Король-олень - Брэдли Мэрион Зиммер (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
… в прошлом году он не приехал. Пришла весть, что Ланселет в Малой Британии — что его вызвал туда его отец, король Бан, чтоб сын помог ему уладить какие-то сложности, возникшие в королевстве, — но в глубине души Гвенвифар знала: Ланселет не приехал потому, что предпочел держаться подальше от двора.
Нельзя сказать, чтобы она не могла простить ему женитьбы на Элейне. Всему виной была Моргейна, Моргейна и ее злоба. Моргейна, которая мечтала заполучить Ланселета себе, а когда не сумела, не придумала ничего лучше, кроме как разлучить его с той, кого он любит. Видно, Моргейна предпочла бы видеть его в аду или в могиле, чем в объятиях Гвенвифар.
Артур тоже искренне скучал по Ланселету — Гвенвифар это видела. Хотя он восседал на троне и вершил правосудие, разбирая дело всякого, кто к нему обращался, — Артуру нравилось это занятие, нравилось куда больше, чем любому из королей, о которых только доводилось слыхать Гвенвифар, — королева видела, что Артур не в силах выбросить из памяти дни подвигов и сражений; наверное, все мужчины в этом одинаковы. Артур до могилы будет носить на теле шрамы от ран, полученных в великих битвах. Когда они из года в год сражались, чтоб добиться мира для этой страны, Артур частенько говаривал, что самое его заветное желание — спокойно посидеть дома, в Камелоте. А теперь для него не было большей радости, чем повидаться со старыми соратниками и поговорить с ними о тех кошмарных днях, когда им со всех сторон грозили саксы, юты и дикари-норманны.
Она взглянула на спящего Артура. Да, он по-прежнему выглядел прекраснее и благороднее любого из своих соратников; иногда Гвенвифар даже казалось, что он красивее Ланселета, хотя было бы нечестно их сравнивать — ведь один из них белокож и белокур, а второй — смугл и темноволос. А кроме того, они — кузены, и в них течет одна кровь… И как только среди такой родни затесалась Моргейна? Наверно, на самом деле она даже и не человек, а подменыш, выродок злых фэйри, подброшенная к людям, чтоб творить зло… колдунья, обученная дьявольским фокусам. Артур тоже был испорчен своим нечестивым прошлым, хотя Гвенвифар и приучила его ходить к обедне и называть себя христианином. Моргейна же не делала даже этого.
Ну что ж, Гвен до последнего будет сражаться за спасение Артуровой души! Она любит его; даже если бы он был не Верховным королем, а простым рыцарем, он и тогда оставался бы лучшим из мужей, какого только может пожелать женщина. Несомненно, обуявшее ее безумие давно развеялось. А в том, что она благосклонно относится к кузену своего мужа, ничего неподобающего нет. В конце концов, это ведь воля Артура впервые привела ее в объятия Ланселета. А теперь все это минуло и быльем поросло; она исповедалась и получила отпущение грехов. Духовник сказал, что теперь греха как будто бы и не было, и теперь она должна постараться позабыть обо всем.
… и все же Гвенвифар не могла удержаться от воспоминаний — особенно в утро того дня, когда Ланселет должен был приехать ко двору с женой и сыном… да, он теперь женатый мужчина, он женат на кузине Гвенвифар. Теперь он приходится родичем не только ее мужу, но и ей самой. Она поцелует его в знак приветствия, и в том не будет греха.
Артур повернулся — словно эхо мыслей жены разбудило его, — и улыбнулся Гвенвифар.
— Сегодня — день Пятидесятницы, милая моя, — сказал он, — и сюда съедутся все наши родичи и друзья. Так дай же мне полюбоваться на твою улыбку.
Гвенвифар улыбнулась мужу. Артур привлек ее к себе и поцеловал; его рука скользнула по груди Гвенвифар.
