Как пройти в Ётунхейм? (СИ) - Максимова Софья (книги хорошего качества .txt, .fb2) 📗
Ему пришлось посидеть минут десять на своем старом месте, чтобы понять, что это был не он. К счастью - ну не к сожалению же - не он. Он как будто снова прозрел, вернулся и ясный, не какой-то затуманенный, слух. Но кто же тогда бросился? Нильс тихонько напряг память, и начал припоминать: с безумным, срывающимся,криком «Избавлюсь от тебя, нахождение!» В воду сиганул Искатель, или брат Ательстан - как кому угодно. Минуту не всплывал, две не всплывал, пять не всплывал. Девушки же на камне больше не было. Может, и вправду бред и наваждение? Но почему тогда ему кажется, что даже если и так, но не бесовское? Кажется, потом Эрнст положил ему руку на плечо, довольно доброжелательно спросив: «Ждать смысла нет. Ты куда теперь?» - «Не знаю…»
Эрнст пошел назад, кажется, ну и хорошо. Удачи ему, как говорится, на всех путях его и дорогх. А Нильс, кажется, знает, что делать. Что бы там девица ни пела, он все равно поплывет, ведь не он тот рыцарь, когда он лишь только оруженосец. Осторожно он стал спускаться к воде за лодкой. Его-то никакая девица не ждет, а значчит, да откроется ему дорога в поход. Как он того и хотел. Правда, было как-то неуютно думать обо всем этом.
На плечи Эрнсту легли знакомые руки.
-Ну, Эрнст, кажется, свое дело мы сделали, - послышался за спиной голос Локи.
Парнишка был ему несказанно рад, но это не значит, что вопросы его после их встречи мигом улетучились.
-Ты откуда? Где был?
А это слишком долгая история, чтобы говорить тебе все прямо сейчас! К тому же, любопытство в твоем случае - не самое лучшее на свете качество, - насмешливо, шутовски произнес он.
Послышалось конское ржание.
-Постой-ка…
-Мы что, украдем чужую лошадь? - пришла первая, но оттого не менее дурацкая мысль.
-Была бы чужая, но нет! Вполне себе своя, по крайности - родная, из тысячи ржаний его узнаю, - искренне улыбнулся Локи, и Эрнсту больше не понадобилось никаких объяснений, - Донара должен быть неподалеку, так что лучше никуда не торопиться. В Асгарде кувалдой своей любимой нас захочет приложить, а тут чем - кулаком! Да, новый, лучший, или, по крайней мере - более интересный, мир появился, и появился давно, но вот только Донар остался Донаром, так что следовало торопиться.
4
-Марихен! Марихен! Все хорошо? Хоть это и идиотский вопрос, конечно.
Дело в том, что последнее, что почему-то было у Марии перед глазами было усмехающееся лицо Локи, а точнее то, как она его себе представляла. Теперь, когда она, сама до конца этого не осознавая, открывала глаза, оно плавно перетекло в лицо Вольфа.
-Расселась тут! У тебя же вторы ключи под ковриком в расколотой плитке, я и нашел - не хотел в звонок трезвонить, - он помог Марии подняться. - Без кофе дело не пойдет, верно?
-Верно, но я уж сама, - улыбнулась она, - а то вдвойне неловко. -Ловко, неловко, глупости все это! Расскажи лучше пока что произошло, а я уж, как Гай Юлий Цезарь буду и слушать тебя, и заниматься кофе. Уверен, что есть что рассказать о своей фантазии. Безо всякого меда поэзии поняла, что она у тебя ого-го и даже больше, надеюсь.
Мария помолчала, сказала через минуту только:
-Долго рассказывать, так что не перебивай, и…
-Да уж постараюсь, - на лице его появилась блудливая улыбка, - а что? Есть и дополнительное условие?
-Есть. - Мария замялась.- можно я буду называть тебя в шутку Лодуром? Изредка,- уточнила она, видя как друг ее улыбнулся на этот раз вовсе искренне.
