Год змея - Лехчина Яна "Вересковая" (бесплатные серии книг .txt) 📗
И Хортим смотрел на восковое лицо Инжуки, брался за весла, и навстречу кораблю выступали новые обломки каменных гряд. Ни единой живой души, лишь плеск волн и шуршание ветра, крики Ежи и скрип корабельных снастей.
— Ты привыкнешь, — угрюмо сказал Фасольд, налегая на весло. — Скоро.
Хортим услышал его, но не ответил, лишь рассеянно повел головой. Он мало разговаривал в последние дни — и Соколья дюжина если не молчала, то общалась мрачным шепотом. Им всем казалось, будто отмирает часть их собственного тела. Когда Хортим хотел отвлечься от мыслей, то греб сильнее, стирая мозолистые руки. Словно в первый год изгнания, когда в нем еще оставалось нечто холеное, княжеское. Малика говорила, что их кровь густая и великая и всегда дает о себе знать. Отпрыска их рода не спрятать ни за лохмотьями, ни за слоями грязи в жуткую нищету — он всегда остается царственным и гордым. Посмотрела бы ты сейчас на своего брата, сестрица, обожженного, сгорбленного, отчаявшегося.
Корабль плыл, и море под ним белело. Появлялись пластины льдов. Скалы стали выше и массивнее, а ветра, сдувающие снег, — еще холоднее, но именно в одну из таких ночей Ежи увидел проблеск звездного неба, и у дружины появилась надежда найти дорогу на юг. Но воды уже вынесли их в довольно узкую прогалину между осколками громад-утесов, напоминавших две отрубленные головы полузверя-великана, — третья выглядывала на поверхность лишь краем, ее топило море. Было решено пройти их и, обогнув, повернуть к югу, но делать это стоило неторопливо, с особой осторожностью: усилившиеся ветра могли легко швырнуть корабль на ушедшие под воду валуны.
Корабль пробирался медленно, под мерный стук весел и раскатистый шорох волн. На окаменевшие головы великана оседал туман, а море стало почти чистого голубого цвета, с незначительной бело-серой примесью. Самые острые глаза в дружине были у Инжуки — неудивительно, что воины спохватились не сразу. Но все же Арха рассмотрел скалы сквозь туман — и, отпустив весло, сорвался с места.
В зияющей бреши щеки великана он увидел чью-то лодку.
На волнах качалась привязанная лодка. Промысловая, нагруженная рыбой и сетями, длинная и прочная — ее остов был обтянут шкурой лахтака. Ее хозяйку Хортим и несколько воинов нашли, поднявшись на скалу-голову по сточенному пологому склону. Женщина возвращалась к воде и не вздрогнула, заметив чужаков.
Она была молода — пожалуй, женщина жила на свете чуть больше тридцати зим. Что-то в ней напоминало Инжуку: узкие глаза, выступающие скулы, плоское, хоть и неширокое лицо. Но при этом ее черты имели совершенно иную природу и даже кожа была не желтоватой, а коричневой. Она носила много одежд — из-под мехов выглядывали плотные штаны и расшитые юбки до середины икр. В капюшоне терялись ее смоляные стянутые в узел волосы. «Айха», — догадался Хортим, вспомнив то, что рассказывала ему старая рабыня-северянка.
Юноша удивился, что айха не испугалась. Корабль одичавших в плавании незнакомцев — худшая встреча для одинокой женщины. Но она стояла, с любопытством посматривая темными глазами даже на Фасольда, от которого, как думал Хортим, в другом случае следовало бы бежать что есть силы. А женщина уверенно и спокойно расправляла плечи, будто ничто здесь не могло причинить ей вред.
— Здравствуй… — начал юноша, но осекся. Разве она знала язык княжьих людей?
Айха молчала, опустив пышные рукавицы.
— Ты ведь не понимаешь, — сказал он с сожалением и стал помогать себе жестами. Я — тычок в грудь — Хортим. Моему другу — тычок вниз, в сторону лодки и корабля — нужна… Он не мог придумать, как объяснить «помощь», но надеялся, что за него это сделало искаженное лицо.
Женщина чуть наклонила голову вбок.
— Пхубу, — ответила она, и Хортим догадался, что это ее имя.
— Пхубу, — повторил княжич, краем глаза наблюдая за Фасольдом и Архой. — Помоги нам. Мы долго были в пути, а сейчас мой друг умирает, и…
— Умирать? — переспросила Пхубу. У нее был сильный булькающий акцент.
