Королевство белок - Тулянская Юлия (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗
На широком челе Зорана лежала печать славы, а через плечо висел серый кот. Хозяин трактира на Колокольне – отец Плаксы Стина – стал угощать Зорана пивом. Трактирщику хотелось, чтобы Хромой Мясник немного посидел. Дармовой кувшин сейчас же окупился бы за счет желающих присесть за один стол со знаменитым силачом Богадельни. А одним кувшином дело не ограничилось. Хозяин велел подать и второй. От крепкого пива косматое лицо Зорана совсем подобрело.
– Зоран, пошли, а? Илла скажет, что ты зря раньше времени выпил, – Хассем подергал его за рукав.
Зоран послушно кивнул, осушил до дна последнюю кружку, сгреб своего кота и направился к выходу.
Отыскав укромное место в развалинах, они втроем уселись на землю. Зоран решил, что неплохо и впрямь немного проветриться, прежде чем возвращаться домой. Чтобы скоротать время, он начал рассказывать:
– Меня ранили в колено, и я остался хромым. В наемники или в охрану к купцам меня стали брать неохотно. Наемника ноги кормят, а я целый день идти наравне со всеми я не мог. Надо искать другой кусок хлеба.
Раз я пошел наниматься в купеческий обоз. Говорю: «Что вам за беда, если я иногда на краю телеги подъеду? Зато спросите у ребят, кто я такой!». В охране были мои знакомые. Они подтвердили: «Это Зоран, по прозванию Сокол. Это вправду славный боец». Я к тому времени успел обноситься, оголодать… Купцы морщатся, глядяна меня. Но взяли. И откуда ни возьмись приносит в обоз какого-то бродягу. Сложением похудее меня, но роста почти моего, волосы лохмами, подбородок выбрит, только уже опять начал зарастать. Он нанимается, а купцы ему отвечают: все, нам больше не нужно. Этот пес говорит: «Я сильнее ваших людей. Ставьте против меня любого. Если я одолею, то наймете вместо него меня».
Зоран нахмурился:
– Купцы этого обычая держатся. Им только на руку заменить того, кто слабее. А что будет с парнем, которого побьют, да еще он заработка лишится, – им наплевать! И показывают на меня: «Побей вот этого хромого!» Бродяга еще усмехается: как же, говорит, вы хромого взяли в обоз, мне стыдно драться с калекой! Я, право, от обиды чуть не заплакал. Отвечаю: «Ах, ты!.. Людей обижаешь, с которыми одним хлебом кормишься! В другой бы раз я тебя пощадил, а теперь не будет пощады!». И вышел против него.
…Зорана с чужаком обступили купцы и наемники. Зоран в кругу нагнул голову и поднял кулаки, тяжелые, как кузнечные кувалды. Чужак подпустил его ближе и осыпал целым градом молниеносных, почти невидимых глазу ударов, с удивлением ощущая, что они как бы скользят по подставленным рукам хромого, и нет никакой возможности попасть жестко. Зато Зоран прорвался к нему вплотную. Чужак вывернулся и отскочил, и на отходе получил такой удар, от которого зашатался. Вторым Зоран отправил его на землю.
Он сам остался на месте, терпеливо дожидаясь, поднимется противник или нет. В поединках не до смерти был обычай: лежачего не бить. Наемники радовались: «Молодец, Сокол!» Зоран не смотрел вокруг и не обращал внимания на крики. Чужак вскочил на ноги. Зоран уже решил, что неприятель против него слаб: подставился под кулак в первой же сшибке! Он почувствовал, что расслабился и подобрел. Уже думал, что угостит бродягу еще раза два, и тот сам поймет, что лучше больше не вставать.
Однако чужак распробовал, что перед ним умелый боец, и уже не шел на него так бесшабашно. Вскоре Зоран неуклюже упал на одно колено: он тоже пропустил несколько ощутимых ударов. Но тотчас же выпрямился, делая жесты товарищам: это, дескать, пустяки, я споткнулся на хромую ногу. Теперь оба бойца узнали друг другу цену.
Наемники давно не видали такого поединка. Кто побеждает, было не разобрать, и в толпе то поднимался гомон, то наступала тишина. Тогда слышно было, как топают по земле бойцы и даже как их кулаки рассекают воздух. Зоран дрался в сапогах, а бродяга был босой. Он пробовал пробивать ему быстрые и сокрушительные удары ступнями в голову и грудь. Зоран не уклонялся, а отводил удар, заставляя его скользнуть по плечу, или по руке, или по склоненному по-бычьи затылку. Сокол, судя по его защите, знал такую работу ногами, хоть сам так и не дрался. Зато чужак очень скоро почувствовал неприятную привычку Зорана бить носком сапога в голень, в колено, в подколенный сгиб, а, если доставал, расщедриться и на крепкий пинок в подреберье. «Хитрый старый кабан!» – чужак чувствовал в своем противнике какое-то непонятное ему мужицкое коварство, необъяснимое нарушение всех правил, из-за которого хромой и неторопливый Зоран заставлял его, быстрого и молодого, плясать под свою дудку.
