Рунная птица Джейр (СИ) - Астахов Андрей Львович (читать книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
- Мне жалко тебя, - сказала женщина. – Ты болен. Ты не умеешь видеть красоту. Смерть уже пустила корни в твоей душе. Ты страдаешь от холода зимы, но то, что на самом деле убивает тебя – так это холод, который заморозил твою душу и остудил сердце. Ты живой мертвец, Мереш Набаро, и сам того не понимаешь.
- Уходи! – проскрипел монах.
- Ладно. Меня легко прогнать – я всего лишь твой последний сон. Очень скоро за тобой придут те, кому принадлежит твоя душа и души таких несчастных, как ты. Прощай, бедный монах.
Она повернулась и пошла по дороге, бесстыже покачивая ягодицами и смеясь. От этого зрелища мысли Мереша перепутались, и медитация закончилась. Очнувшись, Мереш вновь ощутил ужасный холод – он мучил его даже сильнее, чем прежде.
Стуча зубами, брат Мереш осмотрелся по сторонам – мир вокруг него был миром смерти. Ветер мел поземкой по заснеженным полям, дальний лес казался под полной луной призрачным. Мереш вновь закрыл глаза, пытаясь вновь вызвать в памяти видения жаркого лета, но тут его конь, смирно стоявший все это время, вдруг захрапел, испуганно заржал и рванулся с места так, что закоченевший инквизитор мешком вывалился из седла прямо в сугроб.
Когда он поднялся на ноги, конь был далеко. Даже если бы замерзшие ноги слушались Мереша Набаро, он бы не смог догнать жеребца. Он глядел в ту сторону, куда уносился испуганный конь и думал о том, что остался на дороге совсем один – даже этого глупого животного не будет рядом, когда он испустит дух. А потом на него упала тень, и Мереш обернулся.
Всадники. Он не слышал их приближения, и потому испугался еще больше. Три всадника. Свет луны не отражался на их доспехах, их плащи, трепетавшие под ледяным ветром, казались сгустками мрака. Золотые короны на их шлемах в лунном свете казались свинцовыми. Двое остановили коней, третий не спеша, подъехал к брату Мерешу и протянул руку в шипованной латной перчатке.
- Сосуд, - сказал он глухо. – Ты привез его?
Брат Мереш уже не мог говорить – только кивнул и непослушными руками снял с шеи торбу с филактерией. Всадник взял ее и вздохнул.
- Хорошо, - сказал он, и звук его голоса вконец оледенил и без того замерзшее сердце инквизитора. – Жизнь это хорошо.
Брат Мереш кивнул. Он хотел сказать, что жизнь – единственная ценность в этом мире, но уже не мог говорить. Всадник больше не глянул на него. Он развернул коня, и вся троица медленно поехала к лесу. Очень скоро они растаяли в клубах летящего снега, как призраки.
Брат Мереш упал на колени в сугроб, прижимая обмороженные ладони к груди. Приближающаяся смерть повисла неподъемным грузом на веках, ослепила, наполнила глаза замерзающими на ветру слезами. А потом внезапно ветер стих, и стало очень тихо – и тепло. И Мереш почувствовал, что ему стало необыкновенно спокойно и хорошо. Так хорошо, что захотелось плакать.
- Глупый монашек! – Голая красавица из знойного лета была уже тут как тут и протягивала ему руку. – Ты и дальше собираешься торчать на этой дороге? Пойдем!
- Ку..да? – прошептал брат Мереш.
- Ко мне. В постель, которую я для тебя застелила. Ты ведь хорошо послужил мне, монашек, так что получи свою награду.
Глаза бесстыжей девки превратились в голубые звезды, лицо с нее сползло, как кожа с линяющей змеи, открыв череп, облепленный гниющей черной плотью. А потом ее рука вошла в грудь инквизитора и вцепилась в его сердце, и без того остановившееся от ужаса.
В Ривской цитадели задремавший за столом старший трибун Энгель вздрогнул и судорожно распахнул глаза. Ему показалось, что во сне он услышал тяжелый топот копыт и ржание демонских коней.
- Во славу Божью! – прошептал он и осенил себя охранительным знаком.
Филактерия, полученная от роскардских братьев и привезенная в Рив под охраной, нашла того, кому предназначалась. А прочее не имело никакого значения.
***
Наставницу Сигран разбудили нежные прикосновения и не менее нежный голос:
- С добрым утром, жизнь моя.
