Ловец (СИ) - Мамаева Надежда (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
Да и сама душа – весьма занимательная. При жизни, лет сто назад, это был телепат–целитель. Редкое сочетание. Гений в области трансплантации воспоминаний. Один перечень его научных работ занимал добрый десяток листов. «Изъятие воспоминаний как фактор манипулятивных качеств личности», «Методологические основы пересадки образов», «Девиантное поведение двоедушников и способы его устроение».
Ученый был муж. Даже докторскую защитил по теории трансплантации душ. Вот только под конец жизни совсем слетел с катушек. Его схватили в подвале собственного дома, когда архимаг пытался провести ритуал по извлечению абсолютной энергии. По выкладкам обезумевшего старика выходило, что, если расщепить душу, заставив при этом сознание ее носителя заново пережить все жизненные потрясения разом, то произойдет колоссальный выброс энергии. Аккумулируй ее в накопителях – получишь энергию, способную создать новый барьер протяженностью сотни лиг. А если использовать полученную энергию при детонации…. Тогда под натиском откатной волны сметет едва ли не половину дамб в империи.
К слову, эксперимент бы мог пройти вполне тихо: рухнул бы, собственно, особняк ученого, погребя его под завалами, или же наоборот, все выкладки подтвердились бы, к вящей радости экспериментатора. Но вот незадача, увлеченный магическими изысканиями, творец упустил самую малость. Взял в качестве подопытной мышки не девчонку из трущоб, а собственную лаборантку. Девица заглядывала ему в рот и боготворила. Но имелся у нее малюсенький недостаток – она была дочерью начальника департамента полиции столичного округа.
На эту ерундовую деталь ученый в азарте эксперимента не обратил внимания. А вот папочка, обеспокоенный судьбой дочурки, поднял на уши всю столицу и вытащил полумертвое дитя из подвалов.
Судебный процесс проходил при закрытых дверях, да и ушлые репортеры не пронюхали об этой истории. А вот кто–то, спустя почти век, раскопал. Кому мог понадобиться этот свихнувшийся на своих научных трактатах дух?
«Надо бы взглянуть на барьер, из которого вырвался наш беглец», – про себя решил Тэд. То, что придется прогуляться по лабиринту, чтобы сократить расстояние, ловец принял, как данность, но это не мешало ему неприязненно поморщиться. А потом мысли перескочили на пигалицу.
Вместе с делом сумасшедшего ученого он стребовал с начальника и заявление. Некая Шенни Брайен действительно нигде прямым текстом не упоминала, что Теодор Ронг ее изнасиловал, но по прочтении самая очевидная мысль была, что ловец ее все же лишил чести.
– Шен–ни, Ш–е–н–н–и, – Тэд попробовал ее имя на слух, звуки прокатились по небу, дразня язык, маня прикрыть глаза.
Он не поддался соблазну, насильно выдергивая себя из воспоминаний утра. Мягких, манящих губ, теплого дыхания, ее запаха и ощущения бархата нежной кожи.
«Якорь, – с какой–то отчаянной злостью подумал Тэд. – Якорь всегда цепляет. Тело, душу или разум. Бьет по самой уязвимой из эмоций. Так, значит, вот ты какой, мой якорь, Шенни Брайен».
Ловец был зол на своего мессира и благодарен ему одновременно: мудрый начальник сумел увидеть в Тэде то, что тот сам не замечал. Мальчишку, выросшего на окраине чернорудного квартала, не зацепить любовью, ибо он ее не знал. Не удержать ненавистью, поскольку Тэд ею перегорел. Но чувством уязвленного мужского самолюбия – удалось.
Вот только почему его преследует навязчивое желание уложить эту малышку на обе лопатки, как будто вокруг других нет? Этим вопросом ловец задавался уже не первый раз. Да, лабиринт хитер и мстителен, и жгучее до рези в паху желание подмять под себя женское тело после продолжительного бега по его переходам – один из даров мира без теней. Только почему именно эту пигалицу?
«Просто на ней все сошлось. Попалась в ненужное время и под ненужное настроение», – решил Тэд сам для себя, раздраженно отбрасывая заявление.
– Пусть катиться к смраду и пеплу, – громко произнес он вслух, словно убеждая стены, а заодно и самого себя. – Знакомиться ближе… Логна, похоже, выжил из ума.
Он накинул форменный пиджак и открыл вход в лабиринт.
Шенни
Я вернулась в дом Фло вечером. Сначала все ужинали, потом близнецы толкались на кухне. Мне же выпала честь мытья посуды. Как, чем и сколько – отдельная сага. Закончила ближе к полуночи, когда все уже спали.
Села за стол, уставшая, измотанная, с листами анкеты, которые мне нужно было заполнить. Вот только чем? Нет, не в плане писчих принадлежностей – их мне еще в приемной заботливо пододвинули: на, пользуйся, раз сказала, что сама писать умеешь. Но меня в ступор ввели вопросы: полные имя и фамилия, где проживала, когда и при каких обстоятельствах впервые открылся дар…
Не отвечать вроде бы не было причин. Да и секретарь косила на меня нервным глазом. А я не хотела писать, не подумав, поскольку понимала, что все сведения, предоставленные мной – это компромат на меня же саму, собственноручно торжественно переданный в архив школы.
К вопросу же рытья собственной могилы надо подходить ответственно: чтобы и глубина была соответствующая, и в плечах не жала, по длине чтобы опять же не пришлось скрючиваться. И не в болотной почве, где на дно сразу же натечет грунтовая лужа…
В общем, я решила, что стоит над этой анкетой как следует поразмыслить, и упросила выдать ее мне на дом. Заверила, что завтра пренепременно принесу. Это для обитателей дома Фло я могла притвориться беспамятной. А в этой школе… думаю, таким необычным случаем амнезии, когда человек помнит все (и письмо, и чтение в том числе), кроме себя самого, живо бы заинтересовались.
Вот я и сидела за единственным доступным мне столом, на старой кухне, и с печалью во взоре смотрела на строчки. С фамилией и местом рождения я кое-как разобралась, даже с возрастом удалось извернуться, списав три года семейной жизни в ноль. И теперь по анкетным данным выходило, что мне восемнадцать.
