Вершители Эпох (СИ) - Евдокимов Георгий (электронные книги бесплатно txt) 📗
Кладбище находилось прямо за центром, и встретило её гробовой тишиной. Спрятавшись за самыми высокими зданиями, оно уберегло себя от участи остального города и избежало полного затопления в море песка. Теперь каждый шаг отдавался гулким потрескиванием веток насаженных здесь давным-давно поваленных деревьев, и так же потрескивали связки, закостеневшие от долгого отсутствия влаги. Вайесс впервые видела кладбище своими глазами: в Арденне мертвецов сжигали на кострах и вывозили за стены, скорее всего, чтобы не допустить возникновения болезней. Это всё были люди — они умирали на войне, от несчастных случаев, от болезней, от старости, но независимо от всего, лежали здесь, под мраморными крестами из камней, так похожих на те, что она видела в Храме. Кладбище тоже было храмом — храмом скорби и незабвения, храмом ушедшей эпохи и новых поколений, которым не суждено было появиться на свет. Оно было концентрацией грусти и любви, концентрацией памяти, которую люди, живущие здесь, проносили через свои жизни и завещали проносить детям. Они приходили сюда, клали цветы и подарки, вспоминали ушедших, радовались жизни, как и она, проводили рукой по камням, и не жаловались, потому что знали, что все эти люди существовали одной надеждой на то, что «завтра будет лучше». Вайесс вспомнила «счастливчиков», оставшихся лежать в сухой, горячей земле, оставивших любимых в Арденне, а тела — в Пустоши. Ответственность за это лежала на ней, единственной выжившей из отряда, и теперь у неё впервые за долгое время появилось то, что она, во что бы то ни стало, обязана сохранить — память о товарищах.
Стены домов резко задрожали, вырывая из себя стёкла и плохо закреплённые куски, со звоном падающие вниз и разбивающиеся на разлетающиеся во все стороны осколки. Город заходил ходуном, будто поднятый на несколько метров от земли неведомой могущественной силой. Бушующие, очернившие весь горизонт и перекрывшие солнце смерчи прорвали первую линию обороны, сорвав верхние этажи и подкинув их в небо, как кусочки пластика, разрывая их на куски разноцветными молниями, и свободный ветер пронёсся по сквозным проспектам, сметая на своём пути каждое препятствие и делая его частью разрушительной мощи. Эту бурю было не сравнить с той, что застала их тогда — будто увидев в городе достойного соперника, Пустошь ринулась навстречу всеми своими силами в стремлении похоронить в себе последние детища человеческого разума, утерянного в блеске тысяч зеркал небоскрёбов Арденны. Город отчаянно сражался: скрипели опорные стены и балки, держались из последних сил фундаменты дорогих семиэтажек, но каждый дом, вступающий в борьбу со стихией, рано или поздно рушился, задевая другие и взметаясь в воздух громадными кусками бетона, через несколько секунд падавшими обратно и давящими другие постройки. Город пожирал сам себя, не в силах больше противостоять природе, забиравшей у людей всё, чем они гордились и что оставили. Так умирало человечество, поглощаемое самим собой, своими пороками и восставшими против него самого созданиями. Вайесс смотрела, как завывает в немом предсмертном крике сама земля, как просит о пощаде, и как Пустошь остаётся глухой к её мольбам, разрывая в клочья кладбище, уничтожая саму память об этом месте и людях, которые здесь жили. Она почувствовала, как захлестал по лицу песок, прорезая кожу и оставляя на ней глубокие царапины, как воздух раскалился и стал чёрным от напряжения, как её подняло в воздух и бросило об рушащуюся стену, ощетинившуюся железными балками-копьями в последней попытке защититься от непобедимого врага. Тело застонало от боли, выплеснув ярость потоками багровой от сухости крови из пробитой насквозь груди, но иссушенное горло не издало ни звука. Из уголка рта потекла красная струйка, медленно пробежала по подбородку и громко ударилась каплями о накатившую волну песка, так звонко, что заложило уши. Вайесс уже дважды встречалась со смертью, и узнала её по чёрному, матовому, как смоль, балахону, застившему глаза, но вместо того, чтобы закричать от боли, режущей пробитое в трёх местах тело, от близости забвения, она улыбнулась, смеясь над своей неудачей. На третий раз было уже не страшно.
***
Город был всё ещё жив. Вокруг толпились люди, задевая друг друга плечами и забавно покачиваясь из стороны в сторону, поддерживая ритм очереди. Гудели водители машин, недовольные плотным трафиком пешеходов. Перекрёсток переговаривался цветами светофоров, хаотично мигающих в такт движениям толпы. Мужчина в кепке и деловом костюме на бегу поскользнулся на переходе и растянулся на асфальте, содрав вовремя выставленные руки, но, не испачкав большую часть одежды. Он гневно выругался, так, что на него обернулись несколько стариков и покачали головой, потом встал, отряхнулся, протёр часы и побежал дальше. Видимо, сильно опаздывал. Прямо позади закричал ребёнок в коляске, и мама зашикала на него, успокаивая и давая игрушку. На голые руки упали первые капли, и Вайесс посмотрела вверх, потом что-то сообразила и ощупала место, откуда должны были торчать балки. Не было даже шрамов.
На той стороне дороги, забравшись на пологую бетонную стену, сидела девочка, улыбаясь и подставив руки дождю, пока мама пыталась снизу до неё докричаться. Девочка не слушала, наслаждаясь нарастающим звуком падающих капель, засматриваясь на то, как они собираются в маленькие лужицы, как мокнет одежда не успевших укрыться пешеходов, как ручейки скатываются по прозрачным зонтам. Вайесс тоже смотрела — на лица, запорошенные влагой — живые, настоящие, и в большинстве своём счастливые. Где-то слева хлопнула дверь бара, и оттуда вышла, покачиваясь, девушка на высоких каблуках, то и дело норовящих соскользнуть и свернуть лодыжку. Она что-то прокричала и, обернувшись, уронила бутылку, которую держала в руках. Девушка долго и недоумённо смотрела на осколки, словно не понимая, что произошло, и почему она разбилась, а потом просто повернулась и пошла дальше, избавив мозг от ненужной работы. Недалеко с улыбчивым лицом продавец в ларьке быстро натягивал тент, одновременно принимая заказы, и люди всё подходили, брали по хот-догу, убегали обратно в подъезды, прикрыв курткой голову и еду. Взяв по порции, рядом прошли двое студентов, оживлённо о чём-то спорящих, и в конце рассмеявшихся, видимо, вспомнив общую шутку.
Вайесс зашла в лапшичную, тихо звякнув колокольчиком на двери и сбрасывая промокшую военную куртку. На неё не обратили внимания даже в таком виде — военная форма, похоже, тут никого не удивляет. В нос ударил терпкий запах хлеба и кипятка, приправленного специями и добавками. За столиками громко беседовали, обсуждали политику и войну, обучение и государство, школу и погоду, программу передач, просроченные продукты, цены на электронику, разбрызгивая наваристый бульон по столу в ожесточённых дискуссиях и угрожая друг другу ложками. Повар по очереди выдавал дымящиеся заказы, которые, облизываясь, сразу забирали всё новые посетители. Это был рай, настоящий рай, о котором Арденна может даже не мечтать, и уже находиться здесь, смотреть на улыбки и проблемы всех этих людей было величайшей благодатью, что может даровать небо. Где-то в этом мире, возможно, и она, и её товарищи могли бы жить спокойно…
Вайесс осторожно взяла из рук кивнувшего и улыбнувшегося ей повара тарелку, почувствовав тепло, исходящее от живой, вкусной воды, и положила ему в руку пару шелестящих купюр, словно ниоткуда оказавшихся у неё в кармане. От супа поднимался аромат зелени, перца и хорошенько проваренной лапши, перемешанной с кусочками курицы и сосисок. Он проникал к самому центру мозга, вызывая безумное удовольствие, которое она не испытывала ни разу в жизни. Быстро отодвинув стол и взяв в руку ложку, она немного попробовала, но на этом не остановилась, подняв тарелку руками и выхлебав её несколькими залпами даже без помощи приборов, утоляя с закрытыми от удовольствия глазами так долго мучавшие её голод и жажду.
Но как только она опустила руки, всё исчезло: и посетители, и повар, и еда. Вычищенное до блеска заведение было заброшено, вместо лампочек с потолка свисали обрезанные провода, на полу и покосившихся от времени и пыли столах валялись стёкла разбитых окон. Она снова инстинктивно ощупала места ран, но, как и в прошлый раз, ничего не обнаружила. Значит, что-то из этого было сном, нет, скорее кошмаром, но вопрос в том, что именно, потому что чувство голода действительно пропало, а тело вернулось в нормальное состояние бодрости. Снова появилось ощущение, предчувствие опасности, как будто буря не закончилась, продолжая свои разрушения внутри неё, внутри её памяти, разрастаясь и руша всё больше зданий-основ. На улице, за слоем пока ещё коричневой пыли, осевшей на острых остатках окон, пронеслись несколько очередей, разбавляя тишину стрёкотом автоматов и врезаясь в стену недалеко от заведения. Вайесс быстро накинула куртку с небольшим бронежилетом и достала из-за пояса пистолет, так кстати оказавшийся на своём месте, будто специально положенный туда для этого момента. Ещё несколько пуль со стороны ближайших баррикад пролетело мимо, заставляя плотнее вжаться в изрезанный камень. И только сейчас она поняла, что всё это время ступала не по почве, а по чему-то мягкому и слишком податливому, чтобы быть природным материалом. Площадь, так недавно ещё бывшая оживлённым перекрёстком, теперь была покрыта слоем сгнивших человеческих трупов, занесённых оранжевым песком. Где-то в разных местах валялись зонтики, брошенные коляски, чемоданы, недалеко одиноко простаивал разнесённый ларёк…
