Убить Ланселота - Басирин Андрей (библиотека электронных книг .txt) 📗
Девочка с черными косами требовательно дернула стрелка за штанину:
– Вы видели чудище? Какое оно? Вы с ним дрались?
Детский гомон стих. Булочница хлопотливо всплеснула руками:
– Не слушайте их, господин Ланселот! Они еще маленькие, понимаете? – засуетилась она. – Если их услышат шпионы шарлатана, случится что-то нехорошее. Их упрячут в тюрьму. Уйдите, прошу вас!
– Брысь, жиртрестка! – рявкнула Инцери. – Жопа в башмаках.
На это у толстухи ответа не нашлось. Ее щеки затряслись, словно студень.
– Сударь!… Сударыня!…
– Но что случилось с чудищем? – спросил белобрысый бутуз. – Чудище? Вы его убили?
Хоакин присел на корточки – как тогда, в пещере. Заглянул в требовательные глаза мальчишки.
– Да, – ответил он, – Чудища больше нет. И никогда не было.
– Значит, бояться некого?
– Некого.
Звенящие детские голоса взмыли в безоблачное небо:
– Чудища нет. Некого бояться!
– Ланселот убил зверя великого!
– Урра!!
Вот и все… Дети прыснули в разные стороны, сверкая босыми пятками. Путешественники остались одни.
– Бахамот мертв! – неслось над домами. – Мертв!
Хоакин и Лиза переглянулись.
– Это мое первое жертвоприношение, – сказала Фуоко. – И такое удачное. Знаешь, Хок. Я хочу сказать тебе одну вещь.
– И я тоже, Лиза.
– Да поцелуйтесь же вы, бестолочи! – Маггара вспорхнула над их головами. – От смерти спаслись все-таки. Инцери, не подглядывай.
Глава 7
ВСЕМИРНЫЙ БЕСПОРЯДОК ВЕЩЕЙ
Межнациональные различия на Терроксе проявляются очень ярко. Вы никогда не спутаете доннельфамца и варвара из Аларика. Тримегистиец и анатолаец могут говорить на одном языке, но вы никогда не смешаете одного с другим.
Тем не менее, когда настает время Ланселота, обитатели всех земель реагируют одинаково. Они дрожат и трепещут, сбиваясь в стаи вокруг своих зверей великих».
Вжих. Вжих. Вжи-и-их. Вжи-и-их.
Храм лениво разлегся среди кипарисов – белый и сверкающий, как рафинад. В этот утренний час пусто было на его ступенях. Только два жреца работали метлами, сгребая пыль, нанесенную упрямым анатолийским ветром.
Вжи-и-и-их. Вжи-и-и-и-их.
Иго преосвященство не любит торопыг. И монахи не спешат. Да и зачем куда-то мчаться, куда-то бежать? Ведь время остановилось. Чтобы понять это, достаточно взглянуть на солнечные часы, укрепленные на фронтоне храма.
Солнечный луч передвинулся, но тень осталась на месте. Такой же, какой она была вчера.
И позавчера.
Неделю назад.
Год.
И неважно, туман на дворе или дождь. Стрелка солнечных часов указывает почти строго вверх. Без одной минуты двенадцать. Туда, где укреплена медная табличка с надписью: «Эра Чудовищ».
Вжи-и-и-и-и-и-йх.
– Что, не нашел, о угодный богам многохвальный брат Версус? – поднял голову первый жрец.
– Нет, о брат Люций. Увы мне, увы, горемыке.
Оба продолжили свое неспешное занятие. Домели каждый до своего края лестницы и вновь пошли навстречу друг другу.
– Может быть, в нише таится он, в той, что левее от входа? – предположил первый. – Или же скрылся вкорзине с бельем пропотелым и грязным.
Он поднял глаза к небу:
– Дай нам знамение, боже. Зацепку, намек… ну хоть что-то!
– Где воплощенье твое, – подхватил единоверец, – Укрывается с прошлой субботы?
Хлопнула дверь. Из храма вышел носатый молодец ввыцветших шароварах и драной оранжевой безрукавке. Плечи его сгибались под тяжестью пыльных ковров. Следом семенил толстячок в черной тунике с золотой каймой – храмовый эконом. Верхняя губа эконома почти касалась носа, отчего казалось, что он постоянно к чему-то принюхивается.
Жрецы-подметальщики опустили глаза. Эконома они побаивались, ибо поговаривали, будто он наушничает его преосвященству о малейших нарушениях устава. Человек, которого зовут Полифемус-Пта-Уха-Гор, в Анатолае всегда будет чувствовать себя чужим. Имя Полифемус-Пта-Уха-Гор способно сломать размер любой строки. А как, не наушничая, продвигаться по иерархической лестнице, если братья-единоверцы обращаются к тебе: «Эй, добрый брате, чье-имя-ни-как-не-запомнить?»
