Ночная охотница - Осипов Сергей (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
– Похоже, ты всерьез настроилась бежать отсюда.
– Наконец-то до тебя дошло!
– И как ты собираешься это сделать? Начнем с охранника в коридоре…
– В том доме, где тебя держали Лиза, Покровский и Компания, был не один охранник. Их было много, у них было оружие. Ты справился.
– У меня сейчас не то настроение, чтобы разносить «Оверлук»… И это все-таки Лионея, здесь принято вести себя прилично. Со мной хорошо обращались, так что было бы свинством с моей стороны…
Он замолчал.
– Что? – спросила Настя.
– И вообще, уже поздно об этом думать.
– Почему это?
– Потому что лучше будет всем пойти спать, – сказал Армандо, входя в номер. – Это убережет вас от ошибок. Кстати, – это было адресовано персонально Насте. – Я не нашел сумочку. Может быть, ее не было вообще?
– Может быть, – пробормотала она. – Но ты должен был искать ее немного подольше.
– Извините, – сказал Армандо, даже сейчас не допустив в голосе ни грана иронии. Милый, спокойный, молчаливый.
Когда Иннокентий ударил его по голове хрустальной пепельницей, он молча и спокойно рухнул на ковер. Стоявший в коридоре охранник отреагировал на шум и заглянул в номер – Иннокентий схватил его за лацканы пиджака, втащил внутрь и швырнул об стену.
Настя остолбенела. Вот она и получила что хотела – злобное создание в мятых спортивных штанах, готовое проложить Насте путь из Лионеи куда угодно. Но почему нет радости, нет удовлетворения, а есть дрожь в коленях и есть страх, облизывающий ее своим холодным языком?
– Этого ты хотела? – спросил Иннокентий.
– Не совсем… – Настя невольно покосилась на окровавленную голову уткнувшегося в ковер Армандо.
– Будет жить, – успокоил ее Иннокентий. – И второй тоже. Все мы будем жить долго… Насчет «счастливо» – не уверен.
– Ты же сказал, что это будет свинство с твоей стороны?
– Я сказал, что поздно об этом думать, – сказал Иннокентий, отряхнув руки. – Самое время это делать. Удачное свинство – это всегда неожиданное свинство. А вообще, спасибо. Ты, конечно же, была права.
– Когда это я была права?
– Я не хочу еще сорок лет висеть в подвале у Гарджели. Это скучно и холодно.
– То есть мы…
– Мы уходим из Лионеи. Сейчас.
– Ладно, – сказала Настя, подумала, вынула из ушей серьги с бриллиантами, подарок Утера, и положила их на стол. – Так будет правильно…
– Ну да, – сказал Иннокентий, сгреб серьги со стола и положил себе в карман. – Так будет глупо. У тебя разве есть куча наличных денег? А нам они понадобятся, дорога-то длинная… Куда, кстати, ты собираешься ехать?
– Домой, – тихо произнесла Настя. – Я собираюсь домой.
ИНТЕРЛЮДИЯ НОМЕР ДВА
У слуги изо рта пахло гнилью и чесноком, однако винного запаха не было, поэтому князь не исполнил своего первоначального намерения и не отвесил слуге увесистой затрещины. Впрочем, это можно было сделать и позже. Слуги и затрещины относились к постоянным категориям в княжеской жизни; удивление же было редким гостем, и чем старше становился князь, тем реже удивляло его что-либо. Слуга же торопливым испуганным шепотом говорил о вещах, которые правильнее было бы назвать не просто удивительными, а чудесными. Поэтому князь встал из-за стола и пошел вслед за слугой, думая, что затрещины в случае обмана будет недостаточно; придется переломать глупому рабу ребра, чтобы знал, сколь тяжкий это грех: обещать чудо и не сдержать обещания.
