Охотник - Бодров Виталий Витальевич (первая книга .TXT) 📗
Причаливает третий плот, гоблины не слишком торопятся. Я осторожно, избегая наступать на сучья, обхожу холм. Карабкаться на виду у гоблинов – все равно что смерти искать. Заметят тут же. Луков они не признают, но дротики, по слухам, кидают изрядно, мигом пришпилят.
Зеленым не до меня. Причаливает уже четвертый плот, пятый подходит. То и дело оглядываясь, припадая к земле, исчезаю за холмом. Все. Здесь они меня не увидят. Со всех ног бегу в деревню, уже и не думая скрываться.
– Где вода? – сурово спрашивает Взулф.
Я судорожно хватаю воздух, не в силах вымолвить ни слова. Котоухий качает головой, дает мне хлебнуть молока из кувшина.
– Гоблины, – хриплю я. – Там, на реке…
Взулф верит мне сразу и бесповоротно.
– К бою! – гремит над деревней его бас. – Гоблины на реке!
Просыпаюсь, словно толкнуло что-то в сердце. Есть такая вещь – чутье на опасность, у всех по-разному проявляется. У кого-то в виде голоса, что внутри тебя говорит, у кого-то колокольчик в голове звякает, а у меня сердце вдруг замирает на миг. Вот в точности как сейчас.
Открываю глаза как раз в тот момент, когда на поляну вламывается клыкастик. Рука привычно тянется к луку… поздно. Ему перекусить меня пополам – одно мгновение.
Встречаюсь с тварью взглядом, глаза выпуклые, немигающие. Ни ненависти в них, ни страха, – впрочем, ему-то чего бояться? Всех четверых прикончить – секундное дело, тем более маги продолжают сладко посапывать, а Медвежонок застыл и шевельнуться даже не решается. И этим выгадывает себе секунды жизни, между прочим.
Клыкастик отчего-то медлит, разглядывая меня, и из глаз его смотрит смерть. Те, кто говорят, что не боятся смерти, просто никогда не смотрели ей в лицо. Приоткрытая пасть с капельками слюны нависает надо мной, желтые глаза внимательно меня разглядывают, и мне кажется, что так будет длиться целую вечность и не зверь меня прикончит в конце концов, а собственный страх.
Сознание словно двоится, расплывается. Мне снова двенадцать лет, и я стою у деревенской изгороди, в ужасе глядя на разворотившую крепкий частокол клыкастую морду…
Тогда, в детстве, я успел спустить тетиву, а промахнуться по разинутой пасти с такого расстояния было невозможно. Сейчас – даже лук достать не успею. Застываю, глядя, как тварь тянется ко мне пастью. И резко хлопаю по носу ладонью.
– Брысь, скотина!
Клыкастик обиженно ревет, припадает на задние лапы, мотает головой. Голова у него – едва ли не с четверть тела и пасть соответствующая. Ему меня пополам перекусить – пустячное дело, но отчего-то медлит, снова тянется мордой. Пожалуй, я успел бы встать, но тогда он играться точно перестанет, раз куснет – и нет больше охотника Барго, как и не было.
Тварь осторожно кладет мне мохнатую башку на грудь (дышать сразу становится тяжело) и закрывает глаза. Растерянно чешу ему щеки и подбородок, как котенку. Клыкастик не реагирует. Осмелев, чешу сильнее, тварь издает пронзительный скрип, в панике отдергиваю руки. Клыкастик трется об меня мордой, едва не ломая ребра. Это он так мурлычет, доходит до меня, и я изо всех сил начинаю тереть зубастую морду.
– Хороший котик, хороший. – Надо же как у меня голос дрожит.
Клыкастик снова трется об меня, протестующе скрипят ребра. Не сожрет, так задавит, мелькает в голове испуганной птицей мысль.
Спасает меня вернувшийся эльф.
– А ну, пошел! Киэло на!
Клыкастик недовольно урчит и оставляет меня в покое, напоследок попытавшись языком содрать кожу с лица. Пахнет от него отчего-то не гнилым мясом, как положено хищнику, а полынью. Приподнимаюсь на локте, ощупываю ребра. Вроде целы, на первый щуп.
Тварь пытается потереться уже об эльфа, но тот непреклонен.
– Киэло на! Верге! – «Иди прочь! Отстань!»
Клыкастик, обиженно урча, с треском вламывается в заросли и исчезает в лесу.
– Я же говорил – достаточно протянуть руку, – говорит эльф, улыбаясь.
