Кровь и туман (СИ) - "nastiel" (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Знаю, что нужно делать; помню ещё со своего сеанса с Алом, который и стал моим первым столкновением с тогда ещё незнакомым миром ведьм и ведьмаков. Поэтому сама первая протягиваю ей ладонь.
И всё повторяется вновь.
Когда я наконец могу моргнуть, прогнав лёгкую дымку, маячащую перед глазами, я вижу, что всё внимание Лии приковано к картам, которые я перевернула. Точнее, конкретно к одной. Её я сжимаю свободной рукой до состояния измятой бумаги. Ощущать шершавую поверхность я начинаю, лишь слегка разжав пальцы.
– Прости, – бормочу я. – Не знаю, как так вышло…
Лия выпускает мою руку.
– Не извиняйся. – Она сама забирает у меня измятую карту. Расправляет её рваными, дёрганными движениями. Всматривается в появившийся вместо чёрного фона рисунок. – Такое случается, когда.… Ой.
Лия вертит карту между пальцев.
– Что, ой? – переспрашиваю я.
– Не совсем то, чего я ожидала увидеть
Лия демонстрирует мне лицевую сторону карты. Первое, что я отмечаю – от складок и переломов, образованных из-за моей хватки, не осталось и следа. И только после обращаю внимание на сам рисунок.
– Я зашла чуть глубже, чем хотела, и за это прошу у тебя прощения. Но то, что я увидела… – Лия качает головой. В её глазах – нескрываемый ужас. – Тёмные пятна – они повсюду. Ни одно конкретное мгновение, а цепочка, и каждое открывает десятки тысяч исходов. Я, не буду врать тебе, Слав, такое вижу впервые.
На карте изображён одинокий символ: нечто среднее между цифрой пять и молнией. Больше – совершенно ничего.
– Это не похоже на что-то смертельное, – недоверчиво заключаю я, щёлкая пальцами по карте.
– Ты бы не торопилась с выводами, – сообщает Лия.
Уверенный тон её голоса – вот, что пугает сильнее рисунка. Она знает, о чём говорит, потому что рождена с этим даром в крови. Девочка, которая читает будущее по картам, наверняка привыкла к недоверию со стороны других, и оно совсем никак её не беспокоит, ведь она знает, что по итогу всё будет именно так, как она говорила.
– Расскажешь, что это значит?
– А ты хочешь? – Лия прищуривается. – Твоё недоверие может смутить мою магию…
Я непонимающе гляжу на девушку перед собой и на то, как за несколько мгновений на её губах появляется улыбка.
– Не издевайся надо мной! – я хмыкаю и легко толкаю Лию в плечо. В ответ мне она звонко смеётся.
Вот, по чему я скучала сильнее всего. Не по самому времени, проводимому со своей лучшей подругой, а по тому, как мне всегда с удивительной быстротой удавалось сделать её счастливой одним только словом или жестом, пусть даже глупым. В такие моменты и я сама, в каком бы состоянии не находилась, переставала грустить, поддаваясь шарму Лии.
Всё пошло по наклонной задолго до нашего возвращения в настоящее. Моя планета остановилась, когда сердце подруги отдало ей свой последний удар. Лия была моей звездой, и теперь, когда она снова светит, оказывается, что теперь нас разделяют триллионы световых лет.
Насколько несправедливо всё это по шкале от одного до бесконечности?
– Я всегда несу ерунду, когда нервничаю, – Лия трясёт головой, успокаивается. Больше она не улыбается. – Этот символ у Северного народа зовётся “аль-го-эз” и означает вмешательство чего-то постороннего и очень сильного в настоящее, прошлое или будущее. Это может быть проклятьем или, скажем, заклинанием, которое ты сама на себя наложила, если бы была в состоянии такое провернуть. Наименование символа буквально переводится как “потерявший свои внутренности”. – Лия проводит подушечкой указательного пальца по самому верхнему элементу символа – хвостику, как у пятёрки. – Аль. – Затем скользит к перегибу. – Го. – И завершает всё это круто выпуклой линией. – Эз. Потерявший свои внутренности. Потерявший свой изначально обозначенный путь.
Я откидываюсь на спинку сидения. Хочется забраться с ногами, обхватить коленки и, возможно, разреветься, но если я так сделаю, потом мне будет вечность не расплатиться за испорченный салон наверняка дорогого автомобиля.
Поэтому я просто перевожу взгляд на мигающую синим магнитолу, из колонок которой диктор начинает рассказывать о погоде на оставшийся день.
Ближе к ночи Дубров накроет сильнейшими за последние несколько лет осадками.
***
В медкорпусе для отбывания дежурства меня встречает куратор миротворцев – светловолосый кудрявый молодой мужчина по имени Сергей. Мне не посчастливилось видеть его в родном настоящем, но я хорошо помню Максима, взявшего на себя моё обучение на время пребывания в Огненных землях. Максим был достойным педагогом и прекрасным миротворцем, но чем темнее становится за окном и чем дольше я нахожусь рядом с Сергеем, тем сильнее я ощущаю пропасть, простирающуюся между двумя этими образами.
Сергей напоминает мне Марка: такой же добрый, учтивый, спокойный, тёплый человек. Максим никого мне не напоминает. В каком-то особом смысле он был уникальным. Я помню, как он злился во время моего первого в жизни собрания в стенах штаба и точно знаю, что типичные миротворцы так реагировать не должны.
Максим был нетипичным. Прямо как я. Жаль, что история моими руками стёрла его со своей карты.
– Ты окончательно поправилась? – интересуется Сергей. – Андрей очень рьяно выпрашивал у меня две недели больничного для тебя, и, честно тебе скажу, удалось ему это с трудом. – Сергей оглядывает моё лицо. Сейчас он видит ссадины на скуле от дневной стычки с Кали, но далеко не они привлекают его внимание. – Теперь я вижу, он не врал. Ты всё ещё выглядишь нездоровой.
Я вспоминаю похожие слова Валентина, которого тоже смутило моё состояние, и думаю о том, насколько чуткими являются миротворцы к окружающей среде и её обитателям. Я, быть может, и недостаточно хороша для защитника, но и близко никогда не доберусь до того уровня духовности и морали, им присущего. Можно прочитать все книги на свете и стать мастером по всем существующим боевым искусствам, но научиться быть готовым обнять и принять мир, каким бы ужасным он ни был – с таким даром можно только родиться.
– Может, кое-что осталось, – бросаю я осторожно. – Да и осень на дворе. Мама говорит, нужно есть больше фруктов и овощей, и я пытаюсь объяснить ей, что кетчуп – это тоже овощ, но она не слушает.
Сергей кивает с пониманием, но медленнее, чем это нужно для того, чтобы просто выразить свою точку зрения. Мою глупую шутку он и вовсе пропускает мимо ушей. Сергей оставляет меня сортировать медицинские карточки стражей в алфавитном порядке, а сам идёт к противоположному шкафу, где хранятся лекарства. Возвращается Сергей уже с пластинкой цветных таблеток.
– Витамины. Принимать утром за завтраком. – Я беру таблетки, прячу их в заднем кармане джинсов. – Кстати, с точки зрения ботаники, томаты – это фрукты.
– То есть, томатную пасту, с точки зрения этой самой ботаники, можно считать вареньем?
Сергей сдвигает брови. На его губах появляется широкая улыбка.
– Что-то вроде того, – смеясь, подтверждает он. – Ладно, юмористка, возвращайся к карточкам, и, прошу тебя, ничего не перепутай. Накануне у нас дежурство отбывал один хранитель, нарушивший технику безопасности в лаборатории, что, в свою очередь, чуть не привело к взрыву, и я думал, будет отлично доверить ему именно это задание, но вместо того, чтобы рассортировать карточки по направлениям и алфавиту, он сделал это по категориям болезней.
– Умники, они такие – всегда считают, что знают что-то лучше других.
Сергей ведёт плечом.
– Хранители просто излишне самоуверенны, – поправляет меня он. – Это не всегда плохо, но частенько демонстрирует их не с той стороны, с которой они сами этого бы хотели. Я уважаю их, так или иначе. Испокон веков именно на хранителях держится весь костяк системы стражей. Если бы у нас не было таких золотых умов, кто знает, куда бы нас занесло.
– А защитники? – спрашиваю я. – Что ты думаешь о них?
– Если хранителей я уважаю, то защитниками – восхищаюсь, – Сергей хлопает меня по плечу, но не убирает ладонь после, а лишь чуть толкает, поворачивая меня вполоборота. Мы оба смотрим в Нинину сторону. – Ты представляешь, какую силу духа нужно иметь, чтобы жертвовать своей жизнью каждый день?
