага, когда-то приближённого к трону короля, легко. В королевстве обычный люд не знал, что маг отдаёт свою жизнь, чтобы остановить проклятое болото, грозящее уничтожением страны. Знали маги - даже те, что занимались бытовой магией в самых низах общества. Но об этом помалкивали даже самые болтливые: не ровен час - накличешь беду и на себя, лишний раз помянув Маровы болота… Старуха скривила губы, нехотя ухмыляясь. Цепочка некоторых событий стала ясней: верховный маг умирал, отдавая свои силы на ограничение Маровых болот, и к той же участи покорно готовился его сын. Но все смутные фигуры между ними! Особенно та, что промелькнула в пентаграмме!..
Триса встала и отошла от лежанки. Надо к вечеру, когда уставшие маги круга семи отдохнут, когда на закате их силы станут чувствительней к любой другой магии, собрать их снова, как пожелалось недавно, и выяснить всё до конца.
Старуха-некромантка была практичной. Внук, который много лет назад появился в её лачуге, не просто непутёвый, но и легкомысленный. Сколько раз она уговаривала его завести семью, женившись на одной из своих танцовщиц, а он всё отшучивался!.. Но она взяла за него ответственность раз и собирается нести её до самой смерти. Что означает одно: она не собирается оставлять глупого Лиама в мире, где ему может грозить смерть, потому что один хочет больше того, что ему дала жизнь. И этот один желает преходящего, сиюминутного блага лишь себе, пусть получит его уничтожением целого государства. Нет, она, Триса, умрёт, но оставит Лиама в королевстве благополучном! Парень не виноват, что родился в дурной семье, которая, к тому же, отказалась от него. Не будет ему судьбы, которую ему навязали родители!
Взбудораженная странными и воинственными мыслями, старуха-некромантка вышла из лачуги и присела рядом со спящим внуком, прислонив его голову к своему плечу. Мелкие морские волны, которые Триса созерцала со своего порога, успокаивали и навевали странные мысли и о лежащей в лачуге девице, и о внуке, который безмятежно доверился ей и сейчас, вздыхая во сне и тепло дыша ей в ключицы.
… Карету пришлось оставить неподалёку от порта. Велев кучеру дожидаться его, Бриндан, держа на ладони браслет, бежал, направляемый тугой, гудящей напряжением магической нити между ним и Лирейн. На удивлённые взгляды прохожих не обращал внимания. Случись встретиться с портовыми бандитами, он бы легко одолел их. Думая об этом, хмыкал над своей самоуверенностью. Но в большей степени его волновал вопрос: неужели Лирейн находится где-то здесь?
Потом он заметил, что его ведёт странной дорогой - вокруг или помимо некоторых улиц, словно нить не желала вести его опасными местами. Или этой дорогой везли девушку? Но что с ней было, если сначала нить оборвалась, а затем снова и довольно сильно воссияла?
Сумбурные мысли смешивались. Бриндан чувствовал раскаяние. И суеверно думал о том, не его ли стремления едва не уничтожили Лирейн? Больше всего он ругал себя за несообразительность: сделав Лирейн предложение, он не подумал, что она мгновенно окажется в опасности. Ведь она становится частью его дома. С матерью-то он уладил дела, отправив её подальше из города, подальше от опасности. Но как же он не подумал об участи той, кого хотел бы наречь своей невестой? Он старательно думал об этом - и не потому, что глушил тревогу и страх, а потому, что прятал от себя самого понимание, что Лирейн - уже не просто продолжательница рода, его семьи в его планах. Нет, она теперь неотъемлемая часть его самого. Когда эта девчонка успела пролезть в его сердце? Не тогда ли, когда он внезапно понял, что вся её предыдущая жизнь, которую он знал, оказалась лишь прятками? Что за образом глуповатой, нет - даже придурочной деревенской девчонки, якобы не умеющей танцевать, скрывается умная сильная девушка? Зачем же она придуривалась? Из-за пресловутой конкуренции на курсе?.. Сейчас об этом думать не хотелось. Хотелось добежать до девчонки, удостовериться, что с ней всё хорошо, и… Забрать своё слово, своё предложение назад. Теперь он не мог оставить её с ребёнком в своём доме - даже при условии, что поддержкой Лирейн будет его мать.
Это слишком подло - понимал он. Подло для мужчины - оставлять свою жену на произвол судьбы в мире, где ей придётся выжидать, пока ребёнок вырастет - и станет следующей жертвой Маровых болот. Когда он собирал мать в дорогу, он, наконец, понял ужас в её глазах, когда она взглядывала на него, словно прощаясь навсегда. А мать и правда прощалась… С Лирейн он не хотел такого… Не хотел ужаса в её глазах, когда она поймёт, во что он втянул её. Он мужчина. Если придётся идти жертвой во имя королевства, он это сделает. Но его жертва будет последней из семьи. И пусть король и следующий верховный маг думают, что делать с болотами дальше, когда умрёт последний носитель крови, на которой завязано проклятье этих болот.
Промелькнуло воспоминание, как отец бежал к Маровым болотам с группой придворных магов, чтобы остановить его расширение. Отец не был таким сильным, как дядя. И болото, едва маги приблизились к нему, позвало его. И других…
Улочка, по которой он бежал, вильнула в очередной раз, выводя его из междурядья двухэтажных каменных домов к улице, состоящей сплошь из лачуг.
Это опустошало - бежать и думать о том, что сразу после встречи с Лирейн ему придётся забыть о ней навсегда. Это заставляло частить дыхание и сглатывать едкую и тошнотворную муть, которая рвалась наружу.
Но с Лирейн придётся порвать. И с каждым шагом, приближающим его к ней, он настраивал себя на то, что это последняя встреча с девчонкой, которая неожиданно влезла в его душу. И заставила горько жалеть о том, что предопределённое будущее теперь выглядело беспросветно чёрным. Что даже его планы хоть как-то изменить ситуацию теперь выглядели смехотворными и по-мальчишески глупыми.
Сапоги вминались в песок. Тонкая подошва позволяла ощущать мелкий острый камень под ногами - и это отвлекало от мыслей, какие, наверное, приходят в голову только приговорённому к смертной казни. Впрочем, его положение ничем не отличается от положения смертника. Разве что казнь будет растянутой.
Магическая нить буквально тащила его за собой - и к лачуге, которая внешне ничем не отличалась от соседних домиков-засыпушек. Разве только тем, что вокруг неё колыхалось остаточное марево совсем не давно использованного громадного количества магии… А ещё прямо на пороге сидел Лиам, спящий головой на плече старухи, подобравшей ноги и обнявшей колени костлявыми руками. Эти двое заставили Бриндана замедлить шаг. Но старуха подняла голову и легонько кивнула ему. Он даже не сознанием, а каким-то глубинным впечатлением понял её и быстро, хоть и стараясь не шуметь, проскочил мимо них в лачугу, интуитивно понимая, что Лиам спит не просто так, сморённый теплом утреннего солнца.
На этот раз даже уродливое существо, сотворённое дядей, а сейчас прикорнувшее рядом с Лирейн, не заставило его поморщиться от брезгливости и от напоминания о проклятиях. Он просто присел на корточки перед скудной, устеленной тряпками лежанкой, на которой то ли спала, то ли находилась в забытье девушка. Он смотрел на её профиль, осунувшийся, на запавшие глаза, побледневшую кожу - и утверждался в своём решении: как только она придёт в себя и будет чувствовать себя здоровой, как только он узнает, в чём дело с ней, он откажет ей в дружбе. Во имя её блага. Не забыть бы обратиться к преподавателям с просьбой заменить его тёмную плясунью на другую.
