Север (СИ) - Павленко Григорий Сергеевич (книги TXT) 📗
В своё время Гордак услышал от Хотар'Коша, что Чу'Маар была проклятием Огненным Богов тем, кто осмелился отринуть истинную веру и бежать в Империю. Проклятье Богов… Хорошее объяснение для болезни, которую не то что вылечить не могли, а хотя бы понять. Может, и правда, чума стала местью Огненных? Странное утверждение, учитывая, что болезнь проявлялась только в Империи, только в Корантаре… Эти мысли часто посещали Гордака после того дня, когда он увидел отца, кашляющего кровью.
Как и все мальчишки в его возрасте, Гордак думал, что родители его будут жить вечно, ну или лет сто, как минимум. Но детской наивности суждено было разбиться о суровые скалы реальности. Всего лишь два дня потребовалось чуме, чтобы пожрать крепкого мужчину, которым был отец Гордака. Два дня и весёлый, улыбчивый человек превратился в исхудавшее, лишившееся разума от бесконечной боли, отражение себя самого.
В последние свои часы безумие оставило Роданта и тогда к нему подвели испуганного до полусмерти сына. Гордак смотрел на человека лежавшего перед ним, смотрел на его почерневшее, покрытое язвами лицо, смотрел в пустые, сочащиеся гноем и кровью глазницы не в силах вымолвить и слова.
Отец просто хотел, чтобы сын провёл последние его минуты рядом с ним. Хотел знать, что смерть не застигнет его в одиночестве. Гордак клялся себе, что стоически выдержит это испытание и с честью проводит Роданта в последний путь. Но он был всего лишь мальчишкой. Когда отец закричал в приступе страшной боли, Гордак, не думавший о том, что он вообще творит, схватил отца за руку и держал его так вплоть до того момента, пока измученный дух Роданта не покинул тело.
Когда отец испустил последний вздох, Гордак с ужасом понял всю глупость своего поступка — он обрёк себя на такую же страшную и мучительную смерть, свидетелем которой он только что стал но… Это было неважно. Отец нуждался в нём и мальчик не мог оставить его в последний час.
Последующие дни он ждал, когда же появятся симптомы. Когда он начнёт заходиться кровавым кашлем, когда боль будет пронзать его тело словно клинок, когда… Болезнь не пришла. Это было невообразимо, невозможно и не правильно, но болезнь не тронула его, хотя Гордак ясно помнил, как крепко сжимал в ладонях руку отца. Каждый прикасавшийся к заражённому человеку умирал, но не Гордак, его чума обошла стороной. Для себя мальчик решил, что это был знак, посланный ему самим Богом — не оставляй тех кто нуждается в помощи даже в самые трудные моменты.
С того момента прошло несколько недель и чума, грозившая стать настоящим бедствием, неожиданно утихла. Люди больше не умирали, а погребальные костры, к которым привык чуть ли не каждый житель крупных городов, больше не полыхали по ночам. "Господь явил свою милость, оградив верных детей", — так говорили священники, и корантарцы верили их словам, ведь ничего другого им не оставалось.
Но Гордак, в отличии от прочих, знал почему именно он был спасён. Это знание всегда было с ним, как и память о том, сколько отвратительна и ужасна была смерть. В последующие годы, он, как и отец, получил титул рыцаря, одного из вернейших соратников лорда Корантара, а затем умом, силой и верностью он доказал Валору, что достоин куда большего.
Медведь сразу заприметил Гордака. Валор взял рыцаря для обучения своих сыновей воинскому делу, ведь те уже подходили к пригодному для этого возрасту. Рыцарю нравилось учить мальчишек. В своих мечтах он видел себя престарелым воином, поучающим двух уже взрослых, но те не менее нуждающихся в его мудрости правителей. Это была бы хорошая жизнь. Достойная. Да вот только ему никогда не было суждено прожить такую жизнь.
Грянула гражданская война, в которой молодой Элхарт поднял пол страны против Узурпатора. Лорд Валор выступил на стороне нового Императора, а вместе с ним в войну вступили и все его вассалы, включая Гордака. Война была тяжёлой. Корантару пришлось отдать все силы для того, чтобы достичь победы. Но когда Узурпатор был свергнут и убит собственными стражами, бедствия для северной провинции не закончились.