Легенда четвертая, на легенду не похожая
1
Мидгард, 1197 год
Николаус медленно открыл левый глаз. Вспомнить, что было еще минуту... Или не минуту, а целый час? Или полдня? В полуоткрытый глаз лился яркий свет, за которым что-то вырисовывалось: дерево или просто в глазах так рябит? Где-то поблизости раздался кашель, и Николаус хотел было по привычке подскочить, но вскоре лежал, распластанный на земле, с новой рябью в теперь уже открытых глазах. Когда перед ним предстало серое небо с облаками тоном светлее во всей соей непривычной, режущей глаз четкостью, он мигом, как слишком тяжелый мешок, который перекатывают, вместо того, чтобы нести, перевернулся на бок, и чуть снова не плюхнулся на спину. Здесь были люди. А точнее, люди, которых он ни разу раньше не видел. Не мог он раньше встречать этого патлатого парня, сидящего поодаль и смотрящего куда-то в сторону на шумящую черную и блестящую воду. Позади послышались шаги: сначала только быстрые и тяжелые, но потом Николас расслышал и легкие, не очень торопливые.
Что-то подсказало ему, что лучше не шевелиться и не поворачиваться. А что, если это те, чьи лица будет последним, что он увидит в этой жизни? Зачем, непонятно. Ничего с собой у него теперь уж точно нет... Или было, но откуда? Мысль о том, что не следовало тогда совать нос ни в чье дело, спустя столько времени наконец посетила его голову, но тут же упорхнула, уступив место чистейшему страху, пригвоздившему его к земле. Патлатый головы не поворачивал, сидел, будто все так, как и должно быть, будто думал о чем-то настолько важном, что ничего вокруг не было, кроме, может, этой шумной мутной жидкости, которую принято называт водой даже в таком состоянии. На какой-то миг Николаусу почудилось, что юноша этот не живой, и это было последнее, о чем он подумал, преждке чем услышал за спиной женский голос, заявивший:
- Так-то он смотрит... Эй! ты там живой?
Патлатый повернулся. Сначала на его лице читалось неподдельное раздражение, затем он направил взгляд куда то в сторону, но все еще куда-то за Николауса, тут же будто просияв и виновато улыбнулся. Его взгляд опустился немного вниз и Николаус, боясь двинуться, уставился в его то ли карие, то ли серые, то ли зеленые, немного усталые глаза. Было неплохо видно, как эти самые глаза немного расширились и как патлатый нервно сглотнул.
- Чисто две рыбы на берегу, - заметил все тот же женский голос. А ты-то что молчишь, причина проклятий.
- А самому интересно, кто первый хоть что-то скажет. Ждать не люблю, а тут даже я не против!
Уши патлатого покраснели.
- И ты туда же!
- Спокойно, Мондхен, здесь лежит живой человек, который наверняка не очень понимает, как он здесь оказался и что за дураки тут стоят, поэтому...
- Первое я прекрасно знаю, - раздраженно буркнул наполовину растерянный, наполовину рассвирепевший Николаус, - а вот что за дураки тут стоят, - он резко повернулся, желая посмотреть на того, кто его разговорил, а еще заметить, что ему и дела нет до того, кто и этот болтун, и та женщина, и парень которого прозвали за что-то Лунишкой(т.е. маленькой Луной).
Не получилось. Не вышло потому, что он понял, кто был тогда на непонятно как держащейся на воде лодочке, вся плававшей у корабля, когда уже потемнело небо и начался шторм. Он прекрасно помнил, как сквозь брызги он каким-то чудом углядел две фигуры: одну женскую, но немного грубоватую, и другую - с прилипшими на лоб и закрывшими лицо кудрями, в мужской одежде, но кто это: мужчина или все-таки женщина, он разобрать не смог. И теперь он видел, что это они. Они мотались вокруг, а когда судьба корабля была предрешена, и все молились, готовясь к скорой смерти, они все так же удерживались на волнах, будто ничего не происходило. Причина этому могла быть всего одна. Только было готовый наградить всю эту компанию колкостью, он потянулся к шее за кипарисовым крестиком, полученным совершенно недавно, чтобы, зажмурив глаза, шепча странную смесь из pater noster, signum crusis, confiteor (на всякий случай: вдруг согрешил особенно сильно, а покаяться забыл, и именно за это ему это все и выпало. Хотя что это он: то, с чего все это началось, и было его грехом!) и еще много чего, что он прилежно выучил и отлично знал наизусть, но то, что это конкретно значит на немецком, правда, не знал. Вокруг что-то прошуршало, и настала тишина. Минуты три он лежал с нарочито зажмуренными глазами, но наконец вновь открыл их. Перед ним спокойно сидел патлатый, ухмыляясь в песочного цвета пушок над верхней губой. Первое, о чем подумал Николаус, это насколько же такое выражение юноше не подходит, но только на секунду, в следующий же момент его сковал страх, и отступил он только тогда, когда в голову нечаяно ударила мысль: те двое ведь исчезли, а значит...
