Разведчик с Острова Мечты - Тихонов Алексей (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
— А как же Опринья?
— Опринья — помощник Ряжа. Например, сегодня Ряж в отъезде, Опринья замещает. Иногда ему поручаются некоторые затеи, по преимуществу с мелонгами. Очень уж зол на них.
— Тогда кто Бархат?
— Уже столкнулся? — хмыкнул Эркол. — Вездесущая личность.
— Бархат — третий наш атаман, — продолжал Ретси. — У нас его за глаза называют иностранным министром Ааля.
— Попробовал бы кто-нибудь ляпнуть подобное в глаза, — хохотнул Эркол, — вмиг бы сделался на голову короче.
— Бархат — фигура сильная и авторитетная. Даже не скажу точно, чем таким важным он занимается, но в ватаге считается вторым после Ааля человеком.
— А чего тут гадать? По слухам, на нем завязаны все наши осведомители и верные людишки в округе. Он же, если требуется, ведет от имени Ааля переговоры с другими ватагами.
Ретси хмуро посмотрел на товарища:
— Чем бы Бархат ни занимался, юноша, занятия эти особо серьезные и тайные. Посему плести об них языком, множа чужие слухи, — занятие рискованное. И ты, Шагалан, имей в виду.
— Что, тоже могут на березе подвесить?
— Скорей уж, береза нечаянно сверху упадет, — беззаботно фыркнул Эркол. — Для Бархата — более привычная манера.
— Мне он показался мрачным и подозрительным.
— Вот-вот, он такой и есть, очень точное наблюдение. Помяни мое слово, самое разумное — держаться от него подальше. Хитер, чертяка, и проницателен. По части вытаскивания истины наружу ему равных нет. Помнишь ту историю с акробаткой из Даурса, Ретси?
— А у вас есть связи и с другими ватагами? — Шагалан не дал приятелям отойти от темы.
— Еще бы! Месяца не проходит, чтоб не заявились какие-нибудь окрестные оборванцы. Да и как иначе? При той славе, которая тянется за Аалем, любой будет искать с ним союза.
— И что Ааль? Привечает их?
— Безусловно. По правде сказать, мысль эта про объединение повстанческих сил стала у атамана… навязчивой. — Эркол отреагировал на сердитые взгляды и жесты Ретси лишь понижением голоса. — Он до сих пор не излагал ее тебе? Обязательно услышишь. Мы внимаем таким речам регулярно, оскомину набили.
— Разве идея с объединением плоха?
Эркол отмахнулся, потом вздохнул не без горечи:
— Идея плоха только тем, что никогда не претворится в жизнь.
— Значит, так вы тут и обретаетесь? — Шагалан окинул взором немного приунывших друзей. — Сразу под тремя атаманами?
Ретси не успел и рта раскрыть, как Эркол придвинулся поближе к новичку и быстро заговорил, срываясь на шепот:
— По совести, атаманов у нас вообще четверо. Хотя главенства Ааля никто, конечно, не оспаривает.
— Даже четверо? Богато, ребята. И кто же четвертый?
— А Бог ведает. Нет, честно: ни я, ни кто из приятелей его никогда не видел.
— Это как же?
— А вот так.
Шагалан заметил, что Эркол вздрогнул и боязливо оглянулся. Его бледное лицо побледнело еще больше, проступили следы редких оспинок.
— Понимаешь… было несколько казней. В том году и нынешней весной. Вешали парней вроде бы за попытки сторговаться с мелонгами. В чем там подоплека дела, не знаю, только откровенно оно нечистое. Возможно, не стоило бы и рассказывать…
— Вот именно, — хмуро подтвердил Ретси.
— Но Шагалану ведь надо соображать, куда попал! Короче, казни тогда проводили приказом некоего четвертого атамана. Кто он, где и откуда взялся — тайна. Все недоумевали, но сразу почуяли — требовать разъяснений себе дороже выйдет.
— Однако ваше привидение должно было назваться в тех приказах, — предположил разведчик.
— Он и назвался. Царапа. Весьма показательная кличка.
— Да уж, загадка из странных. И что сами об этом думаете?
Ретси, явно обиженный вытеснением из беседы, ухватился за плечо собравшегося ответить друга.
— У ребят две версии, — говорил он так же глухо, едва слышно. — Одни считают, Царапа — кличка Бархата. То есть когда нужно провернуть что-либо особо грязное, вдобавок за рамками обычных интересов, он выдает собственные приказы за чужие. Правдоподобно: Бархат в средствах отродясь не стеснялся, а со своей агентурой вполне мог разоблачить предательство.
— Похоже. А вторая версия?
— Кое-кто полагает, будто этот Царапа — наш человек у мелонгов или у губернатора. Оттуда и сведения об измене. В лесу он вообще никогда не появлялся, потому его никто и не знает. Дескать, достаточно послать Аалю весточку, а тут уж прочие атаманы все от его имени устроят. Разумно?
