Новейшая оптография и призрак Ухокусай - Мерцалов Игорь (книги хорошего качества .TXT) 📗
— И как же было мне не выиграть, коли половина города Свинтудоева ловит? — спросил леший, вынимая карточку Сударого и записывая номер книги.
— А другая половина ловит слухи о нем, — добавил Бульбараш. — Однако надо сказать, до Кофегущина пока еще никто не добирался, вы первый, кто заинтересовался трудами классиков.
— В основном спрашивают «Всемирную историю фантомов» или «Призрачные рассказы», — подтвердил библиотекарь, не отрываясь от своего занятия.
— А то и вообще «Код фантома», — добавил библиотечный. — Барышни в основном «Призраком варьете» зачитываются. И все это из-за пары укушенных ушей, за которые, откровенно говоря, еще неизвестно, кто в ответе.
— Вы, стало быть, не верите в призрака Свинтудоева? — спросил Сударый у библиотечного, но первым ответил ему леший:
— Помилуйте, сударь, я призраков хорошо знаю, навидался. Не ведут они себя так. Да вот хоть Бульбараша возьмите — он ведь не урожденный библиотечный, он из призраков родом.
— Верно, — подтвердил товарищ библиотекаря. — При жизни я был переписчиком и очень свою работу любил, так и в посмертии при книгах остался. Долго ли, коротко ли, как говорится в фольклоре, предложили мне место библиотечного, ну я и преобразовался. Потому со всей ответственностью могу подтвердить: призраки так себя не ведут, как Свинтудоеву приписывается. Однако же я в него верю.
Леший от удивления даже перо мимо пенала положил.
— Как так?
— Именно, Скорень Дубравич, верю. Судите сами: если никто не может поймать призрака, значит, он не такой, как все. А какой же тогда? Совершенно ясно, что из таких же, как я, из преобразовавшихся.
— Из кого же и в кого он, по-твоему, преобразовался?
— Из Свинтудоева, конечно, — невозмутимо ответил Бульбараш. — А вот в кого — не скажу. Сие для меня тайна.
— Глупости, — почему-то рассердился библиотекарь и, вручая книгу Сударому, заявил: — Если хотите знать мое мнение, милостивый государь, так этого ночного ухокусателя следует искать среди иноземцев. Это нашего призрака сравнительно просто можно углядеть и уловить, за века приемы отработаны. А вот, скажем, духи страны Рассветной или Древнего Барберона…
— Эка ты хватил, душа деревянная! — рассмеялся Бульбараш. — Где Спросонск, а где Древний Барберон! Нынче в обед три тысячи лет, как его нет, — вот и весь ответ, — щегольнул он рифмой.
— Барберона нет, а артефакты есть. И куда их записать прикажешь? В классификации Кофегущина для них даже места не нашлось.
— Разумеется, не нашлось, ведь Кофегущин был человеком вменяемым. Если нечто на три четверти описывается как голем и лишь на четверть как призрак, то разумнее отнести это к големам, а не к призракам, независимо от филологической традиции.
— Ну пусть голем или болван языческий, — согласился вдруг Скорень и предложил: — А вот спорим, что этот ухогрыз из них, а никакой не преобразовавшийся?
Сударый взял книгу, упрятал ее под зимнее пальто и попрощался.
— До свидания, сударь, заходите еще, — отозвался Бульбараш и сказал лешему: — Нет, дружище, спорить с тобой невозможно, ты сверхъестественно удачлив.
— А на шоколадку? — коварно спросил библиотекарь. — Доброго здоровьичка вам, сударь…
Уходя, Сударый слышал за спиной:
— На шоколадку — спорим. Как проверять будем?
— Да как все, что мы, не спросончане, что ли? Пойдем по улицам гулять, глядишь и отловим ухогрыза.
— Э… в смысле — кто вернется без ушей, тот и пари проиграл?..
ГЛАВА 3,
в которой мы узнаем кое-что о настроениях в Спросонске
Перед уходом Вереда, как и собиралась, приготовила ужин. Готовить она, похоже, умела, но, поскольку не слишком хорошо ориентировалась на кухне у Сударого, деятельность ее свелась к раздаче указаний, а мыть крупу, резать тыкву, ставить котелок и проч., и проч. пришлось Персефонию с Переплетом. Впрочем, упырь не забыл упомянуть, что солила кашу Вереда собственноручно.