И Зоран, и бродяга оба были в крови, и оба несколько раз оказывались на земле. Зоран лишь падал на колено, опираясь рукой о землю, и подымался. Но чужака он уже трижды валил с ног. Поединщики стали двигаться медленнее, и дыхание звучало сипло. Сокол с потным лицом, прилипшими ко лбу седеющими прядями время от времени встряхивал головой: у него была рассечена бровь, и кровь заливала левый глаз. Он и пропустил удар слева, под сердце, и руки у него начали опускаться. Чужак успел попасть в Зорана еще дважды. Ему чудилось, ход боя уже переломлен… Зоран вдруг тряхнул головой и зарычал – в небесах даже отозвалось эхо. Он рассвирепел и, пропуская удары, не чувствуя их, прорвался к своему неприятелю. Вблизи ему, тяжелому и сильному, было привольно.
– Ну я тебя!.. – услыхал над самым ухом чужак.
Он вскинул руки, не успевая отскочить перед этим безудержным натиском. Кулачище Зорана пробил подставленную защиту. Чужак больше не понимал, что происходит. Зоран, хрипя, без передышки вколачивал удар за ударом, сбил потрясенного неприятеля с ног плечом, точно в какой-нибудь кабацкой драке. Толпа раздалась: новым мощным ударом Зоран выбил бродягуза пределы круга. Оставшись в кругу один, он огляделся вокруг и свирепо фыркнул. Наемники наклонились над чужаком: им показалось, что Сокол в конце концов его убил. Зоран все еще сжимал кулаки, хрипло дышал и, чудилось, ждал нового соперника, который бы осмелился к нему подойти…
Зоран закончил рассказ и вздохнул. Энкино и Хассем молчали. У Энкино в пальцах замер стебель травы, который он зачем-то сорвал недавно.
Наконец он сказал:
– У одного древнего царя был девиз: «Грозный с сильными и кроткий со слабыми». Зоран, ты как тот царь…
Ирица и Берест сидели у реки вдвоем. Развалин Богадельни не было видно из-за густых кустов ивняка. Широкая река медленно плыла между покрытых зарослями берегов. Солнце садилось, но еще грело.
– Ну вот, теперь ты моя жена навек, до самого конца, – тихо говорил Берест.
Ирица чувствовала душу Береста так же ясно, как чувствовала лес, реку, рост деревьев и камышей, любую птицу в зарослях… Ей было тепло от его объятий.
Еще до полудня они спустились к реке и сели на берегу, постелив плащ. Ирица, обрадованная живой красотой прибрежного камыша, прислонилась головой к плечу Береста. Тот наклонился к ее лицу, касаясь губами ее губ. Ирица потянулась навстречу, ощущая, как их обоих подхватывает поток чувств, с которым оба не совладали.
– Ты моя, Ирица? – только успел спросить между поцелуями Берест, и Ирица успела ответить:
– Твоя!
Берест прижал Ирицу к себе с какой-то неистовой радостью. Только так он мог бы сейчас рассказать ей о своей любви и о том, почему нераздельны будут их судьбы, и почему им хорошо в этом мире. «Ты моя, а я твой», – говорили его объятия и до сих пор неизведанная Ирицей ласка…
Они надолго забыли обо всем мире – а когда снова вспомнили, у Ирицы мелькнула мысль: «Значит, я стала теперь человеческой женщиной?» Берест помог Ирице сесть и подал ленту, которая давно уже соскользнула с ее растрепавшихся волос. Он выглядел смущенным. Ирица встретила его виноватый взгляд сияющими глазами – и тогда Берест тоже улыбнулся. Они обнялись снова. Берест шепнул:
– Теперь ты моя, а я твой.
Иногда Ирица чувствовала себя одинокой. Зоран – тот везде провожал Иллу восхищенным взглядом, а Береста больше заботили насущные дела. Он не умел чувствовать ее душу, как она его, он думал, что и без того все идет ладно. Ирица грустила: ей казалось, он забывает о ней. Но сейчас Ирица с удивлением ощущала его непривычную покорность. Сердце Береста было открыто ей, как на ладони. От реки тянуло ветром. Берест прижал ее к себе крепче, чтобы согреть.