– Твоя работа? – мрачно спрашиваю я, поднимаясь с земли. Дон, продолжая улыбаться, качает головой.
– Лес меняет тебя. Всех меняет, но тебя – в особенности. Чтобы выжить, ты учишься слушать, понимать его. И становишься его частью.
– У меня уши не изменились? – спрашиваю Медвежонка.
– Нет вроде, – недоуменно отвечает тот.
– Думал уже, в эльфа превращаюсь, – говорю, краем глаза поглядывая на Дона.
Тот благодушно улыбается, кажется, мои обнимашки с тварью сделали его настроение непробиваемо хорошим.
– Я перепугалась, – говорит Релли. – Показалось даже сначала, что он тебя терзает. Потом уже поняла, что ласкаться лезет, магию побоялась применять.
– Я тоже не рискнул, – сознался господин Излон.
Небо – восхитительно синее. Солнце – теплое, ласковое. Трава – мягкая, свежая. Даже морда клыкастика, высунутая из-за дерева, пейзаж не портит. Спасибо, что не сожрал, родной.
Мир прекрасен! Отвела беду Хозяйка Чужих Перекрестков, в последний миг, но отвела ведь.
– Есть одна новость, – улыбка не сходит с тонких губ. – Я нашел Тропу. Совсем рядом, и короткую, на три часа самое большее. Выводит почти к самой Руине, по правде сказать, не ожидал даже. Все-таки вы, люди, удачливы не по заслугам…
– Ну давай теперь заслугами меряться. – Я берусь за пояс, поддерживающий штаны, делая вид, что собираюсь его расстегнуть.
Релли хихикает, господин Излон снисходительно и вместе с тем укоризненно качает головой. Выражение лица – типичное «эх, молодежь!».
Заслугами эльф меряться не возжелал. Ухмыльнулся и сел на траву рядом со мной.
– А теперь выкладывай плохую новость, – говорю, пристально глядя в глаза.
Сроду такого не было, чтобы хорошая весть рука об руку с дурной не шла. А если чудом каким случится такое – значит, ты уже не в Злом лесу.
– И плохая есть, это ты верно подметил. – Эльф слегка мрачнеет, не сильно, но вполне себе заметно. Стало быть, новость не то чтобы плохая, скорее неприятная.
– Не тяни быка за хвост, – подгоняю неторопливого нашего проводника. – Что стряслось, выкладывай.
– Тропа открылась у самого Камня Душ, – неохотно сообщает эльф, отводя глаза.
Вот оно как! Действительно, плохая новость. Потому что о Камне этом я первый раз слышу. И чем он опасен, понятия не имею. Одна надежда, что Дон знает, да и та с червоточиной – что эльфу безопасно, для человека вполне может смертью обернуться. И не уверен, что Дон это понимает, у остроухих мышление своеобразное.
– Камень Душ – что это? – Релли не собирается сдерживать любопытство, да и господин Излон, судя по открытому рту, собирался поинтересоваться диковинкой.
– Серый камень высотой в два эльфийских роста, – сообщает Дон. – На вид самый обычный.
И замолкает, будто раздумывая, продолжать дальше или нам и сказанного достаточно. Рассказывали у нас как-то, что в городе менестреля бродячего порешили за то, что, не закончив баллады, до ветра решил сходить. Считал я, что брешут люди, как это – живого человека да за какую-то паршивую балладу? Теперь – верю.
– Души он притягивает, – продолжает неспешно эльф. – Души погибших в Злом лесу. Или же слепки с душ – до сих пор высокомудрые спорят. Стоит посреди поляны огромный камень, а вокруг него тени вьются. Когда одна-две, а когда и побольше сотни.
– Призраки – днем? – Медвежонок недоверчиво хмыкает, но боязливо как-то.
И то сказать – нет человека, который призрака не боялся бы. По секрету скажу – и среди эльфов таких поискать еще, и не одна жизнь уйдет, пока найдешь.
– Призраки света не выносят, – подтверждает господин Излон так уверенно, будто каждую ночь самолично их факелом гоняет.
А впрочем, откуда мне знать, чем маги занимаются, когда люди спят?
– Они не совсем призраки, – тихо роняет эльф. – Они… впрочем, сами увидите. И поймете.
Никакого желания понимать у меня не возникло. Боюсь я призраков – чего уж тут скрывать? Боюсь, хоть и не видел ни разу, и не жалею, что не видел.
– Они безвредны, – успокаивает меня Дон.