Сам он тоже поесть не отказался. Чтобы не терять время, оптограф с помощником поужинали по-простому тут же, на кухне, черпая кашу из котелка. Сударый рассказал о посещении библиотеки.
— Вы мне на ночь эту книгу оставьте, пока спать будете, я поищу нашего проказника, — сказал Персефоний.
— Если хочешь. Только, боюсь, подобного существа может не оказаться у Кофегущина.
— Это как же так?
— Видишь ли, заслуга Кофегущина прежде всего в том, что он предложил базовые методы классификации. Круг призраков у него оказался весьма узок, промежуточные или, как еще говорят, смешанные формы из него решительно исключены.
— Тогда зачем же вы эту книгу взяли? И так понятно: тот, кого мы ищем, не из обычных фантомов.
— Ну, во-первых, вдруг да повезет. Во-вторых, мне не мешает освежить в памяти эту классификацию, я ведь давно уже не имел с ней дела, начал забывать. А в-третьих, у Кофегущина приводятся также классы взаимодействия между слоями реальности — вот это уже может оказаться полезным.
Персефоний со вздохом развел руками:
— К сожалению, для меня все это лес густой. Разъясните доступно: можно ли поймать невидимого призрака с помощью новейшей оптографии?
— Теоретически, конечно, можно. А вот практически…
Сделав знак молчать, Сударый торопливо похлопал себя по карманам. Записная книжка была на месте, а вот карандаш он, видимо, забыл где-то в лаборатории.
— Практически это почти невыполнимо… — медленно произнес он.
Персефоний, поняв, быстро огляделся и, приметив огрызок карандаша, невесть как очутившийся на подоконнике, протянул его Непеняю Зазеркальевичу, и тот принялся писать, объясняя в промежутке между фразами:
— Ведь для того чтобы… зафиксировать призрака… придется по всему дому таскать камеры… Ему достаточно будет выплыть из кадра…
Закончив писать, он протянул блокнот Персефонию и подождал, почесывая карандашом ухо, — тоже по студенческой привычке.
«Сложность, главным образом, в том, что ему ничего не стоит нас подслушать. Поэтому постараюсь говорить обтекаемо, пока слушай, а потом что-нибудь придумаем», — прочитал упырь и поднял глаза на Сударого.
— Невозможно представить себе существо, которое не оставляло бы в реальности никаких следов, — тут же заговорил оптограф. — Однако реальность, как известно, разделяется на три основных плана: физионис, он же материально-физический, он же предметный или вещный; психономис, он же индивидуально-психологический; аврономис, он же духовно-сущностный, или ауральный.
— А я слышал, их больше, — вставил Персефоний. — План сновидений, например…
— Да, я назвал только три базовых, с которыми, кстати, и имеет дело оптография. Но с остальными планами уже не все так просто. К примеру, этологический план умозрителен и непостижим. Иногда его соотносят с Божественным планом, но для нас это ничего не меняет, потому что в любом случае он остается умозрительным и непостижимым. Что касается плана сновидений, то до сих пор не решено, считать его самостоятельным или только инвариантом психономиса. Кроме того, каждый план разделяется на уровни и подуровни, что еще более усложняет картину…
Еще минуту или две Сударый пересказывал первую главу «Философии магии», как сам ее помнил. Между делом написал в блокноте: «Надеюсь, призрак уже соскучился слушать», — показал Персефонию и продолжил:
— Взаимодействие уровней и подуровней применительно к оптографии представляет особую сложность: с увеличением диапазона съемки мы получаем пропорциональное снижение качества ввиду наложения многоярусных образов реальности… — Упырь уже явно потерял нить лекции, но честно слушал. — Совершенствование светочувствительных эмалей, углубление временного потенциала несущих пластин и расширение зоны действия заклинаний нередко вызывают необходимость нарочно ограничить диапазон съемки, поскольку впоследствии бывает невозможно разделить сложившиеся планы и различить причинно-следственные связи в смешанном изображении…
«Внимание!» — написал он, показал помощнику и в том же тоне заключил:
