Я - четвертый - Лор Питтакус (читать книги без сокращений txt) 📗
— Привет, красавчик, — говорит она.
Я оборачиваюсь и смотрю через плечо, притворяясь, что она сказала это кому-то другому. Потом поворачиваюсь к ней и спрашиваю, неужели она это мне. Она смеется.
— Глупый, — говорит она и бьет меня кулаком по руке перед тем, как прижаться и подарить долгий поцелуй. Я делаю глубокий вдох и чувствую запах еды: фаршированная индейка, сладкий картофель, брюссельская капуста, тыквенный пирог.
— Пахнет здорово, — говорю я.
— Мама весь день готовит.
— Очень хочется попробовать.
— Где твой отец?
— Задерживается. Скоро будет.
— С ним все в порядке?
— Да, ничего особенного.
Мы входим внутрь, и она ведет меня на экскурсию. Типичный семейный дом со спальнями на втором этаже, с мансардой, где находится комната одного из ее братьев, и со всеми жилыми помещениями — гостиной, столовой, кухней и еще одной общей комнатой — на первом этаже. Когда мы заходим в ее спальню, она закрывает дверь и целует меня. Я удивлен, но взволнован.
— Я ждала этого целый день, — мягко говорит она, отстраняясь. Она направляется к двери, но я притягиваю ее к себе и снова целую.
— А я жду, когда еще смогу тебя поцеловать, — шепчу я. Она улыбается и толкает меня в плечо.
Мы спускаемся по лестнице, и Сара ведет меня в просторную комнату, где два ее старших брата, приехавшие на выходные из колледжа, смотрят футбол вместе со своим отцом. Я сажусь с ними, а Сара уходит на кухню помочь матери и младшей сестре. Я никогда не увлекался футболом. Думаю, из-за того образа жизни, который мы с Генри ведем, я никогда не вовлекался ни во что, что лежало вне нашей жизни. Меня всегда заботило, как приспособиться к окружающему и быть готовым уехать куда-то еще. Ее братья и отец в школьные годы играли в футбол. Они любят его. И в этой игре отец и один из братьев болеют за одну команду, а второй брат — за другую. Они спорят, поддразнивают друг друга, радуются или стонут в зависимости от того, что происходит на поле. Они явно болеют годами может быть, всю жизнь, и получают большое удовольствие. И это заставляет меня подумать, что хорошо бы и нам с Генри иметь еще что-то общее, кроме моих тренировок и нашего бесконечного бегства и прятания, — что-то, чем мы могли бы вместе наслаждаться. Это заставляет меня желать, чтобы у меня были настоящие отец и братья, с которыми я мог бы общаться.
В перерыве между таймами мама Сары зовет нас ужинать. Я проверяю свой телефон — опять ничего. Перед тем как мы садимся за стол, я иду в туалет и пытаюсь позвонить Генри, но сразу включается голосовая почта. Почти пять часов, и я начинаю паниковать. Я возвращаюсь к столу, где все уже расселись. Стол выглядит изумительно. В центре — цветы, напротив каждого стула аккуратно разложены салфетки и приборы. Блюда с едой размещены по всему столу, а индейка стоит перед местом мистера Харта. Как только я усаживаюсь, в комнату входит миссис Харт. Она сняла передник и теперь одета в красивую юбку и свитер.
— Что слышно от твоего отца? — спрашивает она.
— Я только что ему звонил. Он… э-э-э… сильно опаздывает и просил нас не ждать. Он очень извиняется за причиненное неудобство, — отвечаю я.
Мистер Харт начинает резать индейку. Сара через стол улыбается мне, что улучшает мне настроение примерно на полсекунды. Все передают друг другу блюда, и я беру себе маленькие порции каждого. Не думаю, что я смогу много съесть. Я положил телефон на колени и включил вибратор, который даст знать о звонке или сообщении. Но с каждой секундой я все меньше верю, что что-то придет и что я когда-нибудь еще увижу Генри. Мысль о том, чтобы жить одному — с проявляющимися способностями и без кого-то, кто бы объяснил мне их смысл и тренировал меня, самому убегать и скрываться, самому искать свой путь, самому сражаться с могадорцами, сражаться до тех пор, пока они не потерпят поражение или я не умру, — эта мысль ужасает меня.
Ужин кажется бесконечным. Время снова медленно тянется. Семья Сары засыпает меня вопросами. Никогда прежде я не оказывался в ситуации, когда так много людей задают мне так много вопросов за такое короткое время. Они спрашивают о моем прошлом, о местах, где мы жили, о Генри, о моей матери — как всегда, я отвечаю, что она умерла, когда я был совсем маленьким. Это единственный из моих ответов, в котором есть хоть маленькая частица правды. Я даже не представляю, насколько мои ответы осмысленны. Кажется, что телефон на моей ноге весит полтонны. Он не вибрирует. Просто лежит.
После ужина и перед десертом Сара просит всех выйти во двор, чтобы она могла пофотографировать. Когда мы идем, Сара спрашивает, не случилось ли чего. Я отвечаю, что беспокоюсь о Генри. Она пытается меня успокоить и говорит, что все будет хорошо. От этого я себя чувствую только хуже. Я пытаюсь представить, где он и что делает, и единственная картина, которая всплывает при этом в моем сознании, это что он стоит в ужасе перед могадорцем и знает, что скоро умрет.
Когда мы собираемся для съемки, я начинаю паниковать. Как мне добраться до Атенса? Я мог бы бежать, но трудно будет найти дорогу, особенно потому, что придется избегать главных дорог с их потоком автомобилей. Я мог бы поехать на автобусе, но это будет слишком долго. Я мог бы попросить Сару, но тут пришлось бы слишком много что объяснять, в том числе то, что я инопланетянин, что, как я думаю, Генри схвачен или убит враждебными инопланетянами, которые ищут меня, чтобы убить. Не самая хорошая мысль.
Пока мы позируем, я отчаянно хочу уйти, но надо это сделать так, чтобы не разозлить Сару или ее семью. Я концентрируюсь на камере и смотрю прямо в нее, тем временем придумывая предлог, который вызвал бы меньше всего вопросов. Теперь я уже целиком охвачен паникой. У меня начинают дрожать руки. Они становятся горячими. Я опускаю глаза, чтобы посмотреть, не светятся ли они. Нет.
Но когда я снова поднимаю глаза, то вижу, как в руках у Сары трясется камера. Я понимаю, что каким-то образом это сделал я, но понятия не имею, как или что я могу сделать, чтобы это остановить. У меня по спине пробегает дрожь. Перехватывает дыхание, и в тот же момент объектив камеры с треском разлетается вдребезги. Сара кричит, потом опускает камеру и в недоумении смотрит на нее. У нее открывается рот и глаза наполняются слезами.
Родители бросаются к ней, чтобы убедиться, что она не пострадала. Я стою в шоке. Я не знаю, что мне делать. Мне жаль ее камеру и жаль, что она огорчена, но я также пребываю в волнении от того, что ко мне явно пришел телекинез. Смогу ли я его контролировать? Генри будет вне себя от радости, когда узнает. Генри. Паника возвращается. Я сжимаю пальцы в кулаки. Мне надо выбраться отсюда. Мне надо его найти. Если он у могадорцев, хотя я надеюсь, что нет, я убью всех этих тварей, только бы его вернуть.
Быстро подумав, я подхожу к Саре и увожу ее в сторону от родителей, которые рассматривают камеру, пытаясь понять, что с ней случилось.
— Я только что получил сообщение от Генри. Мне очень жаль, но мне надо уйти.
Она явно расстроена, смотрит то на меня, то на родителей.
— С ним все в порядке?
— Да, но мне надо идти — я ему понадобился.
Она кивает, и мы нежно целуемся. Надеюсь, это не в последний раз.
Я благодарю ее родителей, братьев и сестру и ухожу, пока они не успели задать мне слишком много вопросов. Я прохожу через дом и, выйдя из него, сразу начинаю бежать. Я держусь того же маршрута, что и раньше, когда бежал сюда. Бегу в стороне от дорог, среди деревьев. Через несколько минут я уже вернулся. Я слышу, как Берни Косар скребется в дверь, и спринтую по дорожке к дому. Он явно взволнован, как будто тоже чувствует что-то дурное.
Я иду прямо в свою комнату. Достаю из сумки бумажку с адресом и телефоном, которую Генри дал мне перед отъездом. Набираю номер. Включается автоответчик: «К сожалению, этот номер отключен или больше не работает». Я смотрю на бумажку и набираю номер еще раз. Та же запись.
— Черт! — кричу я. Пинаю стул, и он летит через всю кухню в гостиную.
