Дочь Империи - Вурц Дженни (серия книг TXT) 📗
Чимака провожал взглядом эту немыслимую пару. Ему понадобилось приложить немалые усилия, чтобы не выдать собственное неудовольствие, когда Бантокапи, подогнув кривые ноги, неловко пристроился рядом с Марой на носилках Акомы. Привычное туповато-скучающее выражение его лица сменилось другим, которого ни разу не видел у него никто из присутствующих. Губы Бантокапи надменно изогнулись: неведомо откуда взялось высокомерие, граничащее с кичливостью. Пробуждалось нечто такое, что долго дремало у него в душе, - пробуждалась жажда власти, минутой раньше столь красноречиво отразившаяся на лице Джиро. Но для Банто это уже было не мечтой, а осязаемой явью. И прищур его глаз, и самоуверенная улыбка недвусмысленно предупреждали: он скорее даст себя убить, чем позволит этой. власти выскользнуть из своих рук. И Текума услышал шепот первого советника:
- Надеюсь, господин, что ты окажешься прав. Властитель Анасати не обратил внимания на слова советника: необходимость терпеть все неудобства парадного одеяния отнимала у него последние силы. И пока совершались многочисленные формальности, и потом, когда ритуал обручения подошел к концу и спутники Мары покинули зал, Чимака наблюдал за бантами на спине у хозяина и видел, как подрагивают их крылья, выдавая дрожь сдерживаемой ярости Текумы. Первый советник властителя Анасати знал: если орла на время спеленать мягкой тканью, он все равно останется орлом.
Накойя с трудом превозмогала усталость. Возраст и напряжение долгого дня давали о себе знать. Утомительная дорога, жара в парадном зале и потрясение от сюрприза, который преподнесла им всем Мара, довели старую няню до предела изнеможения. Однако она была дочерью народа цурани, служила дому Акома и исполняла роль первой советницы; ее могли вынести из зала в бесчувственном состоянии, но она не опозорит свой дом, попросив разрешения удалиться.
Традиционное празднество по случаю помолвки было роскошным, как и подобало для отпрыска семьи Анасати. Однако никто не мог бы сказать с уверенностью, что именно сегодня празднуют. С самого начала увеселений Мара оставалась тихой и незаметной; ничего мало-мальски значительного она не произнесла. Ее офицеры - Кейок, Папевайо и Тасидо - строгие и собранные, как на дежурстве, не расслаблялись ни на минуту, почти ничего не ели и не пили. И за то уже спасибо, думала Накойя, что хоть ветерок поднялся. Теперь в парадном зале было просто тепло, а не так удушающе жарко, как в дневные часы.
Всеобщее внимание было приковано к столу, где сидели люди из Акомы. В доме властителя Анасати каждый гость был либо его союзником, либо состоял при его дворе, и все пытались догадаться, какие именно соображения скрываются за странным выбором Мары. Со стороны все это выглядело так, как будто Мара пожертвовала властью над собственным домом, заполучив взамен гарантии безопасности. Такой шаг не заслуживал рукоплесканий, но и усматривать в нем только урон для чести тоже не годилось. Хотя Акома на многие годы попадала в зависимость от Анасати, не следовало упускать из виду, что в будущем какой-нибудь молодой властитель Акомы сможет снова возвыситься и самостоятельно разыграть свою партию в Игре Совета, заключив новые союзы. А до тех пор имя Акомы обретало защиту, без которой попросту не могло бы сохраниться. Однако для нынешнего поколения приверженцев Акомы помолвка Мары была горестным признанием слабости этого дома. Несмотря на летнее тепло, Накойя почувствовала, что ее знобит, и натянула на плечи шаль с бахромой.
Она взглянула туда, где во главе стола сидел Текума, и решила понаблюдать за ним. Властитель Анасати также вел себя во время праздника куда более сдержанно, чем можно было ожидать от человека, который только что одержал столь неожиданную и убедительную победу над давним соперником. Хотя для Бантокапи обретение власти над Акомой представляло грандиозный успех в Игре Совета, предстоящий брак тревожил Текуму не меньше, чем Накойю, хотя и совсем по другой причине. Он вдруг понял, что не знает собственного сына.
