Посох Богов (СИ) - Филиппова Евдокия (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗
О, Лавиний был истинным ценителем красоты! Он знал в ней толк. Но эта девушка была красива какой-то особенной, неземной красотой. Лавиний застыл, окаменев, подобно одной из мраморных статуй его дома.
Словно неподражаемое творение божественного скульптора, стояла она перед ним в чёрном струящемся хитоне с длинным шлейфом и плаще-тебенна, украшенном золотой отделкой и свободно ниспадающем до самого пола. Гордый разворот плеч, прямая посадка головы, тяжёлые золотистые косы, падающие вниз почти до колен. Классический лоб украшал серебряный обруч. Стрелки изогнутых бровей, голубоватые тени длинных ресниц на щеках, розовые губы, спокойно и с достоинством закрытые в гордом молчании, золотистые переливы солнца, поблёскивающие у неё на волосах — всё было совершенно в этой девушке.
В доме Марка Лавиния бывали и гречанки, и римлянки, и ханаанки, и фракийки… Но об этой девушке он мог сказать лишь одно:
— Турана…Венера…Афродита… Её красота божественна…
— Она из Этрурии, из Фиден, — тихо вымолвил Полидеукес. — Её зовут Танаквиль.
Тот самый дальний, заветный уголок тенистого сада с мраморной скамейкой, где Танаквиль любила проводить дни, после дождя был усыпан лепестками поздних бледных роз. Воздух был наполнен шелестом листвы, похожим на беззвучный шёпот молитвы. В просветах посвежевшей после дождя зелени деревьев то и дело возникали белые стройные фигуры статуй. Благоговейную тишину сада нарушал лишь плеск небольшого фонтана.
Танаквиль сидела на самом краешке скамьи. Её фигура, словно выточенная искусным скульптором из полупрозрачного мрамора, была пронизана золотыми отсветами мягкого послеполуденного солнца. Голубоватые, зыбкие тени листвы играли на её опущенных веках.
«Психея, мотылёк».
Лавиний подошёл, и в который раз тщетно попытался избавиться от чувства собственного несовершенства, которое постоянно возникало у него рядом с Танаквиль с тех самых пор, как она поселилась в его доме. Она была его рабыней, но выглядела едва ли не более свободной и гордой, чем он сам. «Странное неотразимое сочетание чувственности и духовности», — подумал Лавиний. — «Как ей это удаётся? Впрочем, женщины Этрурии всегда пользовались почётным положением и свободой и имели право участвовать в пирах и сидеть рядом с мужчинами. Даже имена у этрусков давались не по отцу, а по матери…»
— Ты принёс новые стихи? — Танаквиль обратилась к нему первой. Она повернула прекрасную голову, и сетка из золочёных шнуров, надетая на золотые локоны, сверкнула в луче солнца, нашедшем красавицу даже здесь, в самом дальнем уголке сада. «А может быть, это сверкнули её волосы?»
Неизменно чёрный хитон мягко обвивал её безупречную фигуру, словно таинственный туман далёкого прошлого или загадочного непредсказуемого будущего.
И хотя голос и лицо девушки были приветливыми, Лавиний испугался. Он в нерешительности повертел в руках церу со стихами.
— Да, — сказал он обреченно. — Но это так… набросок…
Он уже передумал показывать ей очередное творение.
Однако Танаквиль сама взяла из его рук церу и стала читать:
— Стихи хороши, — она всегда начинала с этих слов, искренне желая поддержать его. Она была сама доброта, сама любовь и сама красота. Лавиний безумно, безмерно и страстно любил Танаквиль. Он ни за что на свете не отдал бы её никому. Он так не любил оставлять её одну. Но…
— Танаквиль, завтра я уезжаю…
Девушка вздрогнула.
— Нет, Марк Лавиний, нет-нет, ты не должен ехать.
— Почему?
Красавица замолчала, нахмурившись, потом неуверенно произнесла:
— Мне приснился плохой сон.
Она опустила прекрасные синие глаза, словно смущаясь тем, что сказав это, выдала привязанность к господину.
Лавиний улыбнулся, присел рядом и обнял её за плечи, стараясь успокоить:
— Прогони печаль из сердца, избавь душу от страха, Танаквиль, ведь это ненадолго. Через декаду-другую я вернусь.
