Охранитель - Мартьянов Андрей Леонидович (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
— Привыкнуть можно ко всему, но требуется время. Я — привык. Почти.
Рауль Ознар и Михаил Овернский стояли на западной стене Вермеля, не обращая внимания на порывы ветра — со стороны Ла Манша наползали тучи, значит погода опять испортится, жди мокрого снега и наледи. А в Лангедоке теперь яблони цвести начинают…
— Не хотелось бы сейчас в Лангедок, — буркнул инквизитор.
— Я вслух сказал?
— Вслух подумали. Выбор у нас небогатый: уехать на юг к цветущим яблоням и чуме, или остаться здесь, наедине с незнаемой бесовщиной. Чума? А что чума? Рано или поздно дождемся, недаром Моровая Дева бродила окрест.
— Думаете, всё настолько плохо? Брат… Мессир де Го?
— Вспомнили мое мирское имя? Отчего?
— Сами предлагали так обращаться. Как к другу.
— Неожиданно быстро колдун, алхимик и последователь Нарбоннской школы, к которой давненько и небеспочвенно приглядывается Священный Трибунал, счел другом инквизитора, — процедил брат Михаил. Засопел яростно. — Будь моя воля, всю вашу братию… Без жалости и сострадания… Как говаривал легат Арнольд–Амальрик «Господь на небе разберет, где свои, где чужие»!
— Я вас не понимаю, — осторожно сказал мэтр. — Я думал, что…
— Думали!? — взорвался доминиканец, перейдя почти на крик. — Не понимаете, да? Понимаете, еще как, куда лучше других! Магия — это власть и сила, которые опьяняют, заставляют забыть об установленных раз и навсегда законах! Не убивай — кто это сказал? Да, барон может пристукнуть холопа, но и сиволапый смерд защищаясь возьмется за кол или рогатину! С чародейством иначе, оружие тут не спасет, и не будь нас, слуг Церкви, беспредельная власть избранных единиц на тысячами и десятками тысяч стала бы реальностью! Извращенная, злобная, не сдерживаемая никакими узами и запретами, никакой моралью! Вы знанием обладаете, другие — нет!
Михаил перевел дух и рявкнул:
— Видели, что там творится? Видели? И после этого спрашиваете, почему вдруг жестокосердная инквизиция отправляет ведьм и колдунов на костер? Причем, к моему вящему сожалению, лишь одного из десяти?
Мэтр не ответил. Он видел.
Сомнений не оставалось: в замке Вермель провели некий жуткий обряд. О чем–то подобном брат Михаил встречал упоминания в известиях от братьев–рыцарей ордена Девы Марии Тевтонской, докладывавших в курию о диких обычаях язычников Ливонии, Пруссии, Жемайтии и Литвы, варварских земель доселе не принявших крест. Достаточно вспомнить святого Адальберта Пражского, три с половиной столетия назад явившегося с миссией к пруссам, ими убитого и, как свидетельствуют хроники, пожранного.
Но ритуальный каннибализм в католичнейшей Франции? В цивилизованном и культурном XIV веке от Рождества? Причем сопровождаемый колдовской церемонией, о каких не то что мэтр Ознар, а даже искушенный папский инквизитор не слыхивал?
Обычная спальня, — большая, с двумя постелями, очагом, чуть выцветшими аррасскими ткаными коврами по стенам. Подстилки с пола убраны — выброшены в коридор. На голых досках перекрытия выведен круг. Посреди круга две отрезанные головы и оплывшие свечи. Углем начерчены руны.
О прочих деталях Рауль предпочел бы поскорее забыть. Печень уложенная на веточки омелы у северного края окружности. Отсеченные ступни поставленные косым крестом. Глазные яблоки… Ох.
И останки детей шевалье де Вермеля возле кроватей. То, что для обряда не пригодилось.
Нет, лучше было бы этого никогда не видеть.
— Простите меня бога ради, мэтр, — сказал брат Михаил, нарушая долгую паузу. — Сорвался, накричал, оскорбил… Знаю, инквизиция не имеет права на слабость. Согласны на сатисфакцию?
— Вы духовное лицо, рукоположенный священник. Это решительно невозможно по всем канонам.
— Разве? Вполне возможно. Помогите мне найти этих мразей. И тогда я вселюдно покаюсь в грехе злословия в ваш адрес. Хотите в авиньонском Нотр–Дам–де–Дом, в присутствии самого Папы и коллегии кардиналов? В Риме, у святого Петра?