– Ушел, о пройдоха с лицом, оскверненным пороком, – проводил его взглядом Люций. – Будут к нам боги щедры – надо быть, не вернется к вечерне.
– И как преславно то будет, мой брат, как живительно славно.
Жрецы переглянулись. Небольшое усилие – и необходимость общаться гекзаметром отброшена. Так пес сдирает с морды постылый намордник.
– Его преосвященство сегодня видел? – спросил Версус.
– Нет.
– В том-то и дело. – Жрец шмыгнул носом. – Исчез старикан.
– ?
– Надо думать, на сходку Дюжины отправился. И Катаблефаса с собою забрал…
Кусты подозрительно шевельнулись. Брат Версус, не моргнув глазом, продолжил:
– …зверя великого, в нашем живущего храме.
– Думаешь, камень тоже там?
– Без камня Катаблефас скучает. Помяни мое слово – мы зря ищем. День, другой… Его преосвященство вернется, и камень тоже. Глазом моргнуть не успеем.
Ветви орешника вновь закачались. Жрецы напустили на себя мрачный вид и взялись за метелки.
– …сохрани и верни, ну хотя бы к обеду, – забубнил брат Люций.
– …коли утратили мы, так пошли же нам дар предвиденья, – вторил ему брат Версус.
…Беспокойство жрецов вполне объяснимо.
Они ищут бога.
Священники любят искать бога. Это их основное занятие. Но тут случай особый. Жрецы поклонялись квинтэссенцию всего сущего [3], иначе говоря философствующему камню. Тому самому, с которым любит вести беседы анатолайское чудище Катаблефас.
Жизнь по соседству с богами тяжела. Жрецы и священники постоянно чувствуют на себе испытующий взгляд. «А не сотворил ли ты себе кумира? – спрашивает он. – Не поклоняешься ли златому тельцу? Праведен ли?» Приходится постоянно оправдываться: не сотворил, не поклоняюсь, не грешу. Но это все окупается. В конце-то концов, мы здесь, а они там.
Другое дело – квинтэссенций. Он вездесущ. Он не имеет постоянной формы и лежит на алтарной полке. Ему плевать на других богов, потому что он знает, из чего все сделано. Жрецы, алтари, другие боги. Любимое его развлечение – притвориться нестираной тогой.
Или дохлой крысой. Или миской протухшей каши. Спрятаться и наблюдать, как жрецы ищут его.
Люций и Версус ничего не имеют против. Поиски абсолюта для них праздник, бегство от скучной храмовой жизни. Жрецы рыщут по храму, заглядывают под молитвенные коврики, ищут в вазах и кувшинах. Для них не существует запретных мест. Кухня, любая келья, даже пещера Катаблефаса – бог может оказаться везде.
Рано или поздно его находят – чтобы вновь утратить. Но в этот раз вышло иначе. Ни в одном из своих излюбленных мест квинтэссенций не появился.
Жрецы переглянулись.
– Думаешь ты, что, возможно, бунтарь тот проклятый виною? – вполголоса поинтересовался брат Люций.
– Коли повинен тут кто, так уж он, не иначе. Подумай!
Быстрый взгляд – вправо, влево. Нет ли соглядатаев? Губы Версуса приблизились к уху единоверца.
– Он убил тримегистийского зверя. Говорят, он собирается прекратить Эру Чудовищ.
Жрецы посмотрели на солнечные часы. Тень не шелохнулась.
– И зовут его…
– Мне уже доложили. Господин Хо Хи Исе Со.
Начальник стражи опустился на одно колено:
– Император проник в самую суть вещей. Может ли недостойный добавить еще кое-что?
За окном летели журавли. Одинокая сосна пыталась поймать растрепанной верхушкой облако. У подножия горы алела черепицей многослойная крыша пагоды.
– Говори, мой верный слуга.
– В этом человеке воплотилась душа великого воина Лян Цзы Ло Тэ. Так утверждают мудрецы.
Синский император огладил бороду. Лян Цзы Ло Тэ? Это многое объясняет. Трон Сины стоял на облаке. Даже самому высокому человеку приходилось задирать голову, разговаривая с повелителем. И вот впервые в жизни император почувствовал, насколько это неудобно.
3
Террокс отличается от нашего мира. Он создан из пяти элементов: земли, воды, огня, воздуха и квинтэссенция. Важно помнить, что квинтэссенций мужского рода. Этим объясняются многие странности Террокса. Например, материя нашего мира инертна. Она всеми силами стремится к порядку и чистоте. Стремится к тому, чтобы энтропия была локализована в мусорном ведре, холодильник заполнен продуктами, а дети – сыты, одеты и играли на скрипке. Мятежный дух квинтэссенция, наоборот, одержим анархией. Потому на Терроксе так сильна магия.