— Ты уверена, что сегодняшний день не будет тебе неприятен? Я никому не позволю думать, будто ты стала меньше значить для меня, — обеспокоенно произнес Артур. — Ты ведь не стара, и Бог еще может одарить нас детьми, если будет на то его воля. Но подвластные мне короли требуют… жизнь — штука ненадежная, и я должен назвать имя наследника. Когда родится наш первый сын, милая, можно будет считать, будто сегодняшнего дня никогда и не было, и я уверен, что юный Галахад не станет оспаривать трон у своего кузена, а будет преданно служить ему, как Гавейн служит мне…
« Может, это даже и правда «, — подумала Гвенвифар, поддаваясь нежным ласкам мужа. О таком даже рассказывается в Библии: взять хоть мать Иоанна Крестителя, кузена Девы — Бог отворил ей чрево, когда она давным-давно вышла из детородного возраста. А ей, Гвенвифар, даже нет еще тридцати… И Ланселет как-то говорил, что мать родила его осле тридцати. Может, на этот раз, после стольких лет, она наконец-то поднимется с супружеского ложа, неся в себе сына. И теперь, когда она научилась не просто подчиняться, как надлежит послушной жене, но и получать удовольствие от его прикосновений, от заполняющего ее мужского естества, она, конечно же, стала мягче, и ей легче будет зачать и выносить ребенка…
Несомненно, это оказалось только к лучшему, что три года назад, когда она носила дитя Ланселета, что-то пошло не так… у нее трижды не пришли месячные, и она сказала кое-кому из своих дам, что ждет ребенка; но затем, три месяца спустя, когда плоду следовало начинать шевелиться, оказалось, что на самом деле ничего нет… но конечно же, теперь, с тем новым теплом, что она ощутила в себе после пробуждения, на этот раз все пойдет так, как она хочет. И Элейна не сможет больше злорадствовать и торжествовать над нею… Элейне удалось некоторое время побыть матерью наследника короля — но она, Гвенвифар, станет матерью сына короля…
Чуть позднее, когда они одевались, Гвенвифар сказала нечто в этом роде, и Артур обеспокоенно взглянул на нее.
— Неужто жена Ланселета относится к тебе с пренебрежением, Гвен? Мне казалось, что вы с ней подруги…
— О да, мы и вправду подруги, — отозвалась Гвенвифар, сморгнув слезы, — но с женщинами всегда так… женщины, имеющие сыновей, всегда считают себя лучше бесплодных женщин. Даже жена свинопаса, родив ребенка, будет с презрением и жалостью думать о королеве, не способной подарить своему лорду даже одного-единственного сына.
Артур поцеловал ее в шею.
— Не плачь, солнышко, не нужно. Ты лучше всех на свете. Ни одна женщина не сравнится с тобой, даже если родит мне дюжину сыновей.
— В самом деле? — переспросила Гвенвифар, и в голосе ее проскользнула легкая издевка. — А ведь я — всего лишь часть сделки. Мой отец дал тебе сотню конных рыцарей и меня в придачу, — и ты послушно принял меня, чтоб получить воинов — но я оказалась скверным товаром…
Артур с недоверием взглянул на нее.
— Неужто ты все эти годы не можешь мне этого простить, моя Гвен? Но ведь ты же должна знать, что с того самого мига, как я впервые взглянул на тебя, уже никто не будет мне милее, чем ты! — сказал он и обнял ее. Гвенвифар застыла, борясь со слезами, и Артур поцеловал ее в уголок глаза. — Гвен, Гвен, как ты могла так подумать! Ты — моя жена, моя возлюбленная, моя ненаглядная, и никакие силы нас не разлучат. Если бы мне нужна была племенная кобыла, способная рожать сыновей — их бы уже было предостаточно, видит Бог!
— Но ты их так и не завел, — отозвалась Гвенвифар все так же холодно и натянуто. — Я с радостью взяла бы твоего сына на воспитание и вырастила его как твоего наследника. Но ты полагаешь, что я недостойна воспитывать твоего сына… и это ты толкнул меня в объятия Ланселета…
— О, моя Гвен, — жалобно, словно наказанный мальчишка, произнес Артур. — Так ты не можешь простить мне этого давнего безумия? Я был пьян, и мне показалось, что ты неравнодушна к Ланселету… Мне подумалось, что это доставит тебе удовольствие и что если это вправду я повинен в том, что ты не можешь забеременеть, то ты родишь ребенка от человека, столь близкого мне, что я с легким сердцем смогу назвать плод той ночи своим наследником. Но по большей части это произошло из-за того, что я был пьян…
— Иногда мне кажется, — с каменным лицом произнесла Гвенвифар, — что Ланселета ты любишь больше, чем меня. Можешь ли ты чистосердечно сказать, что хотел доставить удовольствие мне, а не ему, которого любишь больше всех?..
