Смертельно безмолвна (СИ) - Дьюал Эшли (книги онлайн читать бесплатно TXT) 📗
- Потому что она не моя мама.
- И ее это не обижает?
- Нет.
Хэрри хмыкает, что не ускользает ни от моего взгляда, ни от взгляда сестер Монфор, но никто больше к этой теме не возвращается, собственно и я ничего больше рассказывать не собираюсь. Не думаю, что вышла бы душевная беседа.
- Итак, Ариадна в Астерии, – прожевывая, отрезает Норин и выпрямляет спину. – Ты и подумать не мог, что вы встретитесь так скоро, верно?
- Никто об этом не знал.
- Неужели она выполнила все поручения Люцифера? – Недоумевает Мэри-Линетт.
- Какие поручения?
- А ты думал, Дьявол просто так переманил Ариадну на свою сторону? Она явно ему для чего-то была нужна. Возможно, загвоздка в ее даре.
- И все же, – встревает старшая Монфор, отпивая горячий напиток, – Мэтт, ты точно понимаешь, с чем тебе придется столкнуться? Может, стоит поговорить об этом.
- О чем?
- Об Ари.
Откладываю вилку и протяжно выдыхаю, так как уже ужасно устал от нравоучений.
- Мы уже все сто раз обсуждали.
- Да, но теперь Ариадна здесь, и, возможно, ты не до конца осознаешь, с чем имеешь дело. Я просто хочу, чтобы ты помнил – Ари больше нет. Пока что нет. Она убила вашего директора, и она продолжит убивать тех, кто причинил ей когда-то боль.
- Ари не могла сделать этого. Я имею в виду, она не могла убить Барнетта.
- Могла.
- Вы говорите так, будто вам абсолютно наплевать на нее.
- Я отдам жизнь за Ари! – Вспыляет Норин Монфор. – И хочу вернуть ее не меньше твоего, мальчик, но ты наивен. То, с чем нам предстоит столкнуться не просто Ари, это ее темная сторона. И она способна на все. Запомни это и будь готов к тому, что эта сторона захочет тебя убить.
- Посмотрим. – Я вновь возвращаюсь к еде и дергаю уголками губ. Мне почему-то не терпится опровергнуть слова этой женщины. Я верю, что как только я увижу Ари вживую, я смогу поговорить с ней, смогу достучаться до нее. Она всегда была невероятно упрямой, но между нами была связь. Может быть, и сейчас эта связь спасет нам жизнь.
На следующее утро в школе творится что-то жуткое. Ученики бегают по коридорам, вопят с блестящими глазами о смерти Барнетта и наслаждаются новыми сплетнями, что на мой вкус – отвратно. Я терпеть не могу тех, кто постоянно болтает о вещах, их отнюдь не касающихся, но жители Астерии вечно славились слишком длинными языками. Уроки так и не начинаются, расписание снимают с информационной доски. Всех зазывают в зал, где учителя собираются сказать прощальную речь о прекрасном человеке – нашем директоре.
Признаться, меня раздражает, что нас насильно заставляют идти на собрание. Да, все это больше походит на дешевый спектакль; подростки, рвущиеся на первые ряды, хотят не помянуть человека, а узнать подробней о том, сколько крови размазалось по деревянному покрытию, и как глубоко ему воткнули нож в глотку. Дикость.
Мы с Хэрри садимся почти в самом конце. Он выглядит уставшим, постоянно робко очки поправляет и на руки свои пялится, словно пытается там увидеть что-то особенное. Я слышал, как он опять кричал среди ночи, правда, когда я подорвался, он уже успокоился и принялся спать дальше. О себе я не могу сказать того же. Уснуть мне больше не удалось, я застыл с открытыми глазами и думал о том, что ему приснилось.
Наверно, опять Ариадна горела заживо.
От мыслей о том, как огонь овивает ее кожу, ее рыжие волосы меня передергивает.
- Привет, – шепчет Бетани, садясь рядом.
- Привет, – взмахиваю рукой и вновь впяливаю взгляд вперед, на сцену, где толпятся учителя у микрофона. Пусть еще подерутся за то, кто скажет сопливую речь первым.
- Как вы?
- Порядок. А ты?
- Да. Все нормально. – Она поправляет черные волосы и вдруг усмехается.
- Что?
- Джил. Посмотри. – Девушка кивает в сторону Джиллианны, притаившейся где-то в углу актового зала, и растягивает губы в горькой улыбке. – Она от тебя глаз не отводит.