— Да, — кивнул. — Выздоровеет, если поможешь.
— Помочь. — Пхубу покатала на языке, задумчиво добавила несколько неизвестных слов, будто разговаривая сама с собой, а потом сделала шаг вперед. — Где?
— Она понимает, — выдохнул Арха на ухо Хортиму, пока они возвращались к кораблю. — Может, не все, но она явно где-то слышала наш язык.
Хортима потрясывало от волнения — неожиданная удача маячила перед глазами. Сейчас он был способен думать только об Инжуке и оттого, казалось, упускал нечто важное. У Фасольда лицо стало багровое и злое — почему? Хортим не разбирался: его занимали другие мысли, роящиеся, будто пчелы, — спасти Инжуку, спасти. И раз айха знала хотя бы слово на их языке, значит, должен был быть и кто-то, кто мог ее научить. «Потом, все потом», — решил Хортим, чувствуя, как пульсируют виски. Кровь шумела в ушах, клокотала в горле. Пхубу не сделает их положение хуже — это главное.
Небо над головами было туманно-голубое, бездонное.
…Вигге, охотник из Длинного дома, заметил чужой корабль издалека. С высоко поднятыми носом и кормой — такие строили княжьи люди, которых Вигге не встречал уже очень давно. На свое крыльцо мужчина ступал в смешанных чувствах, уже зная, что увидит незнакомцев за порогом. Княжий корабль прикорнул к высокой скале, борозды на которой напоминали массивные спирали ступеней, и на самой выступающей из них в камень врастал дом Вигге и его женщины — длинный, в котором крепкое темное дерево перетекало в обтесанную породу и уходило в глубь скалы. Хороший дом, прочный. Но жилыми были лишь несколько «деревянных» комнат — дальше царил холод, в котором хранили запасы.
Над дверью скрещивались две прочные балки, скалилась вырезанная голова морского чудовища — Пхубу верила, что та отпугивала злых духов. Заходя, Вигге согнулся, чтобы не задеть головой подпорку. Дом дохнул на него теплом, запахами жареного мяса, собираемых в бесснежье трав и шерстяных ниток, красных, желтых и иногда синих, из которых Пхубу плела тонкие полосатые ковры и покрывала.
Женщина выбежала к нему из передней комнаты — звякнули веревки с нанизанными на них крупными бусинами, занавешивающие проход. Пхубу сняла с Вигге шубу и рассказала, кто к ним прибыл. Забулькала речь айхов, не перемалывающая слова, а обкатывающая их, словно вода. Вигге выслушал и, отодвинув Пхубу, прошел дальше.
Чуть раньше он разглядел на корабле фигуры оставшихся людей. И в комнате у очага сидели лишь трое: крепкий мужчина, не снявший с пояса топора, — Вигге насторожился — и молодой человек с бесцветными волосами-струнами, заплетенными в косу. Но сначала Вигге заметил юношу, черноглазого, с чудовищными ожогами на лице.
— Мир тебе, хозяин. — Юноша поднялся с места, и в его чертах отразились и недоумение, и облегчение. Увидел кого-то из своего народа.
Вигге посмотрел на него и одновременно стал и бледен, и сердит, и страшен, и напуган.
— Тебя… смутило наше вторжение? — Хортим погладил бровь. — Извини.
— Нет, — ответил Вигге хрипло, переводя взгляд на спутников юноши. Пхубу сказала, что четвертый, больной, лежал отдельно, — она напоила его травяными настоями и укутала в мягкие звериные шкуры.
Юноша понизил голос почти до шепота:
— Нам нужна помощь.
— Знаю, — ответил Вигге, хмурясь. Он опустился на одно из низких тканевых кресел. Слова он подбирал неторопливо, раздумывая и будто пробуя на вкус: — Тогда оставайтесь моими гостями.
Едва посмотрев на Хортима, Вигге из Длинного дома выглядел так, словно увидел ненавистного покойника или мерзкую тварь, забравшуюся за его порог, но постепенно пришел в себя. И пригласил всю дружину княжича в необжитый зал, где деревянные стены уступали каменным. За пиршественным столом, тянущимся далеко от дверей, давно никто не собирался — Хортим это понял. Но юноша так и не сумел понять, каким поступком было приглашение Вигге, безумным или мудрым. С одной стороны, только глупец решился бы звать к себе воинов-чужаков. С другой, если бы они действительно задумали разбой, то сделали бы это и без приглашения.
