Тревожный Саббат (СИ) - Воронина Алина (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
— Что же произошло в твоей жизни? Что сделало такой счастливой? Как ты нашла… свой Шаолинь? Ответь!
— Я увидела тот ужас, который может перенести не каждый человек. Ужас материальный — разрушение целого живого города и ужас сверхъестественный — вид мертвого города на дне водохранилища.
И этот кошмар помог мне осознать свою жизнь. И понять, что Ёрш любит меня. Тогда-то мне открылся мой Шаолинь, мое жизненное предназначение.
— Не хочу страдать, — грустно сказала Ким.
— Так и я здесь для того, чтобы оградить тебя от страданий. Защитить от Саббата, который вот-вот наступит. Пожалуйста, уходи от фаерщиков. Забудь их. Таких коллективов много, если ты так уж нуждаешься в огне.
— Но ни в одном нет ведьмочки Ингрид, чайного мастера Чайны и загадочного удивительного Асмодея.
— Так вот где собака зарыта! — всплеснула руками Иней. — Прав был Ёрш. Тебе нравится Заратустра. Но…Лучше не привязываться к нему.
— Мне не может никто нравиться, я ж роботетка. — зло сказала Ким. — Но спасибо за предупреждение. Теперь я точно не уйду. Буду наблюдать, кто ж хочет мне зла.
Несколько минут они молчали. Ким напряженно, сжав кулаки. Иней — расслабленно, любуясь рекой и закатом.
— Я не знаю, что тебе еще сказать, — выдохнула Ким.
— И я не знаю, что тебе сказать. Потому что ты не хочешь слушать, — грустно улыбнулась Иней. — Мне остается лишь пожелать тебе удачи. Но помни: я на твоей стороне.
Девушки посмотрели друг на друга, и у них потеплело на душе.
В ту ночь Ким легла спать умиротворенной, а Иней — грустной и обеспокоенной.
Ингрид же крутила веера у себя дома. Она любила тренироваться по ночам. Кроме того, большинство собраний ведьм проходило в темное время суток при растущей луне. Вот и в ту ночь, вернувшись с шабаша, переполненная энергией, фаерщица не могла спать.
Она выписывала веерами изящные волны, мельницы, кроссеры и думала почему-то о Чайне и Ким. Могли бы они полюбить друг друга?
Чайна чтит тело. Его стихия — крепкие объятья, баня, бокс. Прыгнуть в прорубь морозным утром. Весь день бродить по лесу, собирая целебные травы. На его груди — татуировка с деревом Иггдрасиль. У фаерщика колючий взгляд, который теплеет, когда он пьет чай или смотрит на Ким. Много дерется, участвовал в боях без правил. Чайна всегда идет до конца, верит в огонь и единство группы. Плетет ловцы снов. Шаман.
Ким отрицает тело. Вне работы носит свободную одежду, ест очень мало, сидит на жестких стульях. Лишь она может удержаться на кресле мазохиста в колл-центре — любой человек, севший на него, падал. В то же время Ким спортивна и вынослива. Под мешковатой одеждой скрывается крепкое тело с выраженными мускулами. Она фантастически ловкая и имеет верный глаз. Ким каждый день бегает по двенадцать километров от работы до дома. Ким — трудолюбива и усидчива. Но при этом презирает коллег и считает их недалекими, а себя — особенной. Кажется, будто бы никого не любит, даже маму и бабушку. Лишь к Еретику испытывает какие-то проблески симпатии. Но недавно что-то изменилось. Ким оттаяла и поглядывает на Заратустру, пытаясь поймать его улыбку.
«Нет, ничего у них не сложится», — с грустью подумала Ингрид.
Следующая тренировка фаерщиков прошла оживленно. Казалось, они, наконец-то, стали единым коллективом и понимали друг друга без слов. Асмодей и Чайна, обладавшие прекрасным вкусом, подобрали разнообразную музыку для номеров. Ингрид отвечала за костюмы и хореографию, а Ким вернулась к своей цирковой форме, которую, казалось бы, утратила много лет назад.
Она вступила на Путь Огня и стала настоящей артисткой. Асмодей и Чайна не уставали восхищаться ее искусством, и даже Ингрид выдавливала сдержанные похвалы.
Фаерщики сбавили обороты на тренировке, и все чаще останавливались, чтобы посмеяться и попить чаю. В этот раз Чайна потчевал их восьмилетним Дворцовым пуэром. И у всех развязался язык: молодые люди вспоминали прошлые выступления и фестивали, грезили о будущих заказах и гонорарах.
И, наверное, простое человеческое общение расслабило Ким, лишило всегдашней настороженности и недоверчивости. Она вдруг забыла о Ницшеанце и грядущем Тревожном Саббате. Когда Асмодей пригласил ее после тренировки прогуляться в лес, девушка с радостью согласилась.
Но едва фаерщик развел костер, Ким напряглась:
— Ты собираешься остаться здесь надолго?
— Нет, всего лишь немного поколдовать, — пожал плечами парень.
— Колдовать? Вообще-то я обещала Инне не участвовать ни в каких обрядах. Почти поклялась, что буду держаться подальше от потустороннего.
— Я и не настаиваю. Просто хочу, чтобы ты была рядом. Ничего плохого не случится.
Ким покраснела от удовольствия:
— Приятно, что ты настолько мне доверяешь.
— Конечно, ведь мы — друзья. И могли бы быть кем-то большим, если бы между нами не стояли призраки.
Ким не понимала, шутит он или всерьез. И усмехнулась, стараясь заглушить огонь в груди:
— Не только призраки, но и Еретик — мужчина из плоти и крови. А ты, насколько знаю, влюблен в неземную Инну?
— Да помню я про Еретика, — отмахнулся Асмодей, проигнорировав слова об Инне. — И наслышан о ваших так называемых отношениях. Дурень он малолетний, вот кто. Это ж надо так девушку заморозить, чтобы она шарахалась от малейшего проявления доброты.
— Я его не виню ни в чем, — быстро сказала Ким. — И хватит, давай закроем тему.
— Давай. Но есть и другая сторона правды: девушка, влюбленная в призрака, — в глазах фаерщика замерцали отблески огня. — Поверь, каждый раз, когда я сижу в одиночестве в бабушкином доме, я жду, что ты постучишь в дверь, а я открою… Ладно, перейдем к делу. Я нашел кое-какие старинные заклинания и собираюсь вызвать Заратустру.
— Но зачем? Ты одержим этим долбанным кладом!
— Дело не в деньгах. Я совет хочу от великого перса.
— О том, как найти свой Шаолинь?
— Нет… Я давно не верю в эти сказки. Но иногда я не знаю, как мне жить дальше. Я боюсь, что погибну, и никто не вспомнит, что землю топтал. У тебя бывает такое?
— Наверное, нет. Я всегда была слишком озабочена практическими вещами — как заработать денег и вылечить Еретика. Затем встретила Ницшеанца и… тем более стало не до философских исканий. Сначала тряслась от ужаса, а теперь даже рада, что очнулась от многолетнего сна.
— Подержишь куб?
— Что это? — руки Ким гладили отполированную поверхность?
— Прообраз древней святыни — Каабы, храма огня. Это поможет призвать Заратустру и услышать его тихий голос.
— Ни за что! — Ким отпрянула. — Я же не участвую в обрядах.
Асмодей хмыкнул:
— Трусиха… Но покрутить стаффы тебя не затруднит?
Ким кивнула и неохотно зажгла огонь. Вяло сделала несколько движений.
Фаерщик что-то бормотал себе под нос и крутил в руках куб.
Ким закружилась на месте, вдруг почувствовав вибрацию на кончиках пальцев. Ее тело было похоже на натянутую тетиву… А затем вдруг отказалось повиноваться. Ким рухнула на колени.
В нее будто бы вселилась потусторонняя сущность, стерев прежнюю личность.
— Калбым Янгын Йари. Огонь в моем сердце. Пусть он сожжет меня, если я не достоин знать правду, — нараспев произнесла фаерщица.
— Зороастра ждем, огненная постель уже готова, а жена стоит и смеется, — вторил ей Асмодей. — Взываем к стихии астрального мира. Приди к нам, Зороастр, из рек и озер, из пещер и пустынь, из морей и холмов. Наш дорогой перс с лукавыми… Ааа, Ким! Черт бы тебя побрал!
Фаерщик отскочил от своей помощницы и швырнул деревянный куб в огонь. Ким больше не было. Перед ним стоял невысокий мужик в хламиде с черной окладистой бородой.
— Постель готова, а стол накрыт? — его голос звучал как будто бы из телефонной трубки во время междугороднего разговора.
— Твою ж мать … Где Ким?
— А вот здесь? — Заратустра, если это был он, показал на свой живот. — Я ее съел, ведь ты же мне не накрыл стол, мальчишка!
Асмодей смотрел в огонь, не в силах выдержать взгляд древнего божества.