Сигран открыла глаза у увидела над собой улыбающееся лицо Батея. А еще она увидела, что их спальню заполняет необыкновенно чистый утренний свет. Такой свет можно увидеть только в детстве, ясным погожим утром, проснувшись после удивительного сна с полетами над весенней землей.
- Уже утро? – прошептала она, хотя прекрасно понимала, что это так. Но ей хотелось, чтобы Батей улыбнулся.
- И мороз, - сказал он. – С днем рождения, любимая.
- Ага. Поцелуй меня.
Они провели в постели еще больше часа, лаская друг друга, наслаждаясь близостью, светлым утром и теплом. Потом Батей начал одеваться.
- Ты куда? – спросила Сигран, приподнявшись на локте.
- Завтрак готовить. Не возражаешь?
- Я могу сама…
- Нет-нет! Я хочу все сделать сам, чтобы ты любила меня сегодня еще больше.
- Боги, как мило! - Сигран сделала благословляющий жест. – Да пребудет с тобой Митара! Только прошу, любимый, не сожги яичницу.
Некоторое время Сигран лежала с закрытыми глазами, наслаждаясь теплом и ощущениями в теле. А потом, как обычно, прочла благодарственную молитву Митаре за еще один день, который ей предстоит прожить. Благодарила за себя и за мужа.
Закончив молитву, Сигран сбросила с себя одеяло и сразу ощутила прикосновение холода. Набросив меховой плащ, наставница подошла к окну – слюда была покрыта морозными узорами, даже из проконопаченных щелей между бревнами сруба тянуло холодком. Угли в камине превратились в белый слоистый пепел. Сигран зевнула и подошла к зеркалу.
Сегодня ее восемьдесят шестой день рождения, но из зеркала на Сигран смотрела белокурая женщина, на вид чуть старше сорока лет, с ясными глазами разного цвета – правый светло-карий, левый зеленовато-голубой, - ровной белоснежной улыбкой и свежей кожей, тронутой у носа россыпью веснушек. Наставники стареют вдвое медленнее обычных людей – таков великий дар Митары тем, кто при рождении был отмечен ее благословением.
Сигран взяла со столика гребень и начала расчесывать волосы. Делала она это всегда долго и тщательно, а потом так же тщательно заплетала расчесанные волосы в косу. Батей частенько говорил ей, что с этой косой она похожа на юную девушку, ту самую Сигран, с которой он впервые познакомился шестьдесят пять лет назад.
Сигран усмехнулась. Батей тогда был совсем другим. Стройным, поджарым, как волк, порывистым и неусидчивым. У него не было бороды, волосы были темные и густые, а руки без мозолей, мягкие, как у ребенка. Боги, как давно все это было! Иногда кажется, что все это было не с ней.
Покончив с волосами. Сигран достала из сундука серое шитое серебром платье из тончайшей покупной шерсти и ожерелье с крупными агатами – сегодня есть повод сменить льняную тунику и старенькую меховую душегрейку на что-нибудь понаряднее. А потом открыла флакон с духами, и в спальне запахло тимьяном, сандаловым деревом и корицей. Батею всегда нравился этот запах.
Они прожили вдвоем шестьдесят четыре года – целую жизнь. Когда-то их свел вместе завет Митары – сотни лет отмеченные благословением богини соединяли свои судьбы, чтобы, став супружеской парой, возглавить общины охотников. Таковы древние заповеди и такова воля великой богини, которой ненавистна убивающая душу и тело аскеза, насилие над плотью и духом, неизбежно приводящее в объятия Нежизни. Так было у Зерре и Шасты, они вместе уже семьдесят два года. Кенинг и Алера прожили почти семьдесят. Они с Батеем самая молодая пара среди Наставников. И самая красивая – так говорит Батей то ли в шутку, то ли всерьез.
- А разве не так? – говорил он. – Посмотри на себя и на меня. И посмотри на остальных. У Зерре нос скоро срастется с подбородком, у Шасты кривые ноги, Кенинг очень умен, но плешив – бедная Алера, всю жизнь прожить с лысым! А я ведь невероятно красив, да и ты ничего.
Сигран смеялась, называла Батея болтуном – и гордилась им. Он у нее действительно необыкновенный, второго такого мужчины нет во всех мирах. Митара даровала ей чудесного мужа. Храброго, мудрого, заботливого, нежного и любящего.