Танаквиль снова встрепенулась:
— Тебя не будет так долго?
Затем, словно решившись, она крепко взяла его за руку.
Улыбка мгновенно сошла с лица римлянина. Внезапная вспышка, и он увидел…
…Серое небо над пустым дворцом. Ветер уныло свистит в жёстких колючих кустах и кружит по двору, подбирая на ходу сухую листву. Мраморные статуи тускло мерцают из глубины сумрачных аллей сада. Он стоит у порога собственного дома. Но почему же никто не приветствует его и не предлагает вина с дороги? Он входит в распахнутые настежь двери. На лестнице из прекрасного нумидийского мрамора, по которой он поднимается, разбросаны знакомые вещи. Полированный чёрный мрамор пола мрачно блестит в косых лучах солнца, с трудом пробивающегося через свинцовые тучи в распахнутые окна. Прекрасная мраморная статуя Танаквиль с цветочной гирляндой в руках разбита и валяется на полу. Сердце Лавиния громко колотится, из груди вырывается отчаянный крик:
— Танаквиль! Танаквиль!
Он бежит на второй этаж, туда, где её покои.
Пурпурное покрывало Танаквиль брошено на пол. Ручное зеркало, веер, шёлковый зонтик от солнца, драгоценный пояс, булавки, ожерелья, браслеты и перстни, гребни и нимбы, вышитые золотом ленты для волос, всё разбросано в страшном беспорядке… Сундук, некогда заполненный её вещами, раскрыт и зияет чёрной пустотой. Всё вокруг Лавиния мгновенно почернело. Танаквиль в доме нет!
Лавиний понимает, что произошло непоправимое и кричит:
— Танакви-и-иль!..
И приходит в себя.
Всё, что он видел, было ярко, как наяву. Потрясённый Лавиний встал.
— Останься, Марк, — ещё раз попросила Танаквиль, но уже отпустив руку господина.
— Но… я не могу ослушаться приказа царя и сената… Скажи мне, Танаквиль, ты прорицательница? Ты смотришь на звёзды, звезда моя, и показала мне то, что будет?
— Я не пририцательница, не пифия и не нимфа, вещающая царям смертных. Но я знакома с Etrusca Disciplina, сводом знаний, правил и системой предсказаний, и с Libri Haruspicini, Libri Acherontici, Libri Ostentarla, Libri Tagetici. Таинство желаний Богов — вот главное для этрусков. Боги посылают нам бесконечный поток знаков, событий и явлений повседневной жизни, истолковав которые, можно всё повернуть в нужное русло. Мы обязаны знать волю Богов, уметь толковать предзнаменования, ведь с их помощью Боги сообщают нам свои пожелания. Возможно, ты путаешь меня с гаруспиками, Марк. Но я не владею техникой гаруспиков. Я просто… вижу… знаю… Не могу тебе объяснить всего. Увы, никто не может точно сказать, что будет. Но то, что я ты видел сейчас, может случиться, если ты завтра уедешь.
Изумлённый Лавиний смотрел на девушку, словно видел её впервые.
«Она знает так много, значит должна знать, что может случиться со мной, если я не поеду! Тулл Гостилий молод и храбр, его воодушевляют бранные подвиги. Молодой царь считает, что государство, ведущее мирную жизнь, ослабевает и утрачивает военную мощь. Он повсюду ищет предлогов для того, чтобы начать войну. Разве она может знать…» — горько подумал он.
Но Танаквиль знала. Она знала многое из того, что не дано было знать другим. Она знала, почему Этрурия уже погружается в воды истории.
Не по воле простого купца, среди других рабов продавшего девушку с царским именем и красотой богини. Разве мог Полидеукес знать, что жезл, найденный среди прекрасных этрусских ваз букерро в кованом сундуке, принадлежащем этой девушке, был не просто символом царского рода Танаквиль, а знаком власти куда более могущественной, чем власть земных царей. Увозя его, вряд ли именно он, Полидеукес, изменил ход истории. Но, тем не менее, именно в его караване Жезл снова отправился вместе со своей хранительницей на север.