Чума, о которой позабыли на долгие пятнадцать лет, вновь показала себя. В этот раз болезнь была куда более свирепой, чем раньше и бушевала не несколько месяцев, а целых три года, вместе с потерями, нанесёнными гражданской войной, уменьшив население Корантара почти вдвое.
Во время эпидемии погибли оба сына лорда Валора оставив лишь дочь — Велену. День похорон мальков стал тем самым днём, когда Медведь потребовал от Гордака дать ему клятву: любой ценой защищать и беречь его дочь, чего бы рыцарю этого не стоило.
Конечно, в ней не было особого смысла, ведь он и сам привязался к этой беспокойной девчонке, ставшей для Гордака одной из немногих близких людей. Он дал клятву, и следовал ей долгие двадцать лет, охраняя Велену от любой опасности.
Гордак всегда был рядом с ней. Даже в самые тяжёлые минуты рыцарь не оставлял её в беде. Он был ей другом и братом, был… Да чего уж греха таить, когда Велена стала старше, превратившись из девочки в настоящую женщину, он полюбил её и совсем не как сестру. Но для Велены Гордак был другом и защитником, никак не возлюбленным. Он прекрасно понимал это и хранил свои чувства в тайне, ведь если бы он надумал рассказать ей обо всем, то девушка, несомненно, отвергла бы его.
Многое им суждено было пережить вместе. Пришествие горцев, оказавшихся куда лучше, чем о них изначально думали в Корантаре, смерть Валора, отравленного мятежниками, а затем и безумство самого Императора, объявившего Велену предательницей.
Как только Гордак не пытался убедить Велену бежать на север. Он просил её, приказывал, требовал и даже умолял, но она была непреклонна. Ей взбрело в голову разделить судьбу народа Корантара, в полной мере испытавшего на себе гнев безумного Императора и его красных жрецов.
А потом была осада Харенхейла, поражение, бегство.
Легионеры захватили Велену и всех её приближённых в плен, чтобы доставить их в Соладар на суд Императора.
— Что стало с Веленой? — спросил Рорик.
Волк стоял у окна, глядя на умирающую деревню. Гордак слабо представлял, что интересного северянин рассчитывал там разглядеть, ведь большинство домов здесь были покинуты, благодаря чему, собственно говоря, мятежники и избрали это место в качестве точки сбора своего небольшого отряда.
Все, кроме Рорика, сидели за большим столом, с одной стороны которого сидели четверо корантарцев, считая Гордака, а с другой двое северян. Один из них был совсем ещё молодым, а вот второй… В неярком свете, что давал здешний дрянной камин, лицо черноволосого северянина по имени Дарг выглядело по меньшей мере устрашающе, и про себя Гордак порадовался тому, что тот пришёл сюда не как враг а как друг.
Прежде чем ответить, рыцарь тяжело вздохнул, сполна насладившись ароматом гнили и запустения царившим в доме.
— Когда враги ворвались в сам замок, я встретил их вместе с остальными солдатами — у ворот. Бой был жарким, — после этих слов Гордак замолк. Перед глазами у него проносились картины штурма замка. Он видел, как ворота разлетелись в щепки от колдовства красных, чувствовал запах горелого мяса, когда солдаты, стоявшие рядом с ним, обращались в пепел…
— В том бою выжил только я, хотя не знаю, уместно ли тут такое слово. Скорее, меня оставили в живых, потому, что я был слишком ценным трофеем. Как и Велена. Своими глазами я этого не видел, но люди говорили, что её взяли прямо в тронном зале. Она не стала бросаться с мечом на голо, как, несомненно, поступил бы её отец, а наоборот — признала своё поражение, отдавшись на милость победителей. Её, как и меня самого, взяли в плен, чтобы доставить в Соладар, пред ясны очи долбанного Императора.
Человек, командовавший легионами в Корантаре не был идиотом — он отправил пленников несколькими конвоями. Велену, Хотара и многих других вывели из Харенхейла первыми. Их охраняли лучшие из лучших, ведь вели они не какую-то солдатню, а саму правительницу Корантара.
Примерно через неделю отправился второй конвой, в который включили и меня. В отличии от первого, охранялся он куда хуже — легионеров было не в пример меньше, а верховых среди них и вовсе было раз два и обчёлся. Не знаю, чем была вызвана такая беспечность со стороны императорского ставленника, но заплатить за неё им пришлось дорого.