— Пожалуй. Гляжу, вам, ребята, здесь скучать не приходится. Загадка на загадке…
— А как же. Жизнь кипит и явная, и потаенная. Только послушай доброго совета, Шагалан: не пытайся сунуться в ее скрытые потоки. Обварит любопытный нос по самые плечи.
Они сидели на останках телеги, подпирая спинами заднюю стену кухни. Дождь совсем перестал, вместе с ним присмирела и боль под темечком. По задворкам, заросшим бурьяном, шелестел мягкий теплый ветер. Приятная истома накатывала все настырнее. Шагалан вдруг осознал, что его неудержимо клонит ко сну, — видимо, сказывались беспокойная ночь и бурное утро. Голоса дружков, давно уведших разговор на мелкие повседневные темы, пересуды с воспоминаниями, начали плавно затихать и отдаляться. Напряжением воли он выдернул себя из волн дремы, вскинул голову.
— Разморило? — улыбнулся слева Эркол. — После обеда оно самое подходящее.
Справа Ретси сосредоточенно возился с чем-то на колене.
— Ты не стесняйся, Шагалан, — изрек, не оборачиваясь. — Хочешь, ступай в дом, ложись и выспись нормально. А то вечером затевается большая гулянка, силы потребуются.
Разведчик подавил зевок:
— А где там ложиться? Вроде бы собирались место выделить.
— Ерунда. Пока народу мало, занимай любое. До вечера разберемся, чаю, кое-кто наверняка туда ночью не вернется. — Он многозначительно подмигнул. — А дерзнут ерепениться — не тушуйся, осади жестко. Ведь сумеешь?
Лишь тяжело поднявшись на ноги, Шагалан понял, чему с таким увлечением предавался Ретси. На его колене расстилался широкий лист какого-то растения. Ловкими умелыми движениями ватажник высыпал на него горсть желтоватой трухи из мешочка, соорудил аккуратную, вытянутую поперек горку и принялся бережно скручивать лист. Расползавшуюся труху приходилось то и дело поправлять. Скатав трубочку, Ретси подогнул ей концы и оглянулся на приятелей весьма гордый собой.
— На этот раз здорово получилось! Шагалан, поучаствовать не желаешь?
— Веселинка?
— Она самая. Качество отменное, не сомневайся.
Разведчик подцепил с колена Ретси несколько оброненных крупинок, растер пальцами, понюхал. Произнес с прохладцей:
— Впрямь отменное. Мигун неплохо поработал. Только я говорил — не употребляю.
— Брось, Шагалан! — На раскрасневшемся лице Эркола играло предвкушение праздника. — Снадобье совсем легкое, а удовольствия полно. Не бойся, попробуй!
— Не боюсь, но не хочу. — Ответ был вовсе без следа эмоций.
— Ну, как знаешь. — Ретси пожал плечами. — А то мы бы поделились запасами.
— Спасибо. Как-нибудь в другой раз, — хмыкнул Шагалан и двинулся прочь.
За спиной часто защелкало огниво. Дойдя до угла кухни, юноша на секунду оглянулся на тесно склонившихся к едва тлеющей трубочке приятелей. Призрачное облачко дыма витало над ними, даже на расстоянии чувствовался слабый сладковатый аромат. Каждый поочередно делал жадную затяжку, откидывался назад выдохнуть струйку дыма и гнулся за свежей порцией. Сам Шагалан ни разу до сей поры этого состава не курил, хотя слышал о нем немало.
Волею Творца сгинуло в веках имя человека, кому первому пришла в голову мысль попробовать неприметную сероватую травку-балочницу. Исстари она, заполонявшая сырые темные овраги, с успехом применялась в качестве лекарства, входила во множество знахарских рецептов, благо запасы исчислению не поддавались. Полагали, будто ее отвар снимает всяческие боли, взбадривает тело и разум. Однако стоило кому-то безвестному поджечь высушенную траву, как эффект получился ошеломляющий: привычная безобидная травка оказалась мощным дурманом. Надышавшийся дыма человек не терял сознания, но впадал в беспричинную безудержную радость. Он мог петь и хохотать как безумный или, наоборот, ошалелый сидеть неподвижно, улыбаясь внезапно радужному миру вокруг. Через полчаса-час все улетучивалось, возвращалось на законные места, краски тускнели, звуки глохли, сохранялась только память о прошедшем взрыве да потаенное желание пережить его вновь. Чудодейственная трава прекратила быть балочницей и обернулась веселинкой. Круг ее почитателей быстро рос год от года, отповеди Церкви гремели втуне. Да и как унять пагубу, если благородные полководцы нередко одаривали перед боем каждого воина затяжкой для храбрости? Мало того, невероятная распространенность и немудреность обработки позволяли самому последнему бродяге или крестьянину-сермяжнику забыть на время горести своей непутевой жизни, упиваясь минутами беззаботного блаженства. И кому какое дело, что рядом зарастают брошенные поля и плачут голодные дети?
