Ринсвинд и Плоский мир - Кравцова Ирина (читать книги онлайн без TXT) 📗
Казначей поступил в Университет в те времена, когда будущие волшебники начинали свой профессиональный путь достаточно рано — вскоре после того, как начинали ходить, но до того, как начать дергать девчонок за косички. И в те времена в школах было достаточно распространено следующее наказание: провинившегося заставляли по многу-многу раз писать какое-то одно предложение, будь то «Я больше не буду» или что-нибудь из учебника. Казначей был одним из тех, кто пытался привязывать к линейке несколько ручек, дабы сэкономить время и усилия. Но Калошник, который уже тогда подавал надежды, раздобыл несколько деревянных брусков, выдрал из матраса пружины и построил с их помощью машину, способную писать четыре, шестнадцать или даже тридцать две строки одновременно. Это изобретение пользовалось такой популярностью, что мальчишки сознательно нарушали правила, лишь бы получить шанс опробовать машину в деле. Удовольствие стоило три пенса за работу как таковую и пенни за помощь в заводке машины. Как это частенько бывает, на наладку и заводку машины тратилось куда больше времени, чем экономилось в результате ее использования, но такова уж цена Прогресса. Машине пришел трагический конец, когда однажды в очень неподходящий момент один учитель открыл дверь и — со всей пружинной силой экспериментальной версии двухсотпятидесятишестистрочника — был вышвырнут в окно четвертого этажа.
Вид руки, выводящей на камне бесконечно упрощенные линии, напомнил казначею именно о Калошнике Домме. Все было почти как тогда, только без пружинного визга. Сейчас на глазах у казначея творилось нечто крохотное, но именно благодаря этому крохотному вскоре должно было случиться нечто гигантское.
Устроившись поудобнее, казначей стал смотреть. Как он позднее вспоминал (в те редкие мгновения, когда мог хоть что-то вспомнить), то были самые счастливые часы его жизни.
Когда Ринсвинд наконец решился поднять голову, шлем стражника, тихонько бренча, вращался на земле.
К его изумлению, сами стражники все еще были неподалеку, хотя все до единого валялись в живописных позах и в бессознательном состоянии — либо настоящем, либо притворном (некоторые стражники не так уж и глупы и в критических ситуациях соображают быстро). Сундук в чем-то был похож на кошек: пнув объект несколько раз, он быстро утрачивал интерес, если враг не пытался дать сдачи.
Земля была усеяна не только стражниками, но и самыми разными туфлями. Сундук, прихрамывая, описал победный круг.
Ринсвинд со вздохом поднялся.
— Сними туфли, — посоветовал он. — Они тебе не идут.
Сундук постоял неподвижно, как будто раздумывая, после чего, резко вскинув ножки, швырнул оставшиеся туфли о ближайшую стену.
— И платье тоже, — продолжал Ринсвинд. — Что бы эти милые дамы подумали, если бы увидели, как ты наряжаешься?
Сундук послушно стряхнул с себя те немногие украшенные блестками лохмотья, что уцелели после битвы.
— Повернись-ка кругом, я хочу посмотреть на твои ручки. Нет, я сказал кругом. Повернись, ПОЖАЛУЙСТА, как следует. И не корчи из себя дурака… Я сказал КРУГОМ. Большое спасибо. Знаешь, эти сережки… они тебе не идут. — Он нагнулся чуть ниже. — А это что, гвоздик? Ты проколол себе крышку?
Сундук попятился. Всем своим видом он недвусмысленно давал понять, что да, туфли, платье и даже сережки — со всем этим он готов расстаться, но в вопросе пирсинга будет стоять до последнего.
— Ну что ж… ладно. А теперь дай мне чистое белье. Из того, что сейчас на мне, вполне можно делать книжные полки.
Сундук открыл крышку.
— Отличненько, сейчас я… И это мое белье? Мое НИЖНЕЕ белье? Скорее в этом меня будут хоронить. И, думаю, похоронят. Сразу, как только я его надену. МОЕ белье, будь любезен. На моем вышито «Ринсвинд», хотя ума не приложу, чего ради я когда-то заказал эту вышивку.
Крышка захлопнулась. Крышка открылась.
— Спасибо.
Ринсвинд предпочитал не думать, каким образом и, если уж на то пошло, почему белье всегда возвращается выстиранным и выглаженным.
Стражники благоразумно продолжали валяться без сознания, но Ринсвинд, чисто по привычке, отправился переодеваться за кипу старых коробок. Он относился к тому типу людей, которые даже на необитаемом острове будут переодеваться за каким-нибудь кустиком.
— А ты заметил одну странность в этом переулке? — вытягивая шею над ящиками, спросил Ринсвинд. — Здесь нет водосточных труб. И сточных канав тоже. Они тут слыхом не слыхали о дожде. Надеюсь, ты Сундук, а не какой-нибудь замаскированный кенгуру? Впрочем, кого я спрашиваю? О боги, до чего же приятно. Отлично, давай…
Крышка Сундука опять открылась. Теперь на Ринсвинда смотрела молодая девушка.
— Кто ты… А, ты тот самый слепой, — произнесла она.
— Прошу прощения?
— Извини… Дорогуша сказала, что ты, наверное, слепой. Вообще-то, она сказала, что ты слепой как крот. Подай, пожалуйста, руку.
До Ринсвинда наконец дошло, что в Сундуке сидит Найлетта, третья из команды Летиции, та самая, что в сравнении с остальными выглядела скромной и уж безусловно гораздо менее… шумной? Нет, не совсем то слово. Не такой всеобъемлющей — да, самое подходящее определение. Летиция и Дорогуша заполняли пространство вокруг себя до предела. Взять, к примеру, Дорогушу, которая прямо на глазах у Ринсвинда легко подняла за воротник здоровенного мужика, чтобы удобнее было дать ему в нос. Когда такая дама входит в комнату, ее появление никак не пройдет незамеченным.
Найлетта же была… обыкновенной. Стряхнув с платья соринки, она вздохнула.
— Я поняла, что вот-вот опять начнется драка, и почла за лучшее спрятаться в Сэнди.
— В Сэнди? — переспросил Ринсвинд.
У Сундука хватило приличия принять смущенное выражение крышки.
— Там, где Дорогуша, обязательно рано или поздно начинается драка, — объяснила Найлетта. — Ты поразишься, что она вытворяет своими туфлями на шпильках.
— Кое-что я имел счастье видеть, — кивнул Ринсвинд. — Об остальном предпочитаю не знать. Гм-м, чем могу тебе помочь? Только вот мы с Сэнди, — он пнул Сундук каблуком, — как раз собирались уходить. Верно, СЭНДИ!
— О, не пинай ее, она мне так помогла, — вступилась Найлетта.
— Неужели? — переспросил Ринсвинд.
Сундук медленно отвернулся, чтобы Ринсвинд не видел выражения его замка.
— О да! Летиции в той шахтерской таверне не поздоровилось бы, но вошла Сэнди и…
— Думаю, скорее влетела. И всем хорошенько влетело.
— Как ты догадался?
— О, Сэнди ведь моя девочка! Просто мы потеряли друг друга на некоторое время.
Найлетта принялась приводить в порядок прическу.
— Им хорошо, — сказала она. — Сменят парик — и все в порядке. Пиво, может, и неплохой шампунь, но все хорошо в меру, — со вздохом произнесла она. — Что ж, пожалуй, мне пора домой.
— А где ты живешь?
— В Воралоррасурфе. Это ближе к Пупу. — Она снова вздохнула. — Обратно на банановязальную фабрику. Прощай, шоу-бизнес!
Тут Найлетта разрыдалась и тяжело опустилась на Сундук.
Ринсвинд вытянул было руку, чтобы утешающе погладить девушку по спине, но передумал. Будь на месте Найлетты Дорогуша, он рисковал бы остаться без руки. Поэтому он издал то, что, как ему показалось, вполне сходило за утешительное мычание.
— Я знаю, я не так уж хорошо пою или там танцую, но ведь, честно говоря, Летиция и Дорогуша делают это ничуть не лучше меня. Когда Дорогуша распевает «Гарцующую королеву», у слушателей уши вянут. Я не говорю, что они злые, — даже в пароксизмах горя не забывая о вежливости, поспешила добавить Найлетта. — Но когда в тебя каждый вечер швыряются банками из-под пива, а потом и вовсе выставляют из города — это ведь как-то неправильно. Должно же быть в жизни что-то еще?
Ринсвинд почувствовал себя уже достаточно уверенно, чтобы пробормотать: «Ну, ничего, ничего». Но на похлопывание так и не решился.
— Я и ввязалась-то только потому, что от них ушла Ноэлин, — всхлипнула Найлетта. — А я примерно того же роста, а замены у Летиции не было, а мне нужны были деньги, и она сказала, все будет в порядке, вряд ли кто заметит, что у меня маленькие руки…