Накойя перевела взгляд на молодую пару. Казалось, что Бантокапи - единственный участник торжества, который воистину наслаждается жизнью. Целый час он накачивался вином и с пьяным упорством повторял братьям, что он ничем не хуже их. Затем он заорал, обращаясь к сидевшему напротив него Джиро, что теперь средний сын будет обязан кланяться младшему, где бы они ни повстречались. Судя по фальшивой, замороженной улыбке Джиро, можно было предсказать заранее, что он постарается доставлять себе такое удовольствие как можно реже. К концу вечера Бантокапи, упившийся до бесчувствия вином сао за обедом и акамелевой настойкой после, мог лишь бормотать нечто невнятное, уткнувшись в тарелку.
Накойя печально покачала головой. В первый же раз, когда счастливый жених громогласно объявил о своем превосходстве над Джиро, тот одарил Мару долгим и хмурым взглядом. Задолго до конца обеда стало ясно, что она нажила себе нового врага. Еще днем была минута, когда Джиро мог вообразить, что ему достанется титул властителя Акомы, и этого краткого недоразумения оказалось достаточно, чтобы почувствовать себя преданным и обманутым. То, что причиной его досады оказались неоправдавшиеся надежды, уже не имело значения. Всю вину он возлагал на Мару. Когда Текума приказал слугам обнести гостей вином сао для произнесения ритуальной здравицы, Джиро едва коснулся губами края своего кубка. Он покинул праздник в первую же минуту, когда это можно было сделать, не оскорбив присутствующих.
Внимание Накойи снова обратилось на властителя Анасати.
Текума долго и пристально всматривался в лицо Бантокапи, а потом что-то тихо сказал Маре, которая, в свою очередь, подняла глаза на будущего супруга и кивнула в знак согласия. Бантокапи заморгал, пытаясь уследить за полетом мысли собеседников, но, очевидно, был настолько пьян, что ничего не смог понять. Текума поговорил с Чимакой, и тот подозвал двух слуг. Когда прохлада наступившего вечера позволила Накойе перевести дух, два ражих детины отнесли в постель будущего властителя Акомы. Мара дождалась подходящего момента и попросила разрешения удалиться. Текума ответил коротким кивком, и все общество поднялось в прощальном приветствии.
Музыканты, весь вечер услаждавшие слух гостей, заиграли подобающую случаю мелодию; тем временем Мара пожелала всем доброй ночи. Вслед за ней встали со своих мест и ее спутники, и тут Накойя увидела приближающегося Чимаку.
- Вы скоро отправляетесь в обратный путь? - поинтересовался он.
- Завтра. Наша госпожа желает сразу же вернуться домой, чтобы можно было начать приготовления к свадьбе и к прибытию нового властителя.
Чимака развел руки в стороны, как будто показывая, что никаких затруднений не предвидится.
- Я засажу писцов за работу на всю ночь. Документы, скрепляющие помолвку, будут готовы к вашему отбытию; останется только подписать их. - Он сделал движение, словно собираясь отойти, но вдруг сказал с несвойственной ему искренностью: - Ради всех нас я хочу надеяться, что ваша юная властительница не сделала ошибки.
Застигнутая врасплох этой неожиданной откровенностью, Накойя все же уклонилась от прямого ответа:
- Могу лишь уповать на то, что боги сочтут возможным благословить этот союз. Чимака улыбнулся:
- Конечно, все мы на это уповаем. Ну что ж, тогда до утра?
Накойя кивнула и направилась к выходу, знаком подозвав двух охранников из отряда Акомы, еще остававшихся в зале. И пока один из слуг Анасати провожал советницу в отведенную ей комнату, она размышляла о неожиданных словах Чимаки и гадала, насколько глубоко скрыта в них правда.
Пыль вздымалась из-под ног марширующих воинов: кортеж Акомы медленно продвигался на соединение с остальными солдатами, ожидавшими их в лагере у моста на границе владений Анасати. Накойя держалась очень тихо, после того как вместе с Марой устроилась на подушках большого паланкина. Властительница о чем-то размышляла, но за советом не обращалась, и Накойя предпочитала не задавать вопросов. Даже возведенная в высокий ранг первой советницы, она не смела ничего предлагать, пока ее об этом не попросят; однако старая нянька могла, по крайней мере, сделать так, чтобы ее сомнения были услышаны. Образ пьяного, грубого Бантокапи, каким он себя показал минувшим вечером, маячил перед ее мысленным взором, когда она с самым кислым видом обратилась к своей подопечной:
