Экзорцист: Проклятый металл. Жнец. Мор. Осквернитель - Корнев Павел Николаевич (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
– Да, со второго этажа.
– Ори, Гастон, – обернулся я к охранникам, – дуйте на улицу. Кто будет входить или выходить, вяжите по-тихому.
– Только без смертоубийства! – взмолился хозяин.
– Ну-ка цыц! – оборвал я причитания дядьки и потянул его из-за стойки. – Идем, проводишь.
– Как скажете, как скажете…
– Выглядит постоялец как? – спросил я, первым поднимаясь по скрипучей лестнице.
– Да как он выглядит? – озадачился дядька. – Обычно выглядит. Я и видел-то его всего раз, плату за постой он в комнате на столе оставляет.
– Убирают там часто? Может, кто из поломоек видел?
– Никто не видел, – поник хозяин. – Я их сам запускал и всегда стучал предварительно. Пару раз он велел позже зайти, а обычно никого не было.
– Лет на вид сколько?
– Полсотни, не меньше. Но жилистый, подтянутый. Такие обычно долго не стареют.
– Местный или приезжий?
– Акцент был, – припомнил хозяин. – Какой – не скажу. Не разобрался.
– Бритый или с бородой?
– Усатый. Усы длинные, седые. А лица толком не разглядел, он, как нарочно, шляпу не снимал.
– Высокий?
– Пониже вашей милости.
– Ходил к нему кто?
– Да разве за ними углядишь? С улицы же все…
Мы остановились перед внутренней дверью апартаментов, и я распорядился:
– Открывай.
Хозяин отыскал нужный ключ, провернул его в замочной скважине и поспешно подался в сторону. Я высвободил вложенный в трость клинок, распахнул дверь и проскользнул внутрь.
Коридор, кухонька, спальня – пусто!
В занавешенной пологом кладовке тоже никто не прятался, поэтому я вернулся к хозяину и потребовал ключ.
– Плата вперед внесена? – спросил у него.
– Две декады еще оплачено.
– Кому хоть слово шепнешь – удавлю. И чтоб духу твоего здесь это время не было! – предупредил я дядьку, захлопнул дверь и задвинул засов. Потом выглянул на уличную лестницу, перегнулся через невысокие перила и спросил у настороженно задравших головы парней: – Нормально все?
– Да, мастер, – подтвердил Ори, поигрывая короткой дубинкой.
Гастон, на кулаке которого блестела медью полоса кастета, промолчал.
– Поаккуратней, – попросил я и напомнил: – Постоялец живым нужен. Его гости тоже.
Солнце к этому времени давно скрылось за островерхими крышами домов, на город накатили серые летние сумерки, а по глухим переулкам и вовсе начинали расползаться непроглядные ночные тени, поэтому, когда я вернулся в спальню, то первым делом запалил стоявшую на скособоченном столе лампу. После прошелся по комнате, пытаясь понять, что собой представляет постоялец, но впустую: тот, такое впечатление, здесь и не жил вовсе.
Осмотр кухоньки ситуацию нисколько не прояснил. Никаких крошек, никаких объедков и грязной посуды. Одна лишь пыль кругом да редкие отметины бутылочных донышек на разделочном столе.
В кладовке, увы, тоже ничего интересного не обнаружилось. Три комплекта поношенного платья, пара шляп, стоптанные ботинки, латаные сапоги. Стопка перетянутых шпагатом книг по истории Святых Земель, пустой дорожный сундук и кожаный саквояж, давно потерявший форму, будто не раз и не два служил нерачительному хозяину стулом. Внутри лишь дорожный письменный набор.
И все это столь неприметное на вид, что выбору постояльца оставалось только поаплодировать.
Кого он изображал? Мелкого чинушу, писаря, репетитора?
Скорее последнее – подборка учебников по истории здесь точно неспроста.
Я снял с вешалки ближайшее одеяние, примерил на себя и прикинул, что постоялец и в самом деле на ладонь пониже меня.
Вот только усатых и невысоких господ в Акрае пруд пруди; требовалась зацепка посерьезней. Не было у меня надежды, что этот делец на проваленную явку вернется, ни на грош не было.
Обшарив карманы всего платья и разжившись лишь пригоршней мелочи, я вернулся в комнату и уселся в продавленное кресло.
