Эхо войны. - Шумилова Ольга Александровна "Solali" (книги онлайн без регистрации txt) 📗

Зима резко развернулся, взмахнув волосами, и скрылся на лестнице.

Я неторопливо опустилась на одно колено, собрала тифу, сунула в карман. Выпростала из–под рубашки амулет, блокирующий пирокинез, и подула на раскалившийся корешок.

Глава девятая

Не знаю, что говорил Бэйсеррон на собрании, на которое согнали всех членов экспедиции — в это время я стояла над душой у кладовщика, проверяя комплектацию заявленного оборудования и вооружения, — но к началу второй утренней вахты на месте были все.

Одним из последних посреди ангара возник Коэни. У его ног белоснежным клубком шерсти припал к полу скальник — с горящими подозрением глазами и демонстративно вздернутой верхней губой. Брезгливо принюхался к разящим сталью двуногим и утробно фыркнул, кольцом заворачивая длинное тело вокруг мага. Защищает.

Одновременно с магом на пороге появился Зима. Уронил сумку в стороне от прочих, кучей наваленных у стены ангара, не глядя вытащил из кармана палочку и закурил.

Скальник потянул широким носом, на миг замер и принялся неудержимо чихать, мелко подпрыгивая. Коэни растерянно посмотрел на него и зашевелил пальцами, что–то нашептывая. Чихание не прекращалось.

— Зима, погасите тифу. Иферен вам не понадобится еще как минимум два дня, — резко сказала я, отрываясь от наблюдения за рабочими, загружавшими дайр.

Он не ответил, уставившись на белокурого юношу. Потом заметил стоящего позади него Лаппо и замер. Глаза связиста на мгновение округлились в искреннем изумлении, секунду спустя — недобро сощурились.

— Что эти здесь делают? — Зима требовательно посмотрел на меня.

— То же, что и вы, — отрезала я. — И погасите палочку, пока она еще при вас.

Он швырнул тифу под ноги.

— Я никуда не поеду с этим зверинцем!

— Да неужели?… В таком случае, вас погрузят на борт, упакованным в моток отличного альпинистского троса, — я кивнула силовику. — Маэст, проследи, чтобы наш дражайший фарр так или иначе оказался на борту.

Огробля понимающе ухмыльнулся и подошел к связисту, многообещающе поглядывая на него с высоты своего непомерного роста и как бы невзначай поигрывая мышцами, от которых трещала форменная куртка.

— Чертова солдатня! — процедил Зима и автоматически полез в карман за новой палочкой. Маэст сдвинул брови и выразительно покачал головой. Парень зло зыркнул на него, но руку из кармана убрал.

Великая Звезда, кажется, Маэст в качестве няньки был моей самой удачной идеей за последние сутки.

Дадут боги, не последней. Иначе мы не переживем этого похода.

— Грузимся, фарры! — мой голос разнесся по ангару траурной эпитафией здравому смыслу.

Дайр для перевозки войск в форте был, и даже не один — их переделывали из грузовых. Тонкость была в том, что, строго говоря, все они предназначались для краткосрочных рейсов и средних широт.

Ледяная корка не относилась ни к первым, ни к последним, из–за специфического местоположения и еще более гадких атмосферных явлений в том районе считаясь наиболее опасным маршрутом во всем полушарии. По крайней мере, вопросов, почему корабль разбился именно там, не возникало.

Тайл с выводком помощников весь вчерашний день и большую часть ночи пытался сгладить противоречия между характеристиками транспорта и места назначения, но, судя по выражению его лица, чуда не произошло.

Первую вахту у штурвала несла я. Старая лоханка оказалась новее, чем я опасалась (счетовод явно постарался выделить лучшее из того, что было в форте, и не его вина, что именно это и оказалось лучшим), но норовиста была не по годам. К обеду меня сменил Тайл, я же отправилась отсыпаться после бессонной ночи.

Когда я проснулась, в грузовом отсеке стояла неестественная тишина. Ремо рассеяно почесывал загривок скальника, Коэни, сидящий рядом, дремал, почти уткнувшись лбом в плечо врача. Длинные белокурые волосы мешались с золотыми, уже отливая синим перламутром.

Вот он — голос крови. И никуда от него не деться.

Зима сидел рядом с Оглоблей — или Оглобля сидел рядом с ним? В любом случае, Маэст воспринял свою роль серьезно и с присущей ему основательностью. Зима вальяжно развалился в неудобном кресле и презрительно щурился, демонстративно ни на кого не глядя, но его выдавали руки, непрестанно дергающие за тонкие серебристые пряди, все никак не желающие дорастать до плеч.

В прежние времена его цвет волос и он сам были бы эталоном северянина. Но косы у него не было, не было даже стандартных для современного общества волос ниже плеч — были лишь эти тонкие и абсолютно прямые пряди, шелковистые, как паутинка.

И это тоже голос крови. Только иной.

Лаппо сидел в стороне от всех, там, где под потолком крепилась единственная горящая сейчас лампа. Он читал, быстро пробегая глазами строчки, и время от времени заправлял падающую на глаза прядь за ухо. Пышные, угольно–черные завитки послушно ложились прихотливыми волнами под такими же черными пальцами.

Чей это голос? Хотелось бы знать…

Второй день пути проходил во все той же сонной тишине — только Коэни переместился в кабину пилота, переводя тявканья и подвывания скальника — единственного, кто знал дорогу, — Тайлу, да дайр шел низко, почти полз, чуть ли не касаясь днищем вершин скал, как ищейка, вынюхивающая нужный путь.

Сонные белые пушинки за окном взвивались, опадали, кружились и опускались на землю в медлительном, почти церемонном хороводе.

Снег — он был везде. Слепил снопом отраженного света через стеклопластик пилотской кабины, пускал солнечные зайчики в крошечные окошки под потолком грузового отсека. Вчера его еще не было, а теперь он уже повсюду. Толстой слежавшейся шапкой покрывает горы, каждый камешек, каждый зубчик на пологих склонах.

Ночью мы пролетали Зеркало Слез — и его видела только я, сидя у главной консоли. Под тонкой коркой льда это озеро похоже на пятно крови — его вода красна настолько, что даже снег у берегов кажется покрытым розовой пылью.

Я бездумно наблюдаю за Лаппо, все так же держащим в руках считыватель. Вот он в который уже раз поднимает руку, чтобы отвести волосы от лица. Неосторожно дергает ухом — и пряди снова падают ему на щеки. Парень раздраженно выключает считыватель и поднимает на меня пронзительные черные глаза.

И тут это случается.

Тихо, как вздох, гаснут двигатели.

И мы летим, стремительно и неуклюже — летим вниз.

Я успеваю лишь заорать: «Держитесь!», безо всякой уверенности, что кто–то вообще услышит. И — всего лишь — вцепиться в подлокотники своего кресла, бормоча благодарность всем богам за то, что пристегнута. Больше я не успеваю ничего, потому что посреди грузового отсека, там, где несколько секунд назад хмуро изучал свои ногти Зима, вдруг вырастает обломанный скальный клык. Корежит кресла, пробивает крышу и уходит дальше, дальше, дальше, и почему–то кажется, что не закончится он никогда.

Тело одевается металлом — почти само по себе, одним вбитым в подсознание рефлексом.

На голову сыпется хрусткая снежная крошка, тонкими струйками стекает из трещин в камне и трухой запорашивает глаза. Разрывающий незащищенные уши скрежет сверлом ввинчивается в мозг, заставляя вжимать голову в плечи. От рывков и ударов тело пляшет в жестком кресле, ремни безопасности выбивают воздух из груди. Голова мотается из стороны в сторону так, что, кажется, еще немного — и не выдержат позвонки, а пальцы на подлокотниках сводит в скрюченную клешню.

От удара, опрокидывающего дайр кормой вниз, клацает челюсть. Каменный зуб пропахивает в потолке длинную рваную прореху и замирает. Замирает дайр, едва заметно покачиваясь с носа на корму.