Год багульника. Осенняя луна (СИ) - Коруна Джен (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
Он замолчал, с мольбой глядя в лицо Моав. Как будто обессилев от внутренней борьбы, она тихо прислонилась к его груди.
— Ты не пожалеешь об этом, Йонсаволь? Скажи мне правду! — прошептал он над самым ее ухом, гладя мягкие бело-лунные волосы.
Ответ почти неразличимо слетел с ее уст — Кравой скорее почувствовал, чем услышал его… Он быстро положил руку под левую грудь веллары, нащупывая судорожное биение сердца. Неожиданно она крепко схватила и сжала его ладонь.
— Поклянись солнцем, что не станешь перекладывать кейну на себя! Поклянись, что не тронешь моего сердца!
Ее глаза лихорадочно блестели в дрожащем свете факела. Кравой застонал, как будто от сильной боли, но когда он заговорил, голос его звучал спокойно:
— Пусть будет, как ты хочешь. Я обещаю тебе, что не прикоснусь к твоему сердцу — с последним лучом солнца кейна снова ляжет на него. Но закат еще далеко!
Сдавшись, Моав тихо отпустила его руку. Через некоторое время она вздрогнула: то, что разделяло их, спало… Она со страхом подняла глаза, растерянно глядя на краантль, но в следующий миг ее пальцы страстно вплелись в его золотистые волосы, а губы сами потянулись навстречу его поцелую.
Они целовались долго и жадно, не говоря друг другу ни слова, затем Кравой нагнулся, подхватил эльфу на руки и понес к выходу из подземелья. Яркие лучи ослепили ее, она зажмурилась, спрятав лицо у него на груди.
— Не прячь глаз от солнца, Йонсаволь! — сказал голос над ней. — Это оно дарит тебе свободу, а вместе с ней и мое сердце. Возьми его хотя бы теперь!..
В жарких лучах послеполуденного солнца зелень искрилась изумрудным блеском. Осторожно ступая по влажному мху, Кравой вышел на поляну, залитую яркими потоками света, словно расплавленным золотом, и бережно уложил эльфу на землю. Он попытался подняться, но тонкие руки не пускали его шею; Кравой порывисто опустился на колени рядом с Моав, утопая в зеленом ковре. Задыхаясь, точно от быстрого бега, они стали срывать с себя одежду, судорожно ловя воздух между поцелуями и обнимая друг друга за плечи, за шею, за волосы, затем повалились на зеленый мох и, сцепившись, покатились по нему.
— Что я наделала!.. Великая богиня, помоги мне… — шептала Моав, едва ли понимая смысл собственных слов. Ладони краантль впечатывались в ее бедра, спину, нежную белую грудь, горячие сухие губы захватывали кожу, и каждый поцелуй был для Кравоя как откровение той великой тайны, что томила его все эти годы. Тайны прохладного тела маленькой веллары, ее душистых волос, ее любви…
— Ты моя… Моя Моав! — задыхаясь, шептал он, впиваясь губами в ее кожу. — Моя…
Их ласки были жадными и бесхитростными, как горячие порывы ветра. Лунная эльфа зубами и ногтями впивалась в смуглую кожу краантль, точно оголодавший зверь, цеплялась в густые золотистые волосы, льнула к прекрасному, налитому солнцем телу, жадно вдыхая запах кожи, пахнущей самим летом: жарким августовским летом, напоенным ароматом скошенной травы, нагретых на солнце камней, смолистого дыма костра…
— Нет, нет, нет!.. — упрямо твердили бледные губы Моав, но тело ее уже кричало «да», как и много лет назад в майскую ночь, изгибалось, чтобы им было легче овладеть, руками и ногами обвивалось вокруг Кравоя, захватывая его в сладостный плен.
То, что должно было свершиться тогда, наконец, сбывалось — хриплыми стонами, закушенными от наслаждения губами, сцепившимися телами, наверстывающими тогдашнюю отрешенность. Быстрым и твердым движением Кравой отогнул белое колено эльфы, так, как будто она уже много лет принадлежала ему одному… Неожиданно Моав забилась, пытаясь освободиться, из ее горла вырвался жалобный крик. Солнечный эльф крепко зажал ей рот ладонью, всем телом придавив к земле; от его руки на белой коже отпечатался розовый след, как от слабого ожога.
— Прости, прости… — прерывисто шептал он, уткнувшись в белые волосы. — Это все солнце — я слишком долго ждал тебя! Сейчас все пройдет!