Что же побудило моего неведомого оппонента снять именно эти апартаменты? К гадалке не ходи, он, как человек вдумчивый, выбор свой сделал вовсе не наобум.
Но, если здесь не жить, зачем тогда платить за эдакие хоромы? С подельниками и в кабаке встречаться можно, какой резон деньгами сорить?
Отдельный вход, нелюбопытный хозяин и ко всякому привычная публика – это немало, но только ли в этом дело? Или его интересовал «Гнутый вертел» сам по себе?
Я припомнил отметины от бутылочных донышек на кухонном столе и решил, что постоялец не дурак выпить. И употреблял не местное пойло, а нормальное вино, купленное в городе, и значит, стоит проверить ближайшие винные лавки из числа приличных. Благо таких в округе раз-два и обчелся.
И опять же – где выпивка, там и девки. Выходит, надо поинтересоваться у обитательниц здешних мансард насчет усатого господина с татуировкой наемника. Вдруг да сболтнул чего лишнего под хмельком.
Решив проверить это предположение, я поднялся задуть лампу и вдруг обратил внимание, что пыли на столешнице куда меньше, чем где бы то ни было в комнате.
С чего бы это?
Тут я вспомнил о кладовке, сходил туда и вернулся с перевязанной шпагатом стопкой книг в одной руке и саквояжем в другой. Кинул потрепанные томики на кровать, расстегнул ремни сумки и куда внимательней, чем прежде, изучил дорожный письменный набор. В деревянном ящичке обнаружились бутылочка чернил, набор перьев, маленький ножичек и свернутые в трубочку листы писчей бумаги.
Быть может, постоялец кому-то отправлял донесения? Что, если его акцент вовсе не был маскировкой? Этот выродок ведь не обычных головорезов нанял, он драгарнского фехтовальщика со мной разобраться подрядил.
Неужто я тамошней разведке дорогу перебежал?
Или совпадение? Как ни крути, из местного жулья мало кто за подобный заказ возьмется. Разве что самые отчаянные, точнее – отчаявшиеся. Люди разумные эдакое предложение даже от хорошего знакомого провокацией сочтут. Неминуемо бы о странном заказе слушок гулять пошел.
Но не пошел. Иначе шепнули бы, предупредили.
Выходит, либо нет у постояльца нужных связей на городском дне, либо он проявил благоразумие и знакомых лиходеев в столь щепетильном деле задействовать не стал.
Вновь полная неопределенность.
Перочинным ножичком из письменного набора я перерезал стягивавший стопку книг шпагат, отложил в сторону «Собрание исторических летописей от основания Акраи и до наших дней», повертел в руках «Полный генеалогический справочник Стильга» и кинул его туда же. А вот следующий томик привлек мое внимание на редкость растрепанным обрезом пожелтевших страниц.
Зачем же так зачитывать банальное и давно уже неактуальное сочинение «Становление Пакта как союза вольных городов»? Уж не использовалась ли эта книга для шифрования?
Взяв томик за корешок, я перевернул его, позволив страницам распахнуться самостоятельно, и озадаченно уставился на ровные, выведенные рукой опытного переписчика строчки.
«Есть Свет, есть Тьма и есть Бездна, что разделяет эти начала и не дает Тьме поглотить Свет, а Свету рассеять Тьму. И мир наш существует лишь до тех пор, пока сохраняется такое положение вещей. Как Свет гаснет в Пустоте, так и Тьма растворяется там.
Именно это обрекает жалкие потуги чернокнижников на неудачу, их извращенное сознание просто не способно вместить в себя столько потустороннего, чтобы преодолеть законы мироздания и открыть врата Тьме. Но родится однажды человек, способный не заблудиться в Бездне и не сгореть в безжалостном пламени Извечной Тьмы. И станет он проводником Смерти, и получит невероятное могущество, и послужит причиной гибели нашего мира.
И восстанут из могил мертвые, и станут ходить меж людей исторгнутые Пустотой бесы. И польется кровь, и будет литься она три декады и три дня, а после упадет с черных небес безжалостное пламя и сгорят города большие и малые, и смоют их прах нахлынувшие на землю волны морские. И не уцелеет никто».
Чтоб меня разорвало! Да это ведь «Пришествие Извечной Тьмы» преподобного Модеста Оражского! Списки этого труда – вещь не самая распространенная, даже в спецхранилище столичного монастыря Всех Святых его нет.
