Отмеченные лазурью. (Трилогия) - Бялоленьская Эва (лучшие книги .TXT) 📗
Зараза пошла на убыль, выжившие вздохнули с облегчением, начиная заново отстраивать свой мирок. Для мага тоже начиналась новая глава в жизни. Он покидал Стрельцы, ведя за ручку худенького четырехлетку, который упрямо не поднимал глаз от земли. Маг понимал, что его ждут большие, очень большие перемены. И начинать приходилось с маленьких шажков, приноравливаясь к детской походке.
С того дня прошло много лет. Камушек вырос и стал уже почти совсем взрослым молодым человеком. Белобрысый честно признавался, что не раз проклинал принятое тогда решение. Не раз овладевали им усталость и разочарование. У Камушка был нелегкий характер. Особенно кошмарны были первые недели, когда взаимопонимания, казалось, невозможно было достигнуть даже по пустякам. Однако сквозь сомнения, ошибки и детские слезы одинокий мужчина и мальчик-сирота стали понемногу притираться друг к другу, пока не выросла между ними неразрывная связь.
Камушек был очень смышленым ребенком. Он быстро научился читать и писать. Одерживал он победы и в области магии — умел придать самый невероятный и фантастический вид даже крошечному стебельку травы. Наконец он принялся формировать сам воздух, который покорялся его воле, точно глина — пальцам горшечника. Но всего этого было недостаточно, чтобы стать полноправным членом Круга. Ему не хватало одной-единственной вещи. Деревья, которые он создавал, не шумели. Животные были немы. Фантастические чудища безмолвно разевали пасти.
К сожалению, он никогда так и не научился говорить. Может, Белобрысый был неумелым учителем, а может, паренек не сумел постигнуть его науки и понять, что существует мир звуков. «Речь», «шум» — это были для него пустые слова. Поэтому он никогда не старался тихо прикрыть за собой двери или аккуратно поставить таз. Напрасно маг укладывал ему губы, показывал, как выдыхать воздух, и клал ладони ребенка на свою гортань. Камушек чутко откликался на каждое движение, точно стебель травы на дуновение ветра, но речь оставалась для него только совершенно непонятной дрожью горла.
Наблюдатель читал в мыслях своего подопечного и глазами мальчика видел окружающую действительность как чудный край цвета, форм и запахов. Мир без названий. Для Камушка вода была мокрая и блестящая, но никогда не плескалась. Гроза означала для него блеск молний, но мальчик даже не подозревал о существовании грома, перекатывающегося по небесам, как тяжелые мельничные жернова. Правда, он догадывался, что ему чего-то не хватает, что из-за злого каприза судьбы ему не позволено узнать тайну, известную всем, кроме него. Может, именно поэтому с возрастом он чувствовал себя все более ущербным и становился все более непокорным. Это напоминало струну, которую медленно натягивают все сильнее и сильнее, пока она, в конце концов, не лопнет.
Два дня спустя после случая с яблоком эта струна наконец лопнула. День склонялся к вечеру. Белобрысый и Камушек сидели за столом. Маг переписывал свои разрозненные наблюдения со сланцевых табличек на пергамент. Паренек небрежно шкрябал что-то на своей табличке. Выражение лица у него было угрюмым. Его чертилка страшно скрипела. Когда маг попросил проверить, не застрял ли в острие какой-то царапающий осколочек, Камушек раздраженно отшвырнул чертилку в угол. Белобрысый поморщился. У парнишки явно был один из тех плохих дней, которые в последнее время случались все чаще и чаще.
Камушек стал развлекаться, создавая иллюзорных птиц, которые прогуливались по столу в разных направлениях.
«Птицы не могут заблудиться в чаще, хоть они такие маленькие. А у некоторых самцы и самки выглядят совершенно одинаково. Интересно, они иногда ошибаются?»
Перо мага на миг зависло над листом.
«Нет», — он сделал короткий жест пальцем.
«Никогда?»
«Никогда».
«Почему?»
«Они никогда не ошибаются, потому что все птицы поют по-разному. Они слышат друг друга и…»
Наблюдатель понял, что совершил ошибку еще прежде, чем сложил ладони в последнем знаке. «Пение» и «музыка» — эти два понятия неизменно приводили Камушка в ярость, поскольку он никак не мог понять, что это такое. А теперь еще оказалось, что обычным пташкам доступно то, что ему никогда не постигнуть. И Камушек взорвался. Грохнул кулаками по столу так, что все на нем подскочило, а потом его ладони стали двигаться так быстро и нескладно, что Белобрысый с трудом мог уследить за ними. Лицо парнишки исказилось от бешенства.
«Поют… музыка… что такое музыка — опять то, для чего нужны уши. Ненавижу! Ненавижу! Я ничего не умею! Не умею, не учу ничего нового! Я не стану магом! Глупо! Погано! Лучше умереть! У меня нет ничего! Не быть, не делать и не болеть!»
Маг схватил его за руки, придержал их, пока в гневе и отчаянии мальчик не изобразил что-нибудь совсем страшное, не нанес оскорбления какому-нибудь божеству и не притянул несчастья. Наконец лицо Камушка утратило свое дикое выражение. В воздухе над столом появились иллюзорные письменные знаки «песня», «гром», «крик».
Потом появился вопрос:
«Неужели я никогда не пойму, что они значат? А может, какой-нибудь Творитель смог бы меня вылечить?»
Белобрысый тяжело вздохнул. Он и сам не раз думал об этом. Но возможности даже очень сильных Творителей имели свои пределы. Если б увечье Камушка касалось только ушей! Белобрысый подозревал, что причины его глухоты кроются значительно глубже и они гораздо более сложные. Кто бы сумел в те времена восстановить поврежденные слуховые нервы? Такими могучими способностями обладал только Бурон — легенда и божество всех магов из касты Творителей. Только Бурона не было в живых уже очень давно. И никто после него не рисковал производить трансформацию «живого в живое» на человеке. Потому что последствия бывали чаще всего весьма плачевными.
Мальчик тщательно вытер табличку, убрал ее на полку вместе с поднятой с пола чертилкой. Потом вышел из хаты, уселся на крыльце и долго смотрел на заходящее солнце, пока оранжевый шар его почти совсем не скрылся за горами. Видно было, что парень над чем-то глубоко задумался. Обеспокоенный Белобрысый несколько раз выглядывал во двор и с трудом сдерживался, чтобы не заглянуть в мысли воспитанника.
Утром Камушек стал перед ним с плащом и дорожной сумкой на плече. На лице его было ожесточенное и упрямое выражение. У Белобрысого сердце закололо, он вдруг увидел, что Камушек уже не ребенок, а почти мужчина, который собирается впервые помериться силами с миром.
«Прости, пожалуйста. Но я должен идти. К Творителю».
«К Кругу?! Это же страшно далеко!»
«Может, найдется кто-то поближе. Хотя бы в столице».
«А если ты не найдешь его?»
«Найду и тогда вернусь». — Камушек нахмурил брови. Губы его сжались в узкую полосочку. Ну да. Упрямство было одной из самых главных его черт. Если уж он что-то решил, то непременно должен был этого добиться. Именно поэтому он и не мог смириться со своим увечьем, которое удерживало его и не позволяло достигнуть большего.
Белобрысый дал ему немного денег на дорогу. Обнял коротко, по-мужски. И Камушек пошел. Прощание их выглядело достаточно сухим, но маг знал, что мальчик на самом деле переживает гораздо больше, чем хочет показать. Но не подобает сомневаться и плакать, если принимаешь решение, достойное взрослого мужчины.
Наблюдателю ничего не оставалось, как только вернуться домой. К своей работе, исследованиям и ожиданию. Один за другим проходили дни. Незаметно сочная весенняя зелень уступила место охристым краскам высохшей травы. В книге все прибавлялось исписанных листов и все выше становилась стопка пергаментов, хранивших знания о биостимулирующих препаратах.
Белобрысый писал в дневнике о своих терзаниях:
«Я скучаю по Камушку гораздо сильнее, чем предполагал. Только сейчас я вижу, как он наполнял мою жизнь. Люди приходят ко мне, только когда заболевают, а так я все время один. Уважение, которое они питают к „ученому господину“, оборачивается против меня. Каждый день посматриваю я на дорогу к Пригоркам и каждый день испытываю то же самое разочарование. Что делается с моим мальчиком? Почему он так долго не возвращается?»