От охватившего ее жара на лице Моав заблестели бисеринки пота: казалось, ее кожа вот-вот расплавится. Недоступная, неприкасаемая для Кравоя кожа чужой кейнары сгорала в солнечном огне, сгустившемся в его крови, открывая его ласкам страстное тело женщины, охваченной желанием к нему. Через несколько мгновений она затихла; солнечный эльф медленно отнял руку от ее губ.
То, что было потом, осталось в памяти Кравоя спутано, как если бы происходило во сне — безумном, ослепительном сне… Их лихорадочная страсть и впрямь была безумием, как прежде безумием была попытка отказаться друг от друга. Залитые солнцем, словно золотом, они отдавались друг другу молча, ибо все уже было давным-давно сказано между ними, высмотрено молящими взглядами, выстрадано долгими годами ожидания. Теперь осталась лишь радость обладания — чистая и яростная, слишком яростная, чтобы думать о ласке. Движения их тел были почти судорожными: охваченные страстью, они временами причиняли друг другу скорее боль, чем удовольствие, но не замечали ее, ибо даже боль была для них сейчас блаженством, и не было такой ласки — ни до, ни после этого, никогда до самой смерти! — на которую бы старший жрец солнца променял эту упоительную, эту мучительно-сладостную боль…
***
Кравой не знал, сколько времени прошло с тех пор, как они покинули подземелье — время и пространство исчезли, рассыпались в прах под страстными поцелуями маленькой веллары, растворились под ее узкими ладонями. Косое вечернее солнце исчертило траву длинными тенями деревьев, просвечивая узоры из жилок на яркой листве; опустошенные, с разметавшимися волосами, сын солнца и дочь Эллар лежали среди разбросанной одежды, словно после кораблекрушения.
Моав лежала навзничь на измятом мху, голова солнечного эльфа покоилась чуть ниже ее груди. Не в силах расстаться, их руки то и дело соприкасались, блуждали по разгоряченной коже, очерчивая линии тел друг друга. Моав запускала пальцы в густые волосы краантль, перебирала их, осторожно касаясь смуглых щек, чистого лба, и каждое ее прикосновение было полно такой ласки, что все существо Кравоя замирало от щемящего блаженства. В душе у него было пусто-пусто, обрывки мыслей скользили и исчезали, как тени. Неожиданно он понял, что Моав плачет. Дотянувшись до ее лица, он принялся в отчаянии осушать ее слезы поцелуями.
Они целовались, ничего не говоря, и смотрели друг другу в глаза тоже без единого слова, ибо сказать то, что теснилось в их сердцах, им было не дозволено, а других слов и желаний в этот вечер у них не было… Внезапно Моав обхватила руками голову солнечного эльфа и стала повторять его имя, страстно и настойчиво, словно заклинание; одно лишь имя и больше ничего.
— Кравой! Кравой!.. — срывающимся шепотом твердила она, глаза ее были безумными, точно в горячке.
Сердце краантль облилось кровью — его Йонсаволь, она звала его! Даже сейчас, когда он был так близко! Он растеряно целовал ее лицо, волосы, узкие ладошки, целовал, не говоря ничего — а что он мог ей сказать?! Он ясно понимал — любые его мольбы причинят ей боль! В какой-то миг Моав замерла, ее расширенные глаза остановились на его лице, впившись в темноту его глаз.
— Я никогда не покину тебя, клянусь! — прошептала она с уверенностью и силой, как если бы что-то вдруг стало совершенно ясным для нее. — Мы всегда будем вместе! Что бы ни случилось с нами, обещаю тебе… Ты должен мне верить!
— Я верю тебе, верю! — воскликнул Кравой, хватая ее руки и целуя их. — Я всегда буду верить тебе, что бы ты ни сказала…
Последний луч заката вспыхнул янтарным огнем в его глазах, лицо Моав скривилось от подступившей боли — кейна снова ложилась ей на сердце. Выползающий из-за верхушек деревьев серп стареющего месяца будто впивался в ее тело, резал его на части. С последним поцелуем Кравой отстранился от возлюбленной. Она метнулась за ним, крепко обхватив его плечи тонкими руками; он взглянул в ее застывшие, как синее стекло, глаза и понял все.
— Поцелуй меня еще… — чуть слышно проговорила она.
Словно пытаясь закрыть ее от серебристого света, Кравой снова обнял ее. Стоны боли и страсти, смешавшись, срывались с искусанных в кровь губ веллары, тело мучительно выгибалось от нараставших мучений и столь же нестерпимого наслаждения. Ужасная боль, казалось, не давала ей замереть ни на миг — она рвалась, билась в объятиях краантль, пока, наконец, с силой не оттолкнула его, задыхаясь от жгучей муки и восторга…