У лестницы, что вела во внутренний дворик, стоял на страже Мурат, воин, хорошо знакомый князю по гарталийскому походу. Князь посмотрел в перечеркнутое шрамом лицо воина и понял, что ему следует поторопиться. Мурат выглядел озадаченным, и это было дурным знаком: когда воины начинают задумываться, они теряют свою силу, а вместе с ними теряет силу их господин. Князь намеренно кашлянул, Мурат встрепенулся, выпрямился и посмотрел на князя, как тому показалось, с надеждой. Какие бы сомнения ни запали в сердце Мурата, но воин ждал, что князь своим словом или делом изгонит их. Пока воин еще имел терпение ждать, но князь понимал, что подобное терпение имеет свои границы.
Слуга тем временем добрался до западной стены и остановился у сточной канавы, которая уходила через отверстие в стене за пределы дома, чтобы через несколько десятков шагов извергнуться в пустоту обрыва.
Князь тоже остановился и машинально обхватил пальцами рукоять кинжала. Слуга ждал приказаний, и князь жестом отправил его в дом. Слуга, постоянно оборачиваясь, удалился.
– Значит, ты все еще жив? – спросил князь.
– Ага, – сказал сидящий у канавы человек.
– Моя рука дрогнула вчера? Или мой меч был недостаточно острым?
– Нет, все было на высшем уровне, не сомневайся. Не казни себя, князь.
Последняя фраза прозвучала как насмешка, но князь сейчас меньше всего думал о насмешках.
– Тогда почему ты не умер?
– Я умер, князь. Ненадолго. Не навсегда. Я не умею умирать навсегда.
– Я научу тебя, – сказал князь и резко выдернул кинжал из ножен. Он знал, что за ним сейчас наблюдает Мурат, и, возможно, слуга, и, возможно, еще кто-нибудь, поэтому действовать следовало быстро и правильно.
Однако удивление все же проникло в его сердце, поэтому, уже выхватив кинжал, князь велел:
– Покажи мне свои раны…
Человек покорно распахнул халат, и князь увидел на его груди слева тонкую розовую полоску кожи, которая была совсем не похожа на след смертельного удара.
– Это совсем не так, как должно быть, – вырвалось у князя.
– Быстро затягивается, – с возмутительно-утешительной интонацией сказал человек. – Скоро и этого не останется. Как на собаке заживает.
– Потому что ты и есть собака, – самообладание вернулось к князю.
– Многие мудрецы ставят собак выше человека…
– Тогда они не мудрецы.
– Не сердись, князь, – заметил человек, которого князь убил прошлым вечером. – Просто ты должен понимать, что мир устроен немного сложнее, чем тебе кажется, глядя из твоего прекрасного дома…
– Разве? Давай проверим, – сказал князь, схватил человека за волосы, запрокинул его голову и перерезал горло. Кровь брызнула князю на руки, но он был даже рад, потому что кровь служила доказательством – это был всего лишь человек, и он был смертен.
Князь велел Мурату выбросить тело за ворота, и, когда это было сделано, князь с удовольствием отметил, что взгляд воина очистился от сомнений.
– Мир держится на простых вещах, – сказал князь в ту ночь своей младшей жене. – Одна из них: вор должен быть наказан за свое воровство.
– Но этот бедняга не крал ни золота, ни коня. Он…
– Он хотел украсть любовь моей дочери, что еще хуже.
– Но разве можно украсть…
– Еще одна простая вещь, на которой держится мир, – сказал князь и вошел в младшую жену столь резко, что та закусила губу. – Женщины должны меньше разговаривать и больше слушать своих мужей.
Соглашаясь с этой простой истиной, его младшая жена в ту ночь больше не проронила ни слова.
Утром же, когда князь вышел в сад, он увидел там человека, которому накануне перерезал горло.
– Ну что, князь? – спросил тот. – Ты закончил с проверками? Потому что вскоре я начну думать, что ты не просто жестокий и упрямый человек, ты еще и глупый человек.
– Я по крайней мере человек, – сказал князь, думая о том, что нынешнее утро выдалось на удивление прохладным, до дрожи. – А вот ты кто?
– Я Ка-Щи, – без тени бахвальства ответил стоящий под яблонями. – И я хочу взять в жену твою дочь.
– Ка-Щи, – повторил князь. – Таквот почему тогда ты не назвал свое имя.