- Замечательно, – сухо выдыхаю я и тут же виновато встряхиваю головой. – То есть я хотел сказать, что это паршиво. Я с ней не разговаривал почти неделю.
- Может, стоит? Иначе она съест тебя взглядом. А вроде такая паинька.
- Паиньки не могут есть взглядом?
- Упаси Боже, – усмехается Бетани, – это же грех, Мэтт!
Я почему-то тоже улыбаюсь и шепчу:
- Это точно. Слушай, что насчет преступления? Есть фотографии, зацепки?
- Давай поговорим после собрания. Это, ну... – Бетани горбится и поджимает губы. Я недоуменно хмурюсь. – Лучше все наедине обсудить. Не здесь.
- Да, конечно.
Девушка кивает, а я слышу, как кто-то неуклюже тарабанит пальцами по микрофону, проверяя звук, и оборачиваюсь. Это заместитель директора - худощавая и фитильная дура, которая постоянно сидела в приемной и разговаривала с кем-то из родных по телефону.
- Здравствуйте! – Смущенно говорит она, сжав перед собой руки. – Я очень рада, что у нас есть возможность собраться вместе и почтить память замечательного человека.
Я закатываю глаза и сжимаю пальцами переносицу. Она сказала всего фразу, а я уже сгораю от желания убраться отсюда как можно дальше.
Я никогда не разделял весь этот бред про то, что нужно взяться за руки и поделиться эмоциями на публике. Для меня эмоции – это то, что внутри; то, чего не видно. Когда тебе больно, когда тебе действительно жаль, ты обычно не находишь слов, чтобы объяснить то, что творится в груди. А когда тебе хочется просто поговорить – произносятся речи или же проповеди, как в церкви; желание людей собраться вместе, чтобы прочитать молитву - для меня всегда было высшей категорией глупости. Ну, потому что, во-первых, еще ни разу в моей жизни Бог не ответил на чьи-либо молитвы, не появился в церкви и не погладил отца Джил по голове за то, как он красиво, а главное, монотонно каждое воскресенье читает эту несусветную чушь про грех и покаяние. А, во-вторых, проявление эмоций обычно равно проявлению слабости. Мы поддаемся радости или злости. Мы проигрываем разуму, и мы должны выставлять на публику свои промахи? Просчеты? Зачем? Глупость.
Однако я хожу в церковь. Ради отца. Все нормальные люди разочаровываются в том, что есть Бог и что есть вера, когда умирает близкий человек. А мой отец подался в святую святых. Там он встретил Долорес. И она научила его паре идиотских молитв, что, по всей видимости, поразило его до глубины души и вынудило второй раз жениться.
Если в церковь я хожу из-за папы, то, что я забыл здесь – вопрос хороший.
Прикрываю глаза и слышу, как Хэйдан устало выдыхает, скорее всего, тоже безумно мечтающий очутиться где угодно, только не в актовом зале. Я собираюсь вытащить свои конспекты по испанскому языку, чтобы сделать несколько упражнений, как вдруг слышу знакомый голос.
- Я хотела бы сказать несколько слов.
Бетани мертвой хваткой впивается в мою руку. По залу пролетает волна шепотов и вздохов. Я приподнимаю подбородок и застываю.
Не может быть.
Портфель зависает в воздухе, тетрадь скользит по ткани, норовя грохнуться вниз, а я теряюсь. Не знаю, что сказать или сделать. Просто с широко распахнутыми глазами гляжу на первый ряд и понимаю, что в неудобном, потертом кресле сидит Ариадна Монфор. Без сомнений, это именно она. Ее огненно-рыжие волосы скатываются по спине бронзовыми кольцами, худощавые плечи, словно пики, торчат из-под пиджака. Я присматриваюсь все тщательней и вижу, как Ариадна поднимается со стула, как дергает уголками губ и бредет на сцену, стуча высокими каблуками о деревянные половицы.
Лицо обдает жаром. Я сосредоточенно прищуриваюсь, а Ари останавливается перед трибуной и сочувствующе сводит брови, будто бы ей невероятно жаль погибшего.
В зале повисает ледяное безмолвие.
- Совсем недавно я была новенькой в этом городке, – начинает она, а у меня от звука ее голоса внутри что-то происходит, переворачивается. Я выпускаю из пальцев рюкзак и, стиснув подлокотники, подаюсь вперед, сам того не осознавая. – Директор Барнетт был ко мне добр, принял меня так, словно давно знал. Знал меня и мою семью.