— Хочу, — фыркнул Рауль. — Представляю себе рожу кардинала Перуджийского. Его удар хватит.
— А вы злопамятны, мессир Ознар. Поверьте, его высокопреосвященство я могу довести до трясучки и другими, более невинными методами… Поглядите–ка, дым, — Михаил вытянул руку, указывая в сторону Бетюна. — Густой, черный. Пожар?
— Нам–то какое дело, ваше преподобие? Пожар опасен летом, в засуху, при такой сырости и холодрыге мигом потушат.
— Верно. Идемте, труды скорбные еще не закончены. Жак с братьями–мирянами наверняка скоро вернутся, прево и королевскому легисту дозволено заняться прямым своим делом — расследованием по линии светской власти. Сержанты перенесут тела в подвал, на ледник, будем ждать приходского священника и самого господина де Вермель, ради опознания. Долгий и неприятный день впереди…
Брат Михаил даже предположить не мог, насколько долгий. И насколько неприятный.
* * *
— Нас преследует злой рок. Более внятных и разумных объяснений у меня попросту нет. Если монастырский иллюминатор [20]надумает изобразить аллегорию невезения и неудачливости, наши персоны идеально подойдут для этой цели. Словно прочу навели!
— В иное время и в ином месте я бы вам попенял за недостойные священнослужителя предрассудки, — сказал Рауль, — но тут склонен согласиться. Отслужите молебен во избавление.
— Думаете, поможет?..
К двенадцати мертвым телам в замке добавилось тринадцатое — сам хозяин, рыцарь Одилон де Вермель, прискакавший из Арраса между секстой и ноной. В верхние покои его вначале не пускали, брат Ксавьер попытался объяснить, что необходимо подождать, не мешая следователям инквизиции, но его милость не слушал. Прорвался в жилые комнаты.
Увидел.
Несколько мгновений спустя мессира Одилона не было в живых — по словам вбежавших вслед монахов, он побагровел, выкрикнул (буквально!) «Негодяй! Своими руками…», осекся на полуслове и упал замертво.
Ictus morbus, как определил Рауль. Апоплексия, удар из–за прилива крови к голове. Мгновенная смерть.
Когда о происшедшем доложили Михаилу Овернскому, преподобный изрек несколько эмоциональных словечек, о существовании которых благочестивый брат–доминиканец и знать–то не должен, не то, что произносить сии речения вслух без единой ошибки. Громко пообещал сослать Ксавьера д’Абарка и его assistentes на пожизненное покаяние куда–нибудь к дикарям, в языческую Литву, за которой, как известно, край мира и вечные льды.
— По вашей нерадивости потерян ценнейший свидетель! Что надо было сделать в первую очередь? Правильно — до–про–си–ть! Не обращая внимания на душевное состояние! Как теперь прикажете истолковать возглас «негодяй»? Кто этот негодяй? Вы способны ответить? Нет? Никто теперь не способен!
Рауль вспомнил о «Книге Анубиса», но сдержался и своих услуг не предложил: хватит непредсказуемых опытов. Чем чаще заглядываешь за Грань, тем выше вероятность оттуда не вернуться.
— Что мы имеем в итоге? — сказал брат Михаил, осмотрев тело Вермеля. — Первое: не исключается причастность к нападению конных призраков Охоты, которые вовсе не так призрачны, как считалось раньше — клинки у них настоящие. Второе: кажется, мы подобрались к разгадке секрета «адских псов»: доказательством тому тело ликантропа. Наконец, третье. Мессир Одилон несомненно имел в виду некую конкретную личность, ему знакомую… Брат Ксавьер, брат Валерий, брат Теобальд! Когда вернемся в Аррас, перевернуть город вверх дном, отыскать ближних и дальних знакомых рыцаря де Вермеля, узнать о нем всё. В средствах не стесняться, записывать любые слухи и сплетни! Сейчас же допросите приходского кюре, деревенские священники видят и знают многое.
— Тайна исповеди, — напомнил д’Абарк. — Правила Четвертого Латеранского собора. Кюре может…
— Ничего он не может! Обязан рассказать по требованию инквизиции, представляющей высшую власть Церкви! Папскую индульгенцию ему пообещайте, наконец.
Вскоре объявились братья–миряне, с докладом и неожиданной добычей — крестьянской девкой, везомой на крупе лошади одного из братьев ди Джессо. Руки у девки были связаны.
